Сауптикапарва (Книга о нападении на спящих воинов)

Махабхарата

Сауптикапарва (Книга о нападении на спящих воинов)

От переводчиков

Комментированный перевод с санскрита на русский язык двух книг «Махабхараты» — десятой: «Сауптикапарва» («Об избиении спящих воинов») и одиннадцатой: «Стрипарва» (« О женах») — является частью работы современных ученых-индологов всего мира над исследованием великой древнеиндийской эпопеи, основополагающего памятника традиционной культуры Индии, воплотившего ее высшие эстетические, религиозные и нравственные ценности. «М ахабхарата» имеет исключительное значение как для изучения богатейшего культурного наследия Индии, так и для сравнительного эпосоведения.

В X и XI книгах «Махабхараты» описываются события, происходящие сразу после окончания великой битвы народов всего Индийского субконтинента (объединившихся под знаменами двух соперничающих родственных групп: Пандавов и кауравов) на Поле Куру (Курукшетре). При этом, в силу характерной для индийского эпоса многоплановости содержания, изложение событийной канвы дано на фоне мифа и ритуала, постоянно подвергается религиозному осмыслению.

«Махабхарата» принадлежит к числу классических эпопей древности, дошедших до нас в книжной форме, но сложившихся на основе устной эпической традиции. Эстетика и поэтика устного эпоса (а также классических эпопей) в корне отличны от литературных норм, выработанных книжной, индивидуально-авторской поэзией и единственно понятных современному человеку. Для того чтобы хоть несколько компенсировать читателю неизбежные потери в силе восприятия (в сравнении с восприятием эпоса современной его созданию древней аудиторией), нам пришлось уделить особое внимание принципам перевода древнеиндийской эпической поэзии. Как и в предыдущих подготовленных нами изданиях (Махабхарата: Книга третья. Араньякапарва [Лесная]. М ., 1987: Махабхарата: Книга восьмая. Карнапарва [О Карне]. М. 1990), стихотворный эпический текст передается современной русской литературной прозой с некоторой долей архаизации (в выборе лексики, инверсионном порядке слов и т. д.) и сохранением непереводимых санскритских терминов. Стиль эпического повествования высокоэкспрессивен, при том, что описание облика персонажей, их действий, художественных средств, и на первом месте среди них — постоянные, т. е. закрепленные за определенным образом, формульные эпитет, сравнение и метафора, которые принадлежат к числу важнейших приемов поэтической техники. Стилевые повторы — одно из свидетельств устно-фольклорного генезиса индийского эпоса — накладывают известные ограничения на переводчика, вынужденного, в целях наиболее приближенного воспроизведения стилистики памятника, следовать при переводе указанной тенденции. При определенных потерях в том, что касается ритмического строя текста, главной задачей его прозаического перевода средствами русского литературного языка является адекватная передача смысла каждого отдельного стиха в связи со смыслом общеэпического контекста. В основном соблюдается соответствие санскритского предложения (стиха-шлоки) русскому. Деление на композиционные единицы — сказания — производится согласно подлиннику — критическому изданию санскритского текста (The Sauptikaparvan, being the tenth book of the Mahabharata, the Great Epic of India. For the first time critically edited by Hari Damodar Velankar. Poona, 1948; The Striparvan, being the eleventh book of the Mahabharata, the Great Epic of India. For the first time critically edited by Vasudev Gopal Paranjpe. Poona, 1956).

В соответствии с ранее выработанной переводчиками методикой перевод сопровождается необходимым для его истолкования научным комментарием, учитывающим, по возможности, весь спектр современной исследовательской литературы. Состав комментария и характер справочных статей в известной мере определяются, как и в прежних наших изданиях, спецификой содержания данных книг, которое чрезвычайно богато, помимо мифологических, также и этнографическими, историко-культурными данными. Комментированный перевод «Сауптикапарвы» и «Стрипарвы» сопровождается также исследовательскими статьям и, впервые в мировой науке вводящими в научный оборот репрезентативный материал, необходимый для изучения с позиций современной фольклористики актуальных проблем эпосоведения и, в частности, особенностей мировоззренческого содержания древнеиндийского эпоса как памятника мирового эпического фольклора.

Настоящее издание содержит также три указател я (имен эпических и мифологических персонажей; географических и этнических названий; предметов и терминов), дающие отсылки и к тексту перевода, и к комментарию

В Приложении помещен перевод фрагмента «Плача Гандхари» из «Стрипарвы», выполненный в 1950-х годах Ниной Владиславовной Лобановой и лишь недавно извлеченный из домашнего архива. Его публикация имеет целью засвидетельствовать значительную роль, сыгранную этим талантливым, но не реализовавшим все свои возможности индологом в становлении традиции перевода древнеиндийского эпоса на русский язык — традиции, нашедшей также выражение в трудах работавшего в Ашхабаде ученого-подвижника акад. Б. Л. Смирнова и по мере сил продолжаемой авторами этих строк

Махабхарата

Сауптикапарва (Книга о нападении на спящих воинов)

Главы 1-9

Сказание об избиении спящих

ГЛАВА 1

Санджая¹ сказал:

В предзакатный час те герои², шедшие вместе, обратив свои лица к югу, приблизились к лагерю (Пандавов³). Страх обуял их; спешно отпустили они коней на волю и осторожно углубились в глухие заросли. Исколотые (в сражении) острым оружием, сплошь покрытые ранами и шрамами, остановились они неподалеку от места расположения (вражеской) рати. Испуская тяжкие, жаркие вздохи, с мыслями о Пандавах, вслушивались они в грозные кличи победоносных Пандавов. Но вот, опасаясь преследования, вновь поспешили они в путь, обратившись лицами на восток. Спустя мухурту⁴ пути кони их притомились, жажда одолела (героев), иссякло терпение у мощнолуких воинов, гнев и неистовство охватили их, и, снедаемые отчаянием из-за гибели царя⁵, решили они остановиться на некоторое время.

Дхритараштра⁶ сказал:

Невозможно поверить в содеянное Бхимой⁷, о Санджая: сын мой, что силою равен был десяти тысячам слонов, сражен! Неуязвимый для всех живущих, крепкий телом подобно ваджре⁸, юный сын мой нал в битве с Пандавами, о Санджая! Было предрешено, о Гавальгани⁹, что не смогут одолеть его люди, но встретился сын мой в бою с Партхами¹⁰ и вот — сражен! Видно, железным стало сердце мое, о Санджая, раз при вести о гибели ста моих сыновей оно не разорвалось на тысячу частей. Что ж будет с нами, двумя престарелыми супругами, раз сыновья наши убиты?! Ведь я не снесу жизни во владениях Пандавеи¹¹. Являясь отцом царя, сам я ведь тоже царь, о Санджая, так как же я стану, превратившись в слугу, жить по указке Пандавеи! Повелевая всей землей и стоя на главе ее¹², как же теперь я буду существовать, о Санджая, навек превратившись в слугу! Разве смогу я слушать речи Бхимы¹³, о Санджая, который один полностью истребил сто моих сыновей! Сбылись слова великого духом Видуры, те слова, которым не внял сын мой¹⁴, б Санджая! Что же предприняли Критаварман, Крипа и Драуни¹⁵, когда злодейски убит был сын мой Дурьодхана¹⁶, о друг мой Санджая?

Санджая сказал:

Итак, о царь, уйдя не слишком далеко, твои (сподвижники) остановились, и взорам их открылся страшный лес, полный лиан и различных деревьев. И вот, передохнув мухурту, меж тем как их отборнейшие кони напились воды, в час солнечного заката вошли они в глубь того огромного леса, населенного сонмищами разных зверей, обильного разными птицами, поросшего разными деревьями и лианами, кишевшего разными змеями, изобиловавшего разными водоемами, украшенного прудами, покрытого сотнями лотосовых озер, богатого синими лотосами. Вступив в тот грозный лес, огляделись они по сторонам и увидели баньян, укрытый тысячами ветвей. Приблизившись к баньяну, великоколесничные воины, лучшие из людей, осмотрели, о царь, лучшего из лесных властелинов. Сошли они с колесниц, распрягли коней, совершили, как полагается, очищение водой и сотворили вечернюю молитву, о могучий! И когда Творящий день¹⁷ достиг Асты¹⁸, лучшей из гор, настала ночь, зиждительница всего мира¹⁹. Словно бы засветилось повсюду прекрасное одеяние небес, украшенное россыпями звезд, созвездий, планет. Понемногу начинали сновать ночные твари, дневные же погружались в сон. Ужасен был крик существ, бродящих в ночи, хищники ликовали — наступала страшная ночь.

В грозную пасть ночи и угодили вместе Критаварман, Крипа и Драуни, обуянные горем от (случившихся) бед. Сидели они под сенью баньяна, предаваясь тоске по тому самому поводу — погибели, настигшей куру²⁰ и Пандавов. И тут дремой сковало их члены, и, охваченные тяжкой усталостью, израненные всевозможными стрелами, улеглись они прямо на землю. Сон овладел Крипой и Бходжей²¹, обоими великоколесничными воинами, достойными счастья, а горя не заслужившими; лежа на голой земле, заснули они, о великий царь, сломленные усталостью и отчаянием. Один лишь сын Дроны²², о бхарата²³, оставаясь во власти гнева, неистовства, был не в силах заснуть и вздыхал, точно змей. Неспособный уснуть, сжигаемый безмерной яростью, оглядывав он, мощнорукий, тот грозный видом лес и, осматривая лесную окраину, населенную разнообразными тварями, заметил, что баньян кишит воронами. Тысячи ворон, растворившись в ночи, сладко спали, о Кауравья²⁴, беспомощные поодиночке. Меж тем как вороны мирно спали повсюду, он увидел появившуюся внезапно сову, страшную обличьем, огромную телом, медно-коричневую, с рыжими глазами, длиннющим клювом и когтями, громко ухающую, быструю, точно Супарна²⁵. И вот эта птица глухо вскрикнула и, словно бы распластавшись, кинулась на ветвь баньяна, о бхарата! Опустившись на ветвь Антакой²⁶ для ворон, птица принялась истреблять их, спящих, во множестве. Лапами, как оружием, она отрывала крылья одним, отсекала головы другим, ломала ноги третьим. Вмиг перебила она, могучая, тех, что попались ей на глаза, так что останками их было усеяно все пространство вокруг баньяна, о владыка народов! Истребив ворон, сова преисполнилась ликования: сокрушительница врагов, она покарала недругов, как задумала.

Наблюдая то вероломное деяние, сотворенное совою в ночи, Драуни в одиночестве предался размышлениям, склоняясь к мысли совершить то же самое. «Этой птицей в побоище мне преподан урок. По моему разумению, пробил час истребления недругов. Ныне я оказался не в силах уничтожить решительных Пандавов, могучих воителей, вершащих теперь торжество; они достигли своей цели, а ведь в присутствии царя я обещал их уничтожить! Воину, когда он оказался в губительном для себя положении, подобно мотыльку, попавшему в огонь, воистину грозит погибель, нет сомнения! Тогда хитростью можно добиться успеха и (учинить) великое истребление недругов. И тут пользе сомнительной большинство тех, что искушены в науке о пользе²⁷, предпочтут пользу несомненную. И как бы ни было то порицаемо, осуждаемо, проклинаемо миром, так и следует поступать человеку, вершащему дхарму кшатрия²⁸. На каждом шагу несовершенные духом Пандавы прибегали ко всевозможным вероломным поступкам, что порицаются и проклинаются. По этому поводу известны два стиха, пропетые некогда теми, что размышляют о дхарме и, взыскуя справедливости во имя истины, истину эту провидят: "Войско врага надлежит сокрушать его недругу даже тогда, когда устало оно и разбито, или вкушает пищу, отступает или находится в своем лагере, будь это войско настигнуто сном среди ночи или главу потеряло убитым, даже если оружие у него разбито или расколото оно надвое"».

Вот так сын Дроны пламенный вознамерился умертвить в побоище спящих Пандавов вместе с панчалами²⁹. Укрепившись в жестоком своем намерении, поразмыслив минуту-другую, он разбудил спавших — дядю своего (Крипу) и Бходжу. Но те не нашлись, что ответить, и тогда, смутившись, он задумался на какое-то время, а затем, содрогаясь от плача, проговорил: «Царь Дурьодхана многосильный, единственный в своем могуществе, тот, ради которого мы и ввязались в распрю с Пандавами, убит! Оказавшись в бою один против многих ничтожеств, воистину отважный предводитель одиннадцати ратей, был он сражен Бхимасеной. Низким Врикодарой³⁰ совершено жестокое злодеяние, когда пнул он ногой его голову, над которой был совершен обряд помазания на царство! Кричали тогда панчалы, вопили и смеялись, ликуя, дули в сотни боевых раковин, били в барабаны. Громкий устрашающий рев вадитр³¹, смешиваясь со звуками раковин, словно бы заполнил собою стороны света, разносимый ветром. Ржали кони, ревели слоны, слышались оглушительные львиные кличи героев. Рождаясь в восточной стороне, раздавались вздымающие (от ужаса) волоски на теле, звучные возгласы ликования, сопровождаемые грохотом колесничных ободов. После того, как Пандавы учинили такое избиение соратников Дхритараштры, в великом побоище нас уцелело лишь трое. Те, что мощью были подобны тысячам слонов, искусно владея любым оружием, сокрушены сыновьями Панду³², — я усматриваю в том превратность Времени³³. Воистину, так теперь и должно произойти (как я надумал) из-за того (их) деяния, таков (неминуемый) исход его, хотя совершилось (тогда) такое, что было (другим) совершить не под силу. И если не застлало вам разум ослеплением, скажите же, что может быть лучше для нас, когда (перед нами) стоит столь великая цель?!»

Такова в «Книге об избиений спящих воинов» великой «Махабхараты» первая глава.

ГЛАВА 2

Крипа сказал:

Все выслушал я, о могучий, ты имеешь причины так говорить. Услышь же теперь, о мощнорукий, что я скажу. Все люди подчинены двум воздействиям — судьбы и собственных усилий, и нет ничего выше тех двух³⁴. Успеха в делах невозможно достичь благодаря одной лишь судьбе, о достойнейший, или же только одними своими усилиями: успех — в соединении их обоих. Все устремления, как низкие, так и высокие, подчиненные этим двум, всякий раз кажутся и связанными и не связанными с ними. Обрушивая дождь на гору, способствует ли урожаю Парджанья³⁵? Но если он орошает дождем возделанное поле, тогда не способствует ли он урожаю? И (человеческие) усилия, если судьба неблагоприятна, и судьба, если усилия не предпринимаются, совершенно бесплодны, — разве тут есть выбор? Если же бог посылает дождь и поле возделано хорошо, то урожай будет богатым, — вот и удача для человека! Из тех двух судьба направленно действует по собственной воле, но мудрые, опираясь на свою искушенность, делают все же упор на человеческие усилия. Все цели, о муж-бык³⁶, достигаются людьми лишь благодаря (сочетанию) тех двух, выглядят ли (эти цели) требующими действия или бездействия. Человек, предпринимая усилия, достигает успеха благодаря (расположению) судьбы, и деятельный обретает тогда плоды своей деятельности. Тогда как начинания людей мудрых, но лишенных (расположения) судьбы, выглядят в мире бесплодными, даже если они предпринимаются как должно.

Бездеятельные, те, что неразумны, осуждают действенные начинания людей, но мудрые не одобряют этого. Зачастую предпринятое действие выглядит на земле бесплодным, бездеятельность же оказывается действием с обильными плодами зла. Если не предпринимающий усилий чего-то случайно и добивается, или же не добивается (цели) тот, кто действует, оба они лишены расположения судьбы. Мудрый способен выжить, бездеятельный же не может преуспеть в (достижении) счастья; в этом мире живущих³⁷ мудрые предстают обычно устремленными к благу. Если мудрый и деятелен, но не пожинает плодов своих действий, никоим образом не подвергнется он оговору, ибо взыскует истины. Тот же, кто, не прилагая усилий, пользуется в этом мире плодами (положенными) за труды, подвергается осуждению, зачастую к нему испытывают вражду. Так вот, тот, кто, пренебрегая этим, действует вопреки (должному), обрекает себя на напасти, но не таков удел мудрых. Без человеческих усилий, а также без (благосклонности) судьбы, — без (сочетания) обоих этих истоков (любое) устремление будет бесплодным; тем более лишенное собственных усилий начинание человека не возымеет успеха. Тот, кто, совершив поклонение богам, устремляется к своим целям как должно, искушенный и наделенный умением, не подвергается бессмысленному урону. Ибо то устремление — надлежащее у того, кто почитает старших, советуется, что предпочесть, и следует доброму совету.

Всякий раз тому, кто приступает к действию, надлежит испросить (совета) у тех, что почитаются как старейшие: это в них главный корень его побуждения, в том, говорят, коренится успех. Тот, кто, вознамерившись действовать, выслушивает советы старших, вскоре обретает должный плод своих усилий. Человек безудержный и непочтительный, тот, что устремляется к своим целям, движимый страстью, гневом, страхом и алчностью, быстро лишается удачи. Та цель, к которой неосмотрительно, по безрассудству стремился Дурьодхана, алчный и недальновидный, не может осуществиться. Не считаясь с теми, чей разум устремлен к добру, держа совет с неправедными, затеял он распрю с превосходящими его по достоинствам Пандавами, хотя его и пытались остановить. Крайне злобного нрава, издавна не способен был он к состраданию, мучился, когда рушился его замысел, ибо не следовал он советам друзей. Мы же послушались того нечестивца, оттого-то и пало на нас это великое страшное горе! Меня и теперь мучает эта беда, и, сколько ни думаю, не могу постичь разумом, в чем для меня теперь благо. А растерявшемуся человеку должно спросить (совета) у мудрых друзей, и как ответят они на вопрос, так и следует поступить. Пойдем же все вместе к Дхритараштре и Гандхари³⁸, порасспросим, придя чуда, и многомудрого Видуру. Спросим о том, В чем для нас безусловное благо, и как скажут они, так и следует сделать, — вот в какой мысли я укрепился. Те люди, у которых не спорится дело от отсутствия предприимчивости, даже если они и прилагают усилия, наказаны судьбой, и нечего тут сомневаться!

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» вторая глава.

ГЛАВА 3

Санджая сказал:

Выслушав благую речь Крипы, сообразную с дхармой и артхой³⁹, впал в тоску Ашваттхаман от (обрушившихся) бед, о великий царь! Сжигаемый отчаянием, словно пылающим огнем, вынашивая жестокий замысел, обратил он свою речь к обоим (своим соратникам): «Какой разум ни есть у человека, тот и хорош для него, и каждый доволен своим разумением. Ибо всякий считает себя наимудрейшим в мире, высокомерно возносит сам себя надо всеми, собственное разумение каждого покоится на благих речениях, иной же путь размышлений они порицают, а свой постоянно превозносят. Те, что мыслят сходно, объединенные тесной согласованностью побуждений, пребывают в довольстве друг другом и непрестанных глубоких размышлениях. Но какие бы ни были мысли в разное время у того же самого человека, столкнувшись с превратностью хода Времени, они начинают противоречить друг другу. Та или иная мысль рождается у думающих людей от невозможности (истинного) постижения, в особенности когда они наталкиваются на искаженное понимание.

Точно искусный лекарь, который, распознав соответствующим образом болезнь, составляет подходящее снадобье, чтоб успокоить (боль), о победоносный, так и люди размышляют над средствами достижения цели, исходя из собственного понимания (обстоятельств), но другие их порицают. В юности одни мысли смущают смертного, в зрелые годы — другие, в старости же его привлекают совсем иные размышления. А когда человек попадает в жестокую беду или же достигает такого вот успеха, мысли его, о Бходжа, меняются. У одного и того же человека в разное время возникают то одни, то другие мысли от перемены в понимании (происходящего), а ему это не по душе. Установив же, какой замысел, по его разумению, ему представляется верным, к тому он и тяготеет, тот и становится движущим в его начинаниях. Любой человек, о Бходжа, если решает, что именно есть для него благо, принимается действовать с воодушевлением даже тогда, когда эти действия изначально грозят ему смертью. Все люди, считая сообразным (происходящему) собственное его понимание, предпринимают различные усилия, считая, что именно в этом и есть благо. Вот что за мысль родилась у меня сегодня, вызванная бедой, — я возвещу вам ее, мою скорбь уносящую. Праджапати⁴⁰, сотворивший живущих, наделил их деятельностью, распределив ее в соответствии с варнами⁴¹, согласно единственному, главному для каждой из них качеству. Для брахмана (главное) — постоянное смирение, для кшатрия - высочайший воинский пыл, для вайшьи — умение, а для шудры — услужение всем варнам. Не смиривший себя брахман неправеден, лишенный воинского пыла кшатрий — ничтожен, а неумелый вайшья порицается, как и шудра, отказывающийся от услужения.

Я рожден в достойном высокочтимом роду брахманов, но из-за нелепой судьбы вершу кшатрийскую дхарму. Если бы я, зная дхарму кшатрия, совершил величайшее деяние исходя из своей брахманской природы, я бы не счел это благом. Во время битвы у меня на глазах был убит отец мой, а при мне были тогда дивный лук и дивное оружие! Поэтому волей своею утвердившись в кшатрийской дхарме, я намерен теперь отправиться стезей царя (Дурьодханы) и отца моего многосветлого⁴². Сейчас мирно заснут решительные панчалы, освободившись от снаряжения и доспехов, упоенные радостью (победы); нас же они мнят побежденными, уставшими от ратных трудов. А я нынче же совершу набег на их укрепленный лагерь, пока они спят в ночи на ложах в своем стане. Налетев на них в лагере, когда они забудутся мертвым сном, я уничтожу их подобно Магхавану, напавшему на данавов⁴³. Нынче же я уничтожу их всех во главе с Дхриштадьюмной⁴⁴ подобно пылающему огню, охватившему лесной сушняк, а уничтожив панчалов, обрету наконец покой, о достойнейший! Я буду мчаться, уничтожая панчалов в бою, как сам Держащий в руке (лук) Пинаку — яростный Рудра, (уничтожающий) скот⁴⁵. В ярости уничтожив, изуродовав нынче всех панчалов, я обреку на страдания в битве и сыновей Пандавов. Нынче, когда я покрою землю телами панчалов, перебив их всех одного за другим, я исполню свой долг перед отцом! Нынче я заставлю панчалов следовать тяжкой стезей Дурьодханы, Карны, Бхишмы, а также владыки синдху⁴⁶. Нынче же ночью, на самом ее исходе, я разобью голову царю панчалов Дхриштадьюмне, — так с силой (разбивают) голову скоту⁴⁷. Нынче же ночью заостренным мечом, о Гаутама⁴⁸, в битве я сокрушу спящих панчалов и сыновей Пандавов. Уничтожив в ночи рать панчалов, погруженную в сон, я буду счастлив нынче тем, что исполнил свой долг, о многомудрый!»

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» третья глава.

ГЛАВА 4

Крипа сказал:

Самою судьбою, о неколебимый, порожден этот твой замысел: следует отомстить (Пандавам), и даже Тот, в чьей руке ваджра⁴⁹, не сможет тебя удержать. Мы оба вместе последуем за тобой на рассвете, но теперь ночь, поэтому освободись от доспехов и стяга и отдохни. Во всеоружии я последую за тобой, равно как и Сатвата⁵⁰ Критаварман, когда ты, стоя на колеснице, направишься в сторону недругов. Вместе с нами обоими завтра ты покараешь в бою врагов, о лучший из колесничных воинов, напав на панчалов с их приспешниками. Ты готов выступать (теперь же), но отдохни этой ночью. Ты давно, родной, бодрствуешь, так поспи, пока еще ночь. А отдохнув и приведя о порядок свои мысли, преодолев дремоту, ты встретишься в битве с противником, о даритель гордости, и истребишь его без сомнения⁵¹. Тебя, о лучший из колесничных ратников, когда ты возьмешься за свое прекрасное оружие, никто из богов одолеть не сможет, даже сам сын Огня⁵². Кто рискнет противостоять в бою, будь это сам Царь богов⁵³, сыну Дроны, выступившему в поход вместе с Крипой, в сопровождении Критавармана! Едва рассветёт, мы, отдохнув, пробудимся и безжалостно уничтожим врагов. У тебя и у меня есть чудесное оружие, нет в том сомнения, и Сатвата (Критаварман) также - владетель великого лука, постоянно являющий свое искусство в сражениях.

Объединившись, родной, мы легко уничтожим в битве всех недругов, собравшихся вместе, и тем обретем великую радость. Но (сначала) ты отдохни спокойно, мирно поспи этой ночью. Мы — я и Критаварман — двое лучников, губителей недругов, вместе во всеоружии последуем за тобой, отправляющимся в поход, когда ты, колесничный воин, стоя на колеснице, спешно тронешься в путь. Затем, достигнув их лагеря, ты возгласишь (в знак начала) битвы свое имя⁵⁴ и учинишь великое истребление противостоящим врагам А учинив им побоище на рассвете ясного дня, умиротворись, точно Шакра, погубивший великих асуров⁵⁵. Ты в силах одолеть в бою колесничную рать панчалов, словно яростный Погубитель всех данавов — войско дайтьев⁵⁶. Тебе вместе со мной, охраняемому к тому же Критаварманом, не сможет противостоять, явившись воочию, сам могучий (Индра) Держащий в руке ваджру. Ни я, ни Критаварман, родной, ни за что не уйдем с поля брани, не одолев Пандавов! А повергнув в битве низких панчалов вместе с Пандавами, мы все возвратимся назад или же, если нам суждено погибнуть в (бою), отправимся на небеса⁵⁷. На рассвете, о мощнорукий, мы, твои соратники, (предстанем пред тобой) во всем снаряжении, о безупречный, — истинно говорю я тебе!

Когда дядя Драуни произнес, обращаясь к нему, эти благие слова, тот ответил, о царь, в гневе вращая глазами: «Разве может заснуть страдающий, тот, кто горит нетерпением, кто только и думает, что о своей цели, и вожделеет (отмщения)! Смотри — сошлись сейчас у меня все эти четыре (свойства), а ведь и одно из четырех могло бы лишить меня сна до рассвета. А что такое отчаяние в этом мире! Как вспомню об убийстве отца, так сердце мое тотчас воспламенится, не зная покоя ни ночью, ни днем. Едва лишь (подумаю), как был убит злодеями мой отец прямо у тебя на глазах! Все это разрывает мне сердце. Разве может такой, как я, услышав крик панчалов: „Дрона убит!", — прожить в этом мире хотя бы мгновение! Я не вынесу жизни, если не умертвлю в бою Дхриштадьюмну; ему и панчалам, его приспешникам, суждено быть убитыми за то, что погубили моего отца! У какого даже (самого) жестокого человека не запылало бы сердце, если бы он услышал, как я, рыдания царя (Дурьодханы) с перебитыми бедрами! У какого даже (самого) безжалостного человека не исторглись бы слезы из глаз, если бы он услыхал слова, подобные тем, что (произнес) царь с перебитыми бедрами! То, что он, мой сподвижник, повержен, а я остался в живых, умножает мое горе, — так водный поток (наполняет) океан. Лишь на этом одном сосредоточены мои помыслы так откуда мне ждать сна и покоя! Тех, что охраняемы Васудевой и Арджуной⁵⁸, я считаю неодолимейшими даже для самого Махендры⁵⁹, о дядюшка, и все же никак не в силах удержаться от того, что нам надлежит совершить! Не вижу в этом мире никого, кто бы мог отвратить меня от этой цели. Таково решительное мое намерение, и это я почитаю для себя благом. Когда посланцы мне сообщили, что друзья мои повержены и победили Пандавы, сердце мое словно бы запылало. И лишь учинив теперь же истребление недругам, пока они спят (мирным) сном, я отдохну и засну, избавившись от (снедающей) меня лихорадки».

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» четвертая глава.

ГЛАВА 5

Крипа сказал:

Скудоумный человек, не смиривший своих чувств, даже если он и желает услышать (совет), не способен уразуметь полностью, в чем для него состоят долг и польза⁶⁰, — вот мое мнение. Равно как и мудрый, если не приучает себя к смирению, все равно никак не может постичь, в чем смысл его долга и пользы. Мудрый же человек, смиривший свои чувства и к тому же готовый услышать (совет), способен познать все, что предписано⁶¹, и не восстает против того, что принято. Непокорный, злодушный грешник вызывает к себе презрение; отринув благое предначертание, он совершает много злых дел. Если есть у него покровители, они добросердечно пытаются отвратить его от злодеяния, и тот, кто способен остановиться, осенен Лакшми⁶²; оттого же, который отступить неспособен, Лакшми отворачивается. Друг может его (отговорить), подобно тому, как всячески урезонивают того, кто утратил разум, но если он не в силах (этого сделать), тот погибает. Именно так мудрые, сколько хватает сил, вновь и вновь пытаются воспрепятствовать тому, кто умен и им дорог, если он намерен сотворить злодеяние. Поэтому, устремив к добру свои помыслы, обуздай себя и сделай, родной, как я говорю, чтобы впоследствии не страдать! Не почитается в мире согласным с дхармой убиение спящих, так же как тех, что сложили оружие, сошли с колесниц и отпустили на волю коней, тех, что говорят: «Я в твоей власти» — и обращаются к тебе за защитой, тех, что (в знак траура) распустили свои волосы, и тех, чьи кони убиты⁶³. Сейчас в ночи уснут спокойно, мертвым сном, как преты⁶⁴, о могучий, освободившиеся от доспехов панчалы, и тот бесчестный человек, который посмеет напасть на них, когда они в таком положении, непременно ввергнется в Нараку⁶⁵ — глубокую, огромную и бездонную. Ты слывешь лучшим на свете среди знатоков всяческого оружия, и нет на тебе в этом мире ни малейшего прегрешения. Ты, солнцу подобный, когда солнце взойдет на заре, на виду у всего сущего одолеешь в бою недругов. Не пристало тебе делать, что порицается, что ляжет пятном на тебя, красным на белом⁶⁶, — вот мое мнение.

Ашваттхаман сказал:

Все это так, как ты говоришь, дядюшка, но здесь я вынужден настоять на своем, ибо прежде они сотни раз преступали ту заповедь. У тебя на глазах, на виду у (царей) хранителей земли Дхриштадьюмной в бою был сражен мой отец в то время, как он отложил оружие. И Карна, лучший из колесничных воинов, на великую нашу беду, был убит Владетелем лука Гандивы (Арджуной), когда колесо его колесницы увязло (в расселине⁶⁷). И Бхишма тоже был убит, безоружный, Владетелем лука Гандивы, пустившим пред собой Шикхандина⁶⁸, в то время как сын Шантану сложил оружие. И Бхуришравас⁶⁹, великий лучник, под крики хранителей земли убит был в бою Ююдханой⁷⁰, в то время как он предавался посту. И Дурьодхана на глазах у хранителей земли был вопреки дхарме повержен палицей Бхимы, сойдясь с ним в бою. Окруженный один множеством великоколесничных воинов, тот муж-тигр вопреки дхарме был сражен Бхимасеной. С тех пор, когда я услышал, как рыдал царь с перебитыми бедрами, — о том мне рассказали свидетели, — сердце мое разрывается! Почему ты так же не порицаешь злодеев-панчалов, столь (часто) нарушавших дхарму, преступавших заповеди, попиравших все правила?! Этой же ночью я уничтожу панчалов, что погубили моего отца, пока они спят, и пусть потом буду рожден червем или молью. И я поспешу теперь же это исполнить; раз уж такое задумано, могу ли я спать спокойно, когда нетерпение снедает меня! В мире не родился еще такой человек и не будет такого, чтобы смог отвратить меня от задуманного — того, как их погубить!

Санджая сказал:

Сказав так, сын Дроны, пылающий (яростью), повелел, о великий царь, для себя одного запрягать коней, чтобы направиться в сторону недругов. Ему сказали великие духом Бходжа и (Крипа) Шарадвата⁷¹: «Для чего же ты снарядил колесницу, какой замысел намерен исполнить? Разделяя твои устремления, мы выступаем с тобой, о муж-бык, на радость нам то или на горе, — ты не можешь в нас усомниться!» Ашваттхаман же, разъяренный, помня о том, как отец был убит, открыл им обоим истину — что именно он вознамерился совершить: «Убив сотни тысяч воинов острыми стрелами, мой отец был сражен Дхриштадьюмной, в то время как он отложил оружие. И я (прибегну) к такому же злодеянию — сражу злодея, сына панчалийского царя (Дхриштадьюмну), когда он лишен доспехов. Не достигнет злодей-панчала тех миров, что завоевываются в бою оружием, если будет убит мною так, как убивают скот⁷², — вот о чем мои помыслы! Поскорей надевайте доспехи и с мечами, натянув луки, следуйте за мной, стоя на лучших из колесниц, о губители недругов!» С этими словами, встав на колесницу, направился он в сторону недругов, а Крипа и Сатвата Критаварман, о царь, последовали за ним. Те трое, продвигаясь к (стану) врагов, блистали, точно разгоревшиеся (огни) — уносители жертвы во время яджни, когда возливают жертвенное масло⁷³. Они достигли лагеря, погруженного в сон, о могучий, но, приблизившись к входу, Драуни остановил свою прекрасную колесницу.

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» пятая глава.

ГЛАВА 6

Дхритараштра сказал:

Увидев, что Драуни остановился у входа (в лагерь), как поступили тогда Бходжа и Крипа, — поведай мне, о Санджая!

Санджая сказал:

Позвав с собой Критавармана и великоколесничного воина Крипу, обуянный яростью Драуни приблизился ко входу в лагерь (Пандавов). Увидел он там существо, огромное телом, сиянием подобное солнцу и месяцу, — (при виде) его волоски на теле вздымались (от ужаса); стояло оно, загораживая собою вход. Облаченное в тигровую шкуру, было оно обильно покрыто кровью; черная шкура оленя покрывала его, а вместо брахманского шнура его обвивала змея⁷⁴. Множеством далеко простирающихся мощных рук вздымал он разного рода оружие, а на них вместо браслетов были подвязаны огромные змеи; изо рта у него вырывались гирлянды пламени. Лик его с разверстым ртом был грозен, страшный своими клыками, отмеченный тысячами сверкающих глаз. Ни облик его, ни одеяние описать невозможно, но при виде его, несомненно, даже горы могли бы рассыпаться в прах. Изо рта его, из ноздрей и ушей, из тысяч глаз то и дело исторгались мощные языки пламени. И тут из лучей этого пламени изошли сотнями тысяч хришикеши⁷⁵, держащие боевые раковины, диски и палицы.

Увидев такое диво — существо, повергающее в ужас мир, Драуни принялся бестрепетно осыпать его ливнем чудесного оружия. Но то огромное существо поглотило пущенные Драуни стрелы, точно огонь Вадавамукха⁷⁶ — валы океанских вод. Ашваттхаман же, увидав, что потоки его стрел не достигли цели, метнул (в недруга) с колесницы копье, подобное пылающей лавине огня. Но, ударившись о то (существо), колесничное копье с пылающим наконечником раскололось, — как будто, столкнувшись с солнцем, огромный метеорит низринулся с небес в конце юги⁷⁷. Тогда (Драуни) спешно извлек из ножен, — словно отливающую блеском змею из норы, — дивный меч с золотой рукоятью, сияющий, как небеса. Когда искусный воин нанес удар тому существу своим прекрасным мечом, тот, едва коснувшись его, изогнулся, точно стебелек хлопчатника. Тут разъяренный Драуни пустил в него пылающую палицу, подобную Индрову знамени⁷⁸, но существо и ее поглотило. И тогда, исчерпав все оружие, (Драуни) огляделся по сторонам и увидел, что все пространство вокруг, без малейшего промежутка, покрыто джанарданами⁷⁹.

Узрев то чудо из чудес, лишившийся оружия сын Дроны произнес в отчаянии, вспоминая слова Крипы: «Кто не слушается друзей, которые говорят во благо ему, даже если он этого не приемлет, тот страдает, оказавшись в беде, как я, пренебрегший (советами) вас обоих! Кто, преступая нерушимые заповеди шастр⁸⁰, решается на убийство, тот, сворачивая с праведного пути, ступает на путь дурной. Против коровы, брахмана, царя или женщины, против друга, матери и наставника, против старого, малого, недвижимого и слепого, против спящего, перепуганного, поднимающегося с места, против безумного, хмельного и пребывающего в забытьи нельзя применять оружие, — именно этому прежде всегда учили мужей наставники. Поэтому я, свернув с извечной стези, предписанной шастрами, действуя так — вопреки (предназначенному) пути, оказался в жестокой беде! Такую беду жесточайшей считают мудрые: нагрянув, она способна отвратить, повергнув в ужас, от самого великого замысла. И кто в этом мире способен совершить невозможное лишь с помощью силы! Известно же, что человеческие усилия никак не весомее, чем судьба. Если уж вершащему свое дело судьба не способствует, такой человек, свернув с праведного пути, попадает в беду. Мудрые говорят здесь о неведомой преграде, которая отвращает от какого бы то ни было действия, повергая в ужас. За строптивость мою настиг меня этот страх, а ведь сын Дроны никогда не поворачивал вспять в бою! А то величайшее существо — словно бы воздетый жезл судьбы⁸¹, и как я ни обдумываю со всех сторон (происшедшее), не могу постичь этого. Конечно же это жестокий плод моего низкого замысла, что повернул меня против дхармы, предстал теперь этой преградой, и самою судьбой было назначено мне отступить в бою. Никогда, никаким путем невозможно избегнуть судьбы! И потому я обращаюсь теперь за покровительством к могучему Махадеве⁸², он и подвигнет меня повергнуть этот грозный жезл судьбы. (Я) взываю к Капардину⁸³, Богу богов, Супругу Умы с гирляндой из черепов, к Рудре, Харе, Носящему в глазах Бхагу⁸⁴! Тот бог превзошел (всех) богов своим подвижничеством и геройством, потому и обращаюсь я за покровительством к Жителю гop⁸⁵, Держателю трезубца»..

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» шестая глава.

ГЛАВА 7

Санджая сказал:

С этими мыслями сын Дроны, о владыка народов, покинул колесницу и замер смиренно в мысленном сосредоточении.

Драуни сказал:

Грозному Стхану⁸⁶, Шиве-Рудре⁸⁷, Шарве⁸⁸, Ишане, Ишваре⁸⁹, Жителю гор, богу — подателю даров⁹⁰, Бхаве⁹¹, извечному Бхаване⁹², Синешеему⁹³, нерожденному⁹⁴, Шакре⁹⁵, Кратхе, разрушителю жертвоприношения Харе⁹⁶, Вишварупе⁹⁷, Вирупакше⁹⁸, Супругу Умы, имеющему множество проявлений⁹⁹, пребывающему в местах сожжения трупов, горделивому и могучему властителю мощных ганов¹⁰⁰, держателю палицы с черепом на конце, бритоголовому брахмачарину с косицею на затылке¹⁰¹, Сокрушителю Трипуры¹⁰², — вот кому принесу я себя в жертвенный дар, с мыслями, не к добру обдумываемыми, неисполнимыми, скудоумными! К воспетому, воспеваемому, к тому, кого должно воспевать гимнами, к неотвратимому, облаченному в шкуру, кроваво-алому, Синегорлому¹⁰³, неприкосновенному, не знающему преград, к Шукре¹⁰⁴, Всесозидателю¹⁰⁵, Брахману¹⁰⁶, брахмачарину, к вершителю обетов, постоянно подвижничающему, беспредельному, к тому, кто есть стезя для подвижничающих, к властителю ганов, предстающему во множестве обликов, к Треокому¹⁰⁷, милому его свите, к лику которого устремляются взоры предводителей ганов, к возлюбленному сердца Гаури¹⁰⁸, отцу Кумары¹⁰⁹ коричнево-красному, к Тому, чья вахана — отборный бык¹¹⁰, к носящему тело как одеяние¹¹¹, безмерно грозному, посвятившему себя украшению Умы, к высшему, высочайшему из высших, превыше которого нет никого, носителю лучшего оружия со стрелами¹¹², к пребывающему в далеком южном краю¹¹³ богу в доспехах из золота, украшенному тиарой месяца, — в глубочайшем самососредоточении обращаюсь я к этому богу за покровительством! Да преодолею теперь я эту жестокую неодолимую напасть, принеся в жертву пречистому чистый жертвенный дар — все (мое) существо!

Как только стало известно, что он устремил свои помыслы к самоотречению, пред ним, великим духом, возник золотой алтарь. В том алтаре, о царь, воссияло тогда яркое солнце, заливая сияющими потоками небеса, поднебесье, основные и промежуточные стороны света. Появились тут (существа) с пылающими глазами на лицах, со множеством ног, рук и голов, слоноподобные, похожие на горы, с огромными пастями, напоминающие собак, кабанов и верблюдов, коней, шакалов и крокодилов, с мордами медведей и кошек, схожие с тиграми и леопардами, с вороньими клювами, лягушачьими ртами, с клювами попугаев, с пастями могучих удавов, с гусиными клювами, отливающие белизной, с клювами дятлов и голубых соек, о бхарата, с черепашьими ртами и пастями крокодилов, дельфинов, с огромными пастями макаров¹¹⁴, мордами аллигаторов, с львиными мордами, клювами кроншнепов или же голубиными, с клювами горлиц и водоплавающих, с ушами-руками, тысячеглазые шатодары¹¹⁵, лишенные плоти, кукушкоголовые, с клювами ястребов, о царь-бхарата, и безголовые, наводящие ужас медвежьими мордами, с горящими глазами и языками, с огненными пастями, с бараньими мордами, о царь, иные же — козлоголовые, подобные морским раковинам, раковиноголовые, с ушами-раковинами, обвешанные гирляндами раковин, исторгающие вопли подобно реву боевых раковин, с косицами на затылке и пятью прядями, обритые наголо, поджарые, четырехзубые и четырехъязыкие, с ушами-пиками, увенчанные тиарами, с венцами на головах, о Индра царей¹¹⁶, кудрявоволосые, с тюрбанами и диадемами, иные — с зачаровывающими лицами, в украшениях, с ожерельями из белых и голубых лотосов, в убранстве из лилий, — было их сотни тысяч, наделенных величием духа¹¹⁷.

В руках у них были шатагхни¹¹⁸ и диски, о бхарата, держали они наготове булавы, арканы и бхушунди¹¹⁹, вооружились они и палицами. С привязанными за спиной колчанами, полными всевозможных стрел, со стягами и флажками, с боевыми колокольцами и топорами, исполненные ратного пыла, воздевали они огромные арканы, держа дубинки, вооружившись брусами, с мечами в руках. Их тиары вздымались змеями, и браслетами на предплечьях у них были тоже могучие змеи, — столь удивительным было их снаряжение. Покрытые пылью, измазанные илом, все в белых венках и одеждах, с синими и красноватыми телами и бритыми лицами, сияющие золотом, они, торжествуя, оглашали ряды своих сподвижников звуками боевых раковин и (барабанов) бхери, мриданга, джхарджхара, анака и гомукха. Одни пели, другие плясали, повсюду снуя, двигаясь, многосильные, то плавно, а то скачками. Они носились, быстрые, неистовые, с развевающимися по ветру волосами, то и дело издавая вопли, будто могучие слоны во время истечения мады¹²⁰. Грозные, с копьями и пиками в руках, в разноцветных одеждах и ярких гирляндах, умащенные благовониями, они наводили ужас своим видом. С браслетами на предплечьях, сверкающими драгоценными камнями, с воздетыми руками, отважных губителей недругов, нападающих на тех, кто им по силам и кто не по силам, сосущих кровь и жир, пожирающих плоть и внутренности, с вихрами на головах, ушастых, тощих и с кринкоподобными животами, малорослых и высоченных, мощных, приводящих в трепет, ужасных, с черными отвисшими губами, с огромными «шарами» на черенке детородного органа, в разнообразных многоценных тиарах, бритых и с косицами, тех, что на земле могли бы сотворить небо вместе с луной, планетами и созвездиями, тех, что способны (полностью) истребить все сущее четырех видов, тех, что навек отринули страх, подчиняясь лишь излому бровей Хары¹²¹, тех, что достигают цели, делая что им заблагорассудится, тех, что властвуют над владыками троемирия¹²², тех, что исполнены радости постоянного благоденствия, тех, что владеют Словом и не ведают зависти, тех, что, обретя восьмеричную власть¹²³, не испытывают изумления, но чьим деяниям изумляется постоянно сам Бхагаван Хара, — этих своих (почитателей )-бхактов¹²⁴, постоянно ублаготворяемый их почтительными мыслями, речами и действиями¹²⁵, он охраняет, точно родных сыновей, мыслью, речью и действием. Иные из них, злобные, непрестанно сосущие кровь и жир недругов-брахманов, те, которые постоянно пьют сому¹²⁶, что состоит из двадцати четырех частей, постижением Вед¹²⁷, соблюдением брахмачарьи, подвижничеством и самообузданием ублаготворив Держателя трезубца¹²⁸, пришли к единению с Бхавой. Бхагаван Махешвара¹²⁹, властвующий над прошлым, настоящим и будущим, вместе с Парвати¹³⁰ и теми, что ему преданы, повелевает сонмами бхутов¹³¹.

На все лады оглашая окрестности громами кличей и взрывами хохота, воспевая хвалу Махадеве, изливая сияние, двинулись они, сверкающие, к Ашваттхаману с намерением укрепить могущество великого духом Драуни. Желая испытать его воинский пыл, обуреваемые жаждой увидеть (избиение) спящих, собрались отовсюду сонмища бхутов, — ужасные видом, держали они в руках страшные грозные брусы из железа, пылающие головни, пики и копья. Одним видом своим они могли бы повергнуть в ужас все троемирие, но многосильный (Драуни) при виде их не испытал и смятения. И вот Драуни с луком в руках, подвязав защитный ремень и наперстки, сам приуготовил себя в качестве жертвенного дара. В том обряде, о бхарата, поленьями были луки, фильтрами —острые стрелы, а его собственным жертвенным подношением — он сам¹³². Пламенный сын Дроны, обуянный великим гневом, (произнеся) заклинание, положенное при возлиянии сомы, приступил к принесению себя в жертву. Восславив Рудру, чьи деяния грозны, неколебимого в грозных деяниях, он так сказал ему, великому духом, сложив у груди ладони: «Я, рожденный в роду Ангирасов¹³³, приношу себя в жертву огню, — прими же мое подношение, о Бхагаван! (Оказавшись) в беде, с (любовью)-бхакти к тебе, о Махадева, Атман вселенной¹³⁴, в глубочайшем самососредоточении я предаю себя в твои руки! Ибо в тебе все сущее и ты во всем сущем, на тебе зиждется единство важнейших гун¹³⁵. О могучий защитник всего сущего, прими меня, бог, предстающего пред тобою жертвенным подношением, раз бессилен я перед недругом!»

С этими словами ступил Драуни на пылающий алтарь и с отрешенной душой, поднявшись, вошел в огонь, что оставляет черный след. Увидев, что он, воздев руки, застыл недвижимо, являя собой жертвенный дар, Бхагаван Махадева произнес улыбаясь: «Преданностью истине, чистотой, стойкостью и самоотречением, подвижничеством и верностью обету, смирением и любовью, умом и речами, как должно, ублаготворил меня Кришна, неутомимый в подвигах, и потому нет для меня другого, кто был бы мне так же сильно дорог, как Кришна. Желая выказать ему почтение и чтоб испытать тебя, тщательно оберегал я панчалов, прибегая к многочисленным уловкам. Оберегая панчалов, явил я ему свое расположение, но они настигнуты Временем, и не жить им теперь!» Сказав так великому лучнику, Бхагаван принял свой телесный облик¹³⁶ и даровал ему прекрасный сверкающий меч. И когда явился ему Бхагаван, (герой) вновь воссиял (ратным) пылом и благодаря пламенности духа, сотворенной тем богом, обрел воинское величие. Невидимые бхуты и ракшасы¹³⁷ сбежались к нему, когда он, — воочию сам Ишвара, — выступал по направлению к лагерю недругов.

ГЛАВА 8

Дхритараштра сказал:

Когда великоколесничный сын Дроны направился к лагерю, не пытались ли повернуть вспять, обуянные страхом, Крипа и Бходжа? Не были ли они остановлены, замеченные жалкой охраной, не отступили ли, великоколесничные, полагая, что не одолеть (им недругов)? А может, разгромив тот лагерь и уничтожив сомаков¹³⁸ и Пандавов, оба они удалились высочайшим путем¹³⁹, на который (ступил) в битве Дурьодхана. Или же, может, они, убитые панчалами, покоятся на земле, или ими обоими содеяно то деяние, — поведай, Санджая!

Санджая сказал:

Когда великий духом сын Дроны подошел к тому лагерю, Крипа и Критаварман остановились у ворот. Ашваттхаман же, видя, что те великоколесничные воины колеблются, медленно и торжественно произнес, о царь, такие слова: «У вас достало решимости извести всю кшатру¹⁴⁰, так стоит ли говорить об остатках воинства, тем более если оно погружено в сон! Я ворвусь в этот лагерь, мчась наподобие Времени¹⁴¹, так что ни один человек не уйдет от меня живым!» С этими словами Драуни, отринув страх, миновал ворота и вступил в обширный лагерь Партхов. Проникнув туда, он, мощнорукий, осмотрелся и медленно двинулся к тому месту, где возлежал Дхриштадьюмна.

Те же (воины), завершив великий (ратный) труд, крайне утомленные битвой, спали спокойным сном в окружении воинства. И вот, приблизившись к месту, где находился Дхриштадьюмна, Драуни увидал пред собою, о бхарата, Панчалью¹⁴² спящим на широком ложе из белого полотнища, убранном богатыми покрывалами, украшенном изысканными цветочными гирляндами, благоухающем ароматами душистых порошков и воскурений. О владыка земли, пинком он разбудил того великого духом (воина), возлежавшего на ложе и спавшего глубоким безмятежным сном! Безмерный душою, тот, еще не остыв после боя, очнулся от толчка ногой, приподнялся и узнал великоколесничного воина, сына Дроны. А многосильный Ашваттхаман, едва тот привстал на ложе, руками стянул его за волосы и придавил к земле. С силой притиснутый им, о бхарата, охваченный со сна внезапным ужасом, Панчалья не мог и шевельнуться. Наступив ногой ему на горло и на грудь, о царь, вознамерился (Драуни) убить его, как (убивают) жертвенное животное, а тот содрогался и кричал. Вот (Панчалья), царапая ногтями Драуни, сдавленно произнес: «О сын наставника¹⁴³, не медли — убей меня, но только лишь оружием! Тогда благодаря тебе я попаду в благословенные миры, о лучший из людей!» Услышав эти невнятно произнесенные слова, Драуни сказал: «Не существует миров для убийцы наставника, позорище рода! Поэтому ты, злоумный, не стоишь того, чтобы быть убитым оружием!» С этими словами он, точно лев на разъяренного слона¹⁴⁴, в ярости (набросился) на того героя, жестоко избивая его ногами во все жизненно важные точки тела.

От предсмертных криков героя, о великий царь, проснулись женщины, что были в его покоях, и его стража. Увидев мощного (Драуни), являвшего нечеловеческую дерзость, они приняли его за бхута, от ужаса не в силах вымолвить ни слова. Отправив (героя) таким способом в обиталище Ямы¹⁴⁵, (Драуни), исполненный ратного пыла, взошел на прекрасную колесницу и двинулся прочь. Покидая то место, о царь, кличем огласил он окрестности и помчался, могучий, на колеснице по лагерю, исполненный решимости уничтожить недругов. Едва сын Дроны, великоколесничный воин, удалился, женщины вместе со всеми стражниками подняли крик. Увидев, о бхарата, что царь Дхриштадьюмна убит, принялись стенать кшатрии, исполненные отчаяния. Привлеченные их криками, быки-воины стали быстро прилаживать мечи, вопрошая: «Что это?!» А женщины, о царь, завидев Бхарадваджу¹⁴⁶, в трепете взывали сдавленными голосами: «Поспешите скорей! Ракшаса то или человек, мы не знаем; вот он стоит, поднявшись на колесницу, это он убил царя панчалов!»

Тогда те первые среди воинов быстро окружили (Драуни), но он, едва они подошли, разметал их всех оружием Рудры. Убив и Дхриштадьюмну, и его сподвижников, увидел он невдалеке спящего на своем ложе Уттамауджаса¹⁴⁷. С силой наступив ему ногой на горло и на грудь, так что тот зашелся криком, он погубил и этого сокрушителя недругов. Тут подоспел Юдхаманью¹⁴⁸, думая, что (воин) убит ракшасом, и, подняв свою палицу, стремительно поразил Драуни в самое сердце. Но, бросившись на него, тот схватил и повалил его на землю, а затем убил и его, дрожащего, как убивают (жертвенный) скот. После того как герой умертвил его, ринулся он на других великоколесничных воинов, о Индра царей, которые были погружены в сон, там и тут (настигая) их, трепещущих и дрожащих, подобно тому, кто поставлен убивать скот для жертвоприношения. Затем, искусный в сражении мечами, он выхватил свой меч и принялся рубить на части других (людей) поодиночке, прокладывая себе путь. Потом, заметив отряд воинов, он мгновенно истребил всех тех, что составляли его ядро, пока они все, усталые, спали, отложив оружие.

Лучшим из мечей разил он воинов, коней и слонов, по всему телу его струилась кровь, и был он подобен Антаке, сотворенному Временем. Трижды Драуни оросила кровь: из содрогающихся (тел), с воздетого меча и во время самого удара; словно бы нечеловеческим был облик его, окропленный кровью, когда он разил (врагов) сверкающим мечом, сея величайший ужас.

Пробудившиеся ото сна (воины), оглушенные шумом, взирали друг на друга, а завидев Драуни, пришли в смятение. Кшатрии, сокрушители недругов, при виде такого его облика зажмуривали глаза, принимая его за ракшаса. Устрашающий видом, он несся по лагерю подобно Времени и наконец увидал сыновей Драупади и сомаков, тех, что остались в живых. Встревоженные шумом, сыновья Драупади, великоколесничные воины, услыхав, что убит Дхриштадьюмна, взялись за луки и бесстрашно, о владыка народов, осыпали Бхарадваджу множеством стрел. Затем, пробудившись от шума, Шикхандин и прабхадраки¹⁴⁹ обрушили стрелы на сына Дроны. Но Бхарадваджа, увидев, что те дождем изливают потоки стрел, издал мощный клич, вознамерившись уничтожить неодолимых (воинов). Затем, помня о том, как был убит отец его, в неистовой ярости он соскочил с колесницы и стремительно ринулся (на врага). Могучий (воин), схватил он огромный щит, украшенный тысячей лун, и дивный тяжелый меч, отделанный золотом, и, устремившись к сыновьям Драупади, помчался с мечом по полю брани. И вот этот муж-тигр поразил в бою Пративиндхью¹⁵⁰ прямо в живот, и тот, о царь, пал замертво. Тогда пламенный Сутасома¹⁵¹, поразив копьем Драуни, вновь ринулся на сына Дроны с воздетым мечом, но тот бык-муж отсек Сутасоме руку вместе с мечом, а затем нанес ему удар в бок, и тот рухнул с пробитым сердцем.

Тут отважный Шатаника, сын Накулы¹⁵², подняв обеими руками колесничное колесо, с силой бросил его (Ашваттхаману) в грудь. А тот дваждырожденный¹⁵³, едва Шатаника выпустил колесо, нанес ему такой удар, что тот в беспамятстве рухнул на землю, и тогда (Драуни) отсек ему голову. Вот Шрутакарман¹⁵⁴, схватив железный брус, ринулся на Драуни и мощно ударил его слева в лоб, но тот прекрасным мечом нанес Шрутакарману удар в лицо, так что он замертво пал на землю с изуродованным лицом. На шум к Ашваттхаману ринулся мощнолукий герой Шрутакирти¹⁵⁵ и осыпал его ливнями стрел, но тот, щитом отразив ливни его стрел, отсек ему от тела сверкающую серьгами голову. Тогда Погубитель Бхишмы¹⁵⁶ вместе со всеми прабхадраками принялся отовсюду мощно разить героя разнообразными стрелами и наконец вонзил ему прямо между бровей стрелу с каменным наконечником. Но многосильный сын Дроны, охваченный яростью, настиг Шикхандина и мечом разрубил его надвое. Убив Шикхандина, губитель недругов, обуянный гневом, стремительно бросился тогда к прабхадракам и налетел на остатки воинства Вираты¹⁵⁷. И где ни встречал он, многосильный, сыновей, внуков, союзников Друпады¹⁵⁸, тут же учинял им жестокое избиение. Каких бы иных мужей ни настигал Драуни, искушенный в «путях меча», он всякий раз рубил их своим мечом.

Черная, с красными глазами и пастью, в красных гирляндах, разрисованная красной мазью, облаченная в красные одежды, с арканами в руках, вихрастая, явилась им воочию Ночь Смерти¹⁵⁹, с хохотом надвигаясь (на них), грозными арканами опутывая людей, коней и слонов, влача за собой опутанных арканами бесчисленных претов с лишенными волос головами¹⁶⁰. И в иные ночи, о достойный, те лучшие из воинов видели, как она увлекает за собой погруженных в сон и как Драуни постоянно несет погибель (воинам). Как только разгорелась битва меж ратями куру¹⁶¹ и Пандавов, с тех самых пар являлось им, как и Драуни, это видение. Прежде обреченных судьбою на смерть, исторгая грозные кличи, сокрушал теперь Драуни, приводящий в трепет все сущее. Вспоминая картину минувшего, те герои, настигнутые судьбой, думали: «Вот оно — то самое!» От шума проснулись сотни тысяч лучников в лагере сыновей Панду, и тогда одному он отсек обе ноги, другому — бедро, иным раздробил бока, точно созданный Временем Антака¹⁶². Вся земля, о могучий, была устлана тяжко страдающими, жестоко истерзанными, кричащими (воинами), затоптанными слонами и конями; слышались восклицания: «Что это? Кто это? Что за шум? Что же такое делается?!» Так Драуни явился тогда для них Антакой.

Лучший из воинов, Драуни отправлял в обиталище Смерти перепуганных сторонников Пандавов, а также сринджаев¹⁶³, оставшихся без оружия и воинского снаряжения. Трепеща пред его оружием, объятые ужасом, они вскакивали, ослепшие ото сна, но там и тут падали вновь, лишившись сознания. Со скованными неподвижностью бедрами, утратившие в растерянности силы, дрожащие; они, громко вопя, давили друг друга. И тут Драуни, снова встав с луком в руках на грозно грохочущую колесницу, стрелами принялся отправлять других в обиталище Ямы. И вновь достойнейших из мужей, что наступали издалека, и других героев, которые шли против него, он предавал во власть Ночи Смерти. Так он носился (по лагерю), давя недругов своей колесницей, осыпая их ливнями всяческих стрел. Драуни мчался с ярко сверкавшим щитом, украшенным сотнями лун, и мечом цвета неба; опьяненный побоищем, он поверг в смятение лагерь, о Индра царей, — так слон (возмущает покой) огромного озера. Поднимались от этого шума, о царь, забывшиеся сном воины и, терзаемые ужасом, спросонья бежали кто куда. Иные рыдали беззвучно, (другие же) кричали что есть сил, не находя ни оружия своего, ни одежды. Некоторые, простоволосые¹⁶⁴, даже не узнавали друг друга; одни вскакивали в ужасе, другие брели наугад, кое-кто ронял испражнения, а кто-то истекал мочой.

Кони, слоны, о Индра царей, порвав привязь, налетали один на другого, производя великое смятение. Иные мужи в страхе льнули к земле, а кони и слоны давили их, падающих. В то время, как это происходило, довольные ракшасы громко вопили от радости, о муж-бык, лучший из бхаратов! Сонмища бхутов, о царь, охваченные ликованием, подняли крик, так что мощный шум заполнил собой все стороны света и небеса. Заслышав эти тревожные звуки, слоны и кони без наездников принялись носиться по лагерю, топча людей. Пыль, поднятая ногами бегущих, удвоила темноту ночи в лагере. Когда опустилась такая тьма, люди повсеместно впали в безумие, так что отцы не узнавали своих сыновей, а братья — братьев. Слоны, налетая на слонов, и кони без седоков — на коней, сбивали друг друга, калечили и топтали, о бхарата! Изувеченные, они на бегу сталкивались друг с другом и, обрушивая противника наземь, затаптывали и убивали его. Обезумевшие, еще во власти сна, окутанные тьмою¹⁶⁵, люди истребляли своих же, понуждаемые Временем. Стражники покидали ворота, а главы отрядов — тех, кто был у них под началом, и безрассудно устремлялись прочь, убегая что было сил.

Истребляемые, они и тогда не узнавали друг друга, восклицая: «Отец мой! Сын!» — судьбою лишенные разумения, о могучий! Разбегаясь в разные стороны, покидая своих родных, люди взывали друг к другу, (выкликая) свои родовые имена. Иные лежали на земле, издавая горестные возгласы, а сын Дроны, опьяненный боем, заметив, убивал их. Некоторые из кшатриев, истребляемых на каждом шагу, подавленные ужасом, в безумии устремлялись прочь из лагеря, но едва они, дрожащие, пытаясь уцелеть, выбирались наружу, у входа в лагерь их убивали Крипа и Критаварман. Они не упускали никого, хотя те были без оружия, доспехов и снаряжения, простоволосы, держали у груди просительно сложенные руки и, содрогаясь от ужаса, падали ниц¹⁶⁶. Ни один из выбравшихся за пределы лагеря не был отпущен теми двумя — Крипой и злоумным Хардикьей¹⁶⁷, о великий царь! Они же, стараясь доставить сыну Дроны еще большее удовольствие, с трех сторон наслали на лагерь (огонь), Пожирателя жертв¹⁶⁸. Ашваттхаман, радость отца, носился с мечом в умелых руках по освещенному (пламенем) лагерю, о великий царь! Лучший из дваждырожденных, этим мечом он разлучал с жизнью героев — как тех, что ему противостояли, так и других, убегавших. Иных же воинов отважный сын Дроны в ярости рассекал надвое своим мечом, обрушивая их наземь, — точно (срезал) стебельки сезама.

Земля, о бык-бхарата, была устлана павшими — лучшими из воинов, (отборными) конями и слонами, кричавшими в смертной муке. Когда пали замертво тысячи людей, возникли во множестве (безглавые) кабандхи¹⁶⁹, что вздымались и падали. (Драуни) отсекал (воинам) головы, руки в браслетах вместе с оружием, бедра, подобные слоновьим хоботам, кисти и стопы, о бхарата! Одним, настигая их, Драуни рассекал спину, другим голову, разбивал бока, третьих обращал в бегство, некоторых разрубал пополам, иным отсекал уши, а кому-то, нанося удары по плечам, вбивал голову в тело. Пока он носился так, истребляя великое множество воинов, тьмою лежала грозная ночь, и вид ее был ужасен. Земля являла собой жуткое зрелище: кое в ком еще теплилась жизнь, но тысячи других, множество людей, коней и слонов были убиты. Изувеченные яростным сыном Дроны, они валились на землю, страшную из-за (тел) колесничных коней и слонов, кишевшую якшами¹⁷⁰ и ракшасами.

Одни взывали к своим матерям, другие к отцам, третьи к братьям своим, иные же восклицали: «Такого не совершили в бою даже злобные сыновья Дхритараштры, что сделали с нами, погруженными в сон, эти жестокие ракшасы! Лишь потому что отсутствуют Партхи¹⁷¹, они учинили нам это побоище. Ни богам, ни асурам¹⁷², ни гандхарвам¹⁷³, ни якшам, ни ракшасам не под силу одолеть Каунтею¹⁷⁴, хранимого Джанарданой¹⁷⁵. Добродетельный, правдоречивый, смиренный, сострадающий всему сущему, Партха, Завоеватель богатств¹⁷⁶, не нападет на спящего, на пребывающего в забытьи, на сложившего оружие, на молящего о пощаде¹⁷⁷, спасающегося бегством или простоволосого. Это зло содеяли жестокие ракшасы!» — так причитало, лежа (на земле), множество людей. Одни из них стонали, другие невнятно вскрикивали, и вдруг мгновенно громкий шум побоища утих. Когда земля окропилась кровью, о хранитель земли, страшная пыль сражения улеглась. (Драуни) в ярости погубил тысячи людей, сталкивавшихся меж собой, подавленных и отчаявшихся, точно Пашупати — скот¹⁷⁸. Тех, что лежали, тесно прижавшись друг к другу, и других, спасавшихся бегством, пытающихся укрыться или противостать ему, — всех сразил Драуни. Истребляемые им и сжигаемые (огнем), Пожирателем жертв, воины сами отправляли один другого в обиталище Ямы. К середине той ночи, о Индра царей, Драуни отослал великое воинство Пандавов в места обитания Ямы.

Та страшная ночь, гибельная для воинов, слонов и коней, была той самой, что взращивает радость существ, бродящих в ночи. Появились там ракшасы и разного рода пишачи¹⁷⁹, пожирающие человеческую плоть и пьющие кровь. Грозные желтокожие чудища с зубами, как горные пики, грязные, с косицами на головах, длиннобедрые, пятиногие, с огромными животами, отогнутыми назад пальцами, грубые, бесформенные, грозно вопящие, с коленями колоколом, наводящие ужас, низкорослые, с синими шеями¹⁸⁰, беспредельно жестокие, безжалостные, отталкивающие обличьем, — такими предстали там, сопровождаемые сыновьями и женами, разные виды ракшасов. Напившись крови, иные из них целыми сонмищами, радостные, пускались в пляс, приговаривая: «Вот это подарок! Вот это вкусное подношение!» Жадно поглощали они, кровопийцы, живущие мертвечиной, жир, мозг, кости, лимфу и кровь, пожирали плоть. Некоторые, опившись лимфы, бегали с раздувшимися животами — жуткие кровопийцы, разномастные пожиратели плоти. Десятками тысяч и более — миллионами прибывали туда страшные видом, огромные, жестокие ракшасы. Были на месте великого побоища вместе с теми, что насытились и ликовали, появившиеся во множестве бхуты, о владыка людей!

На исходе ночи вознамерился Драуни покинуть тот лагерь. Рука его, окропленного человеческой кровью, сжимала рукоять меча, и казалось, что они — одно целое, о могучий! Истребивший недругов без остатка, он блистал посреди людского побоища, как (огонь) Очищающий, что обращает в прах все сущее на исходе юги¹⁸¹. Совершив во исполнение обета это деяние, о могучий, сын Дроны, проделавший неодолимый (для другого) путь, избавился от лихорадки (сжигавшей его из-за смерти) отца. Ночью муж-бык вступил в лагерь, где люди были погружены в сон, и теперь, разгромив его, так же в полном безмолвии, он уходил оттуда. Выйдя за пределы лагеря и соединившись с обоими (своими соратниками), о владыка, отважный (Драуни) поведал им радостно обо всем, что содеял, вселяя в них радость. А те, желая сделать ему приятное, с громкими радостными возгласами, хлопая в ладоши, также сообщили ему добрую весть — о том, что истреблены тысячи панчалов и сринджаев. Вот такой, исполненной необычайного ужаса, была та ночь, (когда свершилось) избиение воинов-сомаков, забывшихся сном. Нет сомнения — превратности Времени не избежать: пали здесь те, что нам учинили побоище!

Дхритараштра сказал:

Отчего великоколесничный Драуни прежде не совершил подобного величайшего деяния, радея о победе моих сыновей? Отчего же великолучный сын Дроны совершил это деяние лишь после того, как была уничтожена кшатра? Ты должен мне рассказать об этом.

Санджая сказал:

Только из страха перед (Пандавами) не сделал он этого, о радость куру! Ибо в отсутствие Партхов и мудрого Кешавы¹⁸², а также Сатьяки¹⁸³ было совершено сыном Дроны это деяние, а присутствуй они, и сам Властелин марутов¹⁸⁴ не смог бы уничтожить тех (воинов). И свершилось такое, могучий царь, когда люди спали! Тогда же, учинив беспримерное побоище Пандавам, великоколесничные воины, соединившись друг с другом, восклицали: «Это судьба! Это судьба!» Обнял тогда их обоих довольный Драуни и в величайшей радости молвил такое веское слово: «Убиты все панчалы и все сыновья Драупади¹⁸⁵, сомаки и остатки матсьев¹⁸⁶, — все они уничтожены мной! Теперь, когда мы достигли своей цели, не медля пойдем туда, где находится наш царь (Дурьодхана), и, если он еще жив, сообщим ему эту радостную весть».

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» восьмая глава.

ГЛАВА 9

Санджая сказал:

Истребив без остатка всех панчалов и сыновей Драупади, все вместе отправились они туда, где пал Дурьодхана. Явившись, застали они владыку людей, твоего сына, едва живым и, соскочив с колесниц, окружили его. Увидали они, что он без чувств (лежит) на земле с перебитыми бедрами, о Индра царей, и кровь бьет у него изо рта. Со всех сторон окружало его множество диких зверей, грозных видом, (сновали) поблизости стаи шакалов, готовых сожрать его; с трудом отгонял он зверье, стремящееся его растерзать, корчась на земле от непомерно жестоких страданий. Трое героев — Ашваттхаман, Крипа и Сатвата Критаварман, — тогда как остальные были убиты, — терзаемые горем, стояли вокруг него, великого духом, лежащего на земле, омытого собственной кровью. В окружении трех великоколесничных воинов, обагренных кровью, тяжко вздыхающих, царь воссиял, как алтарь с тремя огнями¹⁸⁷. Глядя на лежащего царя, не заслужившего такой доли, те трое зарыдали в невыносимой тоске. Отирая руками кровь с его лица, в горе оплакивали они павшего в битве царя.

Крипа сказал:

Нет тяжелее (удела, ниспосланного) судьбой: лежит поверженный, омывшись кровью, Дурьодхана, предводитель одиннадцати ратей. Пала наземь рядом с ним, блистающим золотом, его палица, любимейшая среди палиц, украшенная позолотой. Ни в одной битве палица эта не покидала героя, и даже теперь она не оставляет славного (воина), когда он отправляется на небеса. Вот она, отделанная золотом, лежит, согласно дхарме, на ложе рядом с героем, точно любящая супруга. Тот сокрушитель недругов, что был главой посвященных на царство, теперь, поверженный, глотает пыль, — вот какова превратность Времени! Ранее, поверженные им в бою, полегли на землю недруги, а теперь тот царь куру, сам поверженный недругами, лежит на земле. Тот, перед кем сотнями сонмов в страхе склонялись цари, теперь возлежит на ложе героя в окружении хищников! Властитель, которого прежде почитали цари за богатство его, ныне лежит поверженный, — вот какова превратность Времени!

Санджая сказал:

Затем, о лучший из бхаратов, Ашваттхаман, глядя на первого среди царей, возлежавшего (на смертном ложе), принялся горестно его оплакивать: «Называют тебя, о царь-тигр, первым среди всех лучников, подобным Владыке богатств¹⁸⁸, а в бою — учеником Санкаршаны¹⁸⁹. Как же грешный душой Бхимасена, о безупречный царь, углядел изъян у тебя, сильного и во всем удачливого?! Видно, Время могущественнее всего в этом мире, если мы видим тебя, о великий царь, поверженным в бою Бхимасеной! Как же тебя, знающего все дхармы, смог, изувечив, повергнуть низкий, ничтожный и грешный Врикодара?! Видно, Время не превзойти! Вызвав тебя на бой, в битве во имя дхармы¹⁹⁰, но вопреки дхарме (кшатрия), Бхимасена палицей мощным ударом раздробил твои бедра. Позор Юдхиштхире¹⁹¹ — он, низкий, спокойно смотрел, как тот вопреки дхарме придавил ногой голову поверженного в битве! Станут теперь в боях воины порицать Врикодару, доколе будет существовать живое, раз ты изуродован и повержен. О царь, не говорил ли тебе всегда наделенный отвагою Рама, радость ядавов¹⁹²: «Нет равного Дурьодхане, если с ним его палица!» Варшнея¹⁹³, о царь, могучий бхарата, прилюдно славил тебя: „Кауравья — лучший ученик мой в битве на палицах!" Ступил ты на ту стезю, что величайшие святые мудрецы называют славной стезей кшатрия, который пал, не отвратившись от боя.

О Дурьодхана, муж-бык! Не о тебе я печалюсь, — я печалюсь о Гандхари, сыновья которой убиты, равно как и об отце твоем: нищими скорбно будут скитаться они по земле. Позор Кришне Варшнее и злоумному Арджуне, которые, кичась своим знанием дхармы, смотрели, как тебя убивают! И что же скажут все те лишенные стыда Пандавы (царям), владыкам людей: как ими был повержен Дурьодхана? Достойно тебя, о сын Гандхари, муж-бык, погибнуть в сражении, когда идешь на врага в согласии с дхармой. Пали сыновья Гандхари, погибли ее близкие, родичи; какая стезя уготована неодолимому (Дхритараштре), чьи глаза — его мудрость¹⁹⁴? Позор Критаварману, мне и великоколесничному Крипе, что не мы удаляемся на небеса, а тебя, царя, пропускаем вперед, что не следуем мы за тобой, дарующим, что ни пожелаешь, за защитником, радеющим о благе подданных! Позор нам, ничтожнейшим из людей! Благодаря отваге твоей и Крипы, моей и отца моего дома подопечных наших, муж-тигр, были полны сокровищ. Благодаря твоей милости нами вместе с друзьями и родичами совершены многие из важнейших жертвенных обрядов с обильными дарами. Окажемся ли мы в подобном собрании, вместе с которым ты удаляешься вслед за всеми царями?! Мы трое, о царь, оттого, что не следуем за тобой, уходящим высочайшим путем, обречены на мучения, лишенные (права разделить) с тобой (пребывание) на небесах, утратив благоденствие и лишь сохраняя память о твоих благодеяниях! Каким же должен быть тот поступок, благодаря которому мы смогли бы последовать за тобой?

Горестно будем скитаться мы по этой земле, о лучший из куру, и откуда (ждать) нам покоя, о царь, откуда (ждать) счастья, если нет тебя с нами! Когда, удалившись отсюда, встретишься ты, о великий царь, с (павшими ранее) великоколесничными воинами, окажи им почести за меня сообразно заслугам, начиная со старшего. Почтив наставника (Дрону), знамя всех лучников, соблаговоли возгласить, о владыка людей, что ныне повержен мной Дхриштадьюмна, обними царя Бахлику, величайшего колесничного воина, Сайндхаву, Сомадатту и Бхуришраваса¹⁹⁵, обними за меня и других достойнейших из царей, прежде ушедших на небеса, и узнай, благополучны ли те». Произнеся это, Ашваттхаман взглянул на царя, (лежавшего) в забытьи с перебитыми бедрами, и снова заговорил: «О Дурьодхана, если ты еще жив, услышь весть, радующую слух: осталось в живых только семеро среди Пандавов, а из сторонников Дхритараштры — нас трое. Это пятеро братьев (Пандавов), Васудева и Сатьяки, а по другую сторону — я, Критаварман и Крипа Шарадвата. Все сыновья Драупади и сыновья Дхриштадьюмны убиты, все панчалы и остатки матсьев, о бхарата, уничтожены! Вот и свершилось возмездие: лишились Пандавы сыновей, и лагерь их, погруженный в сон, уничтожен вместе с людьми и упряжными животными. Мною, когда я ночью ворвался в лагерь, о владыка земли, тот злодей Дхриштадьюмна был умерщвлен точно так же, как умерщвляют скот!»

И тут Дурьодхана, внимая тем приятным для его души словам, очнулся и произнес: «Чего не сделали для меня ни Гангея¹⁹⁶, ни Карна, ни твой отец (Дрона), то содеяно ныне тобою вместе с Крипой и Бходжей! А раз уничтожен тот низкий предводитель (вражьего) воинства вместе с Шикхандином, я считаю себя ныне сравнявшимся с Магхаваном¹⁹⁷. Да обретете вы преуспеяние, благо вам! Наша новая встреча — на небесах». — И, сказав так, царь куру, многомудрый герои, в молчании исторг праны¹⁹⁸, чем поверг в скорбь соратников. «Да будет так!» — Они обнялись, обняли царя и, оборачиваясь то и дело, взошли на свои колесницы. Тогда, выслушав эту скорбную речь твоего сына, терзаемый горем, на рассвете я поспешил в город. Когда твой сын удалился на небеса, о безупречный, я, снедаемый мукой, утратил дар чудесного видения, дарованный мне святым мудрецом¹⁹⁹.

Вайшампаяна сказал:

Услышав такое о гибели своих сыновей и родичей, тот царь долго и жарко вздыхал, а затем погрузился в думы.

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» девятая глава.

КОНЕЦ СКАЗАНИЯ «ОБ ИЗБИЕНИИ СПЯЩИХ»

---

1 Санджая — потомственный сута-колесничий царя, прославляющий его подвиги; рассказывает слепому царю кауравов Дхритараштре о происходящем во время битвы Пандавов и кауравов.

2 ...те герои... — оставшиеся в живых после великой битвы трое кауравов; Ашваттхаман, сын Дроны, а также Крипа и Критаварман.

3 Пандавы — сыновья царя Панду, пятеро братьев: Юдхиштхира, Бхимасена, Арджуна, Накула и Сахадева, главные герои «Махабхараты».

4 Мухурта — отрезок времени, равный 48 минутам.

5 ...из-за гибели царя... — т. е. царя Дурьодханы, главы ста братьев-кауравов, смертельно раненного во время битвы.

6 Дхритараштра — слепой царь, отец ста братьев-кауравов, противников Пандавов в борьбе за престол.

7 Бхима — Пандава Бхимасена, один из сыновей Кунти от Панду. Во исполнение данной в собрании кшатриев клятвы во время битвы он перебил палицей ноги каураве Дурьодхане, оскорбившему супругу Пандавов Драупади тем, что обнажил перед ней бедро (Махабхарата 1962, гл. 63), а перед тем как Пандавы проиграли игру в кости, обращался с ней как со служанкой (см. там же, гл. 39, 60).

8 Ваджра — оружие громовника Индры, царя богов, демоноборца, созданное, согласно мифу, из костей мудреца Дадхичи небесным ремесленником Тваштри; в эпической поэтике ваджра символизирует мощь удара и твердость.

9 Гавальгани — имя по отцу суты-сказителя Санджаи.

10 Партхи — сыновья Притхи-Кунти, старшие братья Пандавы: Юдхиштхира, Бхимасена и Арджуна, считающиеся воплощениями богов, соответственно — Дхармы, олицетворяющего религиозный закон, Ваю-Ветра и Индры. Младшие Пандавы — близнецы Накула и Сахадева, сыновья Мадри, считаются сыновьями богов-близнецов Ашвинов.

11 Пандавея — то же: Пандава, сын Панду, здесь: Юдхиштхира.

12 ...стоя на главе ее... — так называемая «царская» метафора (ср. русск. «стоя во главе»), символизирующая победу над недругом; в данном случае не отвечает эпической реальности: победу в битве одержали Пандавы, а не сторонники царя Дхритараштры.

13 Бхима — «Грозный», сокращенное прозвание героя Бхимасены, соответствующее его характеристике.

14 Сбылись слова... Видуры... которым не внял сын мой... — Видура, герой старшего поколения, мудрец-риши, не раз предостерегал царя кауравов от распрей с Пандавами, предрекая поражение кауравов (см: Махабхарата 1962, гл. 66, с. 136; Махабхарата 1976, гл. 85, 86, 93).

15 Критаварман, Крипа и Драуни — трое уцелевших после битвы воинов-кауравов. Критаварман — царь из рода бходжей. Крипа — воин-брах.ман, воплощение Рудры, получивший от него знание военной науки, которой и обучил Пандавов и кауравов, приходясь, таким образом, наставником и тем и другим. Драуни — сын Дроны, имя героя Ашваттхамана по отцу, преимущественно используемое в этой книге, поскольку импульсом к действиям воина является месть за убитого отца.

16 ...злодейски убит был... Дурьодхана... — Словом «злодейски» передано adharmena, «вопреки дхарме», правилам ведения боя.

17 Творящий день (Творец дня) — Солнце.

18 Аста — гора Захода, противопоставляемая горе Восхода — Удая.

19 ...ночь, зиждительница всего мира — букв.: «основательница), «установительница» (dhatri); космологическая метафора содержит идею происхождения мира из космической тьмы. Бог Дхатри («Установитель») в Ведах ассоциируется с зачатием (в том числе и в космогоническом плане) и, очевидно, с идеологемой судьбы (см. Махабхарата 1987: 618, примеч. 59).

20 Куру — царский род, борьба между двумя ветвями которого — Пандавами и кауравами — составляет основной сюжет «Махабхараты». Название древнего индоарийского племени куру, внесшего, наряду с панчалами, основной вклад в сложение цивилизации долины Ганга, восходит к имени легендарного царя Куру (см.: Махабхарата 1990: 289). Здесь: куру — кауравы.

21 Бходжа — прозвание Критавармана, происходящего из царского рода бходжей.

22 Дрона — воин-брахман, военный наставник Пандавов и кауравов. Сын Дроны — то же: Драуни, Ашваттхаман.

23 Бхарата — bharata, «потомок Бхараты», именование по общему предку членов царского рода племени куру — Пандавов и кауравов; здесь: обращение к царю Дхритараштре.

24 Кауравья — здесь; обращение к царю кауравов Дхритараштре.

25 Супарна — «Прекраснокрылый», имя мифической птицы Гаруды, ваханы — ездового животного и символа Вишну.

26 Антака — «Несущий конец», бог смерти Яма.

27 Наука о пользе — букв.: артхашастра.

28 Дхарма кшатрия — воинский долг представителей второго, следующего за брахманами, высшего сословия (варны) древнеиндийского общества, состоящий в том, чтобы честно сражаться, не отступая с поля брани. Дхарма в широком смысле — универсальный надличностный религиозный закон индуизма, определяющий жизнь индивида, общества и космоса в целом. Этическая проблематика данной книги эпоса сосредоточена вокруг правил ведения боя — кшатрийской дхармы.

29 Панчалы — народность страны Панчала, располагавшейся к западу и юго-востоку от территории куру в верховье Ганга. Царские роды панчалов и Пандавов связаны союзничеством и родством: Драупади, супруга Пандавов, — дочь царя панчалов Друпады; панчалы сыграли важную роль в сложении культуры долины Ганга.

30 Врикодара — «С утробой волка», прозвание героя Бхимасены, не имеющее негативной окраски, объясняемое его способностью переварить даже смертельный яд.

31 Вадитры — музыкальные инструменты, которые входят, наряду с боевыми раковинами и барабанами, в состав воинской атрибутики.

32 Панду — царь, сын Кришны Двайпаяны Вьясы, называемого традицией создателем «Махабхараты». Сыновья Панду — пятеро братьев Пандавов, являющихся, по небесной родословной, сыновьями богов (см. примеч. № 10).

33 Время — Кала, смертоносный аспект судьбы.

34 Речь воина-брахмана Крипы (2. 2 — 19) относительно обусловленности успеха в достижении цели обязательным сочетанием двух факторов — благоприятствования судьбы и собственных деятельных усилий человека — представляет особый интерес для изучения эпического мировоззрения (в частности, теории кармы).

35 Парджанья — ведийское божество грозовой тучи, в эпосе сливается с Индрой как богом плодородия (см.: Махабхарата 1987: 682, примеч. 50).

36 Муж-бык — часто употребляемая в эпосе «животная метафора» (ср. «муж-тигр»), подчеркивающая физическую мощь воина (подробно см.: Махабхарата 1987: 604, примеч. 7; Невелева 1991, с. 129 — 132).

37 Мир живущих — jivaloka, мир живых, противопоставляемый миру умерших.

38 Гандхари — супруга царя Дхритараштры, мать ста братьев-кауравов, родом из страны Гандхары на территории Северного Панджаба, в месте впадения реки Кабул в Инд. Дхритараштра, Гандхари и Видура — те старшие в роду, у которых и надлежит просить совета.

39 ...речь... сообразную с дхармой и артхой... — Дхарма как религиозный долг (см.: примеч. 28) и артха, полезная деятельность во имя благополучия индивида, представляют собой две из четырех высших целей (ценностей) человеческой жизни (остальные: кама — наслаждение и порождение потомства, мокша — религиозное освобождение).

40 Праджапати — Владыка живущих, древнее божество, в эпосе передающее свое имя и с})ункции богу-творцу Брахме.

41 Варны — четыре сословия древнеиндийского общества: брахманы (жречество), кшатрии (воины), вайшьи (земледельцы, торговцы) и шудры (обслуживающие три высшие сословия).

42 ...отправиться стезей царя... и отца моего — метафорическое выражение понятия «принять смерть в бою».

43 ...подобно Магхавану, напавшему на данавов. — Магхаван — Щедрый, Даритель, прозвание Индры (древнее имя-заклинание, ср. Шива — милостивый по отношению к грозному Рудре), связанное, очевидно, с ролью Индры как божества дождя, подателя урожая. Данавы — сыновья Дану, разряд демонов. Демоноборчество Индры является темой большого числа батальных сравнений.

44 Дхриштадьюмна — сын царя панчалов Друпады, брат Драупади, супруги Пандавов. Во время битвы Дхриштадьюмна воскликнул: «Ашваттхаман убит!», не уточнив, что речь идет о боевом слоне, а не о сыне Дроны. Горюя, Дрона сложил оружие и был вероломно сражен, что и объясняет ненависть Драуни к виновнику смерти отца.

45 ...как... Держащий в руке (лук) Пинаку... Рудра, (уничтожающий) скот. — Отношение эпического Шивы, вобравшего в себя черты древнего божества-Стрелка и ведийского Рудры, к домашнему скоту двойственно: он может наслать порчу, но, умилостивленный, ограждает его от напастей. Этим сравнением открывается ряд уничижительных уподоблений воинов из стана Пандавов мелкому скоту, приносимому в жертву.

46 ...заставлю... следовать тяжкой стезей Дурьодханы, Карны, Бхишмы, а также владыки синдху — метафорическое выражение — «обреку на смерть», которую уже приняли перечисленные герои. Дурьодхана — главный из ста братьев-кауравов; Карпа — старший брат Пандавов, рожденный их матерью Кунти до брака с Панду, отвергнутый своими братьями и выступающий как полководец кауравов; Бхишма — герой старшего поколения, дед кауравов и Пандавов, возглавлявший, как и Карна, войско кауравов; владыка синдху — царь Джаядратха, правитель северо-западной страны Синдху-Саувира, сторонник кауравов.

47 ...так... (разбивают) голову скоту — одно из сравнений, варьирующих ритуально-мифологическую тему «битва-жертвоприношение», имеющих в данном случае уничижительный по отношению к жертве оттенок.

48 Гаутама — сын Готамы, патронимическое имя Крипы.

49 Тот, в чьей руке ваджра — прозвание Индры по его оружию.

50 Сатвата — этническое прозвание Критавармана, принадлежащего к роду сатватов, входившему в состав племени ядавов.

51 Здесь и далее восхваление Крипой мощи Ашваттхамана имеет целью укрепить собственный воинский дух и решимость соратника накануне боя (о типологическом сходстве подобных монологов с заговором и другими приемами воинской магии см.: Махабхарата 1990: 257, примеч. 218).

52 Сын Огня — эпический бог-воитель Сканда, военный предводитель богов, считающийся сьшом Шивы, идентифицируемого с Огнем.

53 Царь богов — Индра, земными аналогами которого мыслились эпические цари.

54 ...возгласишь... свое имя... — Крипа пытается убедить Ашваттхамана действовать в согласии с правилами ведения боя, по которым необходимо, вызьшая противника на бой, назвать свое имя.

55 Шакра, погубивший великих асуров. — Шакра — Мощный, именование Индры; асуры — демоны, «титаны» древнеиндийской мифологии, противники богов. Данное сравнение типично для батальных контекстов эпоса (ср. примеч. 43).

56 ...словно яростный Погубитель всех данавов — войско дайтьев. — Погубитель всех данавов — Индра; данавы и дайтьи — сьшовья соответственно Дану и Дити от Кашьяны, разряды демонов, практически не различающиеся меж собой (ср. батальные сравнения вьппе — примеч. 43, 55).

57 ...отправимся на небеса — «метафора смерти», подразумевающая эквивалентность религиозных заслуг — достижения небес гибелью в честном бою и посредством жертвоприношения.

58 ...что охраняемы Васудевой и Арджуной... — Во время битвы Кришна-Васудева был колесничим Пандавы Арджуны, своего родственника, друга и частичного вонлогцения. Васудева — имя бога-героя Кришны, формально являющееся патронимом (сьш Васудевы), пшроко распространенное в индуистской, особенно философской традиции.

59 Махендра — букв.: Великий Индра, одно из распространенных его именований.

60 ...долг и польза — букв.: «дхарма и артха» (см. примеч. 39).

61 ...все, что предписано... — agaman sarvan; агамы — древнеиндийские религиозно-философские трактаты в форме сутр, кратких изречений; большинство агам относится к джайнизму или шиваизму.

62 Лакшми — богиня царской удачи, преуспеяния и благоденствия; по древнеиндийским представлениям, сопутствует праведному царю.

63 Таковы правила честного боя, нарушение которых ведет к попранию воинской дхармы.

64 Преты — враждебные человеку духи, подчиненные богу смерти Яме.

65 Нарака — подземный мир, примерное соответствие европейскому аду.

66 ...ляжет пятном на тебя, красным на белом... — сложная символика цвета в древнеиндийской культуре, в данном случае близка универсальной: красное — кровь, смерть, а белое — чистота, незапятнанность.

67 ...Карна... был убит... (Арджуной). когда колесо его колесницы увязло (в расселине). — Таков финал поединка, которым завершается восьмая книга эпоса — «О Карие». Драуни перечисляет случаи, когда герои Пандавы во время битвы одерживали победу, вероломно попирая этику боя (подобная противоречивость героических образов послужила в XIX в. основанием «теории инверсии» А.Хольцманна, согласно которой первоначально героями эпоса были не Пандавы, а кауравы).

68 Шикхандин — сын царя панчалов Друпады, родившийся девочкой. Поэтому во время великой эпической битвы Бхишма отказался сражаться против Шикхандина и был предательски убит Пандавами.

69 Бхуришравас — воин, сын царя Сомадатты.

70 Ююдхана — он же: Сатьяки, герой из рода ядавов.

71 Шарадвата — патронимическое имя Крипы.

72 ...если будет убит... так, как убивают скот... — См. примеч. 45.

73 Ведийское жертвоприношение яджня с возлиянием масла в огонь в пределах системы «битва — жертвоприношение» противопоставляется здесь кровавому жертвоприношению животных.

74 Здесь и далее в описании этого существа-бхуты преобладают шиваитские ассоциации.

75 Хришикеша — в ед. ч. имя Вишну-Кришны.

76 Огонь Вадавамукха — огонь конца мира, вырывающийся из пещеры «Пасть кобылицы» (что и означает название), ассоциируется с Шивой, разрушителем вселенной.

77 ...в конце юги. — Имеется в виду мировой период, махаюга, состоящий из четырех веков: Крита («Совершенный», т.е. Золотой век), Трета, Двапара и Кали; завершается махаюга вселенской катастрофой пралая.

78 ...палицу, подобную Индрову знамени... — В поэтической системе эпоса знамя Индры, аналог космического столпа, символизирует огромную величину.

79 Джанардана — в ед. ч. имя Вишну-Кришны.

80 Шастры — религиозно-дидактические трактаты.

81 Жезл судьбы — пример сближения образов Ямы, бога Смерти, атрибутом которого является жезл-данда, и судьбы в фаталистическом ее понимании.

82 Махадева — букв.: Великий бог, именование Шивы, одного из великих, наряду с творцом Брахмой и хранителем мира Вишну, индуистских богов, считающегося разрушителем вселенной.

83 Капардин — имя Шивы — Носитель капарды. т.е. прически отшельника, волосы которого собраны в узел, формой напоминающий раковину-капарду; имя соотносится с ипостасью Шивы как аскета-йогина. Иная трактовка этого имени связана с пониманием капарды как монеты или игральной кости и ассоциируется с ролью Шивы при инициации.

84 Бхага — созвездие Уттара-Пхальгуни, состоящее из двух звезд.

85 Житель гор — Гириша, одно из имен Шивы, излюбленным местопребыванием которого, как и его ведийского аналога Рудры, считаются горы.

86 Стхану — Столп, Недвижимый; имя Шивы, связанное с одной из сторон его образа — аскет-йогин, а также с фаллическим аспектом его мифологии. Этим именем открывается эпический гимн — прославление Шивы путем перечисления его имен и характеристик.

87 Шива-Рудра — сопряжение двух этих имен указывает на ведийскую линию в формировании сложного образа эпического Шивы.

88 Шарва — Стрелок, древнее божество, в эпосе слившееся с Шивой; в эпическом мифе о сожжении Тройного демонского города, Трипуры, Шива-Шарва — владетель пламенной стрелы.

89 Ишана, Ишвара — оба имени означают «Властитель» и могут относиться как к Шиве (в данном случае), так и к Вишну, верховным богам индуизма.

90 Податель даров — в гимновом обращении к божеству — «наводящее» определение, призванное побудить бога исполнить просьбу адепта.

91 Бхава — именование Шивы.

92 Бхавана — Творец, Созидатель, имя Шивы, которое может относиться также и к Вишну.

93 Синешеий — то же: Синегорлый (Нилакантха), имя Шивы, выпившего ради спасения мира смертельный яд, появившийся после пахтания океана богами и демонами.

94 Нерожденный — т.е. существующий извечно, эпитет, определяющий бога вообще.

95 Шакра — Могучий, имя Индры, здесь: Шива.

96 Разрушитель жертвоприношения — именование Шивы; разгневанный тем, что боги не выделили ему доли жертвы, Шива нарушил их жертвоприношение (см. гл. 18).

97 Вишварупа — Являющий собою все, т. е. Вселенную, здесь: Шива; именование относится и к Вишну-Кришне как к богу тотальности.

98 Вирупакша — с необычными глазами, имя Шивы, имеющего третий глаз на лбу.

99 Имеющий множество проявлении — определение главных богов индуизма, отражающее аватарный аспект их мифологии, а также всеохватность присутствия.

100 Ганы — злые духи, сопровождающие Шиву; со становлением культа его сына Ганеши, Владыки ганов, становятся его спутниками. О значении термина гана см.: Vasilkov 1990.

101 ...бритоголовому брахмачарину с косицею на затылке... — Имеется в виду одна из главных ипостасей Шивы, предстающего аскетом; брахмачарин — первая из четырех стадий жизни — ашрам, когда ученик живет в семье учителя-гуру, исполняя обязанности по дому, изучая Веды и соблюдая обеты, важнейший из которых — обет целомудрия.

102 Сокрушитель Трипуры — имя Шивы, сжегшего Трипуру, Тройной город демонов на небесах.

103 Синегорлый — то же: Синешеий (см. примеч. 93).

104 Шукра — планета Венера и ее регент Ушанас; здесь, возможно, Шукра означает «Семя» как источник жизни, что соответствует мифологии Шивы.

105 Всесозидатель — определение, относящееся обычно к Брахме. Для молитвенного обращения к божеству в эпосе, как и в «Ригведе», характерно сосредоточение вокруг его имени эпитетов, свойственных другим богам.

106 Брахман — Абсолют, основа мироздания, коррелят индивидуального Атмана.

107 Треокий — Шива; в Ведах имя трактуется как «имеющий трех матерей (или сестер)» согласно троичной схеме мироздания; в эпосе три глаза Шивы — солнце, луна и огонь.

108 Гаури — супруга Шивы, в эпосе часто отождествляется с Умой.

109 Кумара — Юный, имя Сканды, отцом которого, согласно эпическому мифу (см.: Махабхарата 1987: 444 — 460), является Шива-Огонь. Имя связано с «героическим детством» бога — временем совершения его главных подвигов, а также объясняется ассоциацией Сканды с духами — губителями детей; умилостивленные, те же духи выступают их охранителями.

110 ...чья вахана... бык... — Ваханой (ездовым животным) и эмблемой Ш ивы является бык Нандин, в культе иногда замещающий бога.

111 Носящий тело как одеяние — т.е. нагой, характеристика Шивы-аскета и связанных с ним персонажей (в частности, риши Дурвасаса).

112 ...носителю лучшего оружия со стрелами... — Шива зовется Пинакином — Владетелем лука Пинака, а также Шарвой-Стрелком.

113 ...к пребывающему в далеком южном краю... — Данная характеристика связывает Шиву с Ямой, богом Смерти, ассоциируемым с югом, а также косвенно указывает на южноиндийские истоки сложения образа.

114 Макара — морское чудовище, имеющее сходство с крокодилом, акулой и т. п., символ Камы, бога любви.

115 Шатодары — букв.: «имеющие сто утроб», разряд спутников Шивы.

116 Индра царей — «царская» метафора, подчеркивающая главенство определяемого в том или ином отношении; здесь «царь над царями» — возвеличительное обращение к слепому царю Дхритараштре, бессильному после поражения кауравов (пример инерционности подобного словоупотребления, преследующего, однако, в сходных ситуациях в некотором роде психотерапевтическую цель).

117 Стихи 15 — 45 представляют собой образец эпического каталога, имеющего в композиции текста мнемотехническую функцию и отмеченного тенденцией к полноте перечня.

118 Шатагхни — «разящее сотнями», оружие (вероятно, бревно с шипами) для отражения с крепостной стены нападающего врага.

119 Бхушунди — вид оружия (возможно, огнемечущего).

120 ...будто... слоны во время истечения мады. — В период муста, когда у слонов из височных желез выделяется жидкость, животные воинственны; сравнение типично для батальных контекстов.

121 То есть Шивы.

122 Троемирие — древнеиндийская структура мироздания включает, наряду с земным миром людей, небесный и подземный миры, соответственно богов и демонов. Типологически поздние представления эпоса связаны с понятием множества миров.

123 ...обретя восьмеричную власть... — т.е. полную царскую власть с необходимыми регалиями (страна, город, знамя, зонт и т.д.).

124 Бхакты — последователи религиозного вероучения бхакти, эмоциональной формы богопочитания.

125 Мысль, речь и действие — индоевропейская формула, в рамках ритуальной культуры объемлющая три ее уровня: идеологию, учение и обрядность (см.: Семенцов 1981).

126 Сома — авестийское «хаома», растение, отождествляемое обычно с горной эфедрой. Выжимавшийся из него в ведийском ритуале сок в смеси с молоком, медом и другими ингредиентами отмечен галлюциногенными свойствами.

127 Веды — древнейшие памятники индийской словесности: «Ригведа» — собрание священных гимнов богам, «Яджурведа» — веда жертвенных заклинаний, «Самаведа» — канон мелодики; четвертая, «Атхарваведа», собрание магических формул, канонизирована позже трех других.

128 Держатель трезубца — именование Шивы по его характерному атрибуту — копью «тришула».

129 Махешвара — Великий владыка, имя Шивы (ср. Иша, Ишана, Ишвара — имена, повторяющие звуки его основного имени).

130 Парвати — Дочь гор. Горянка, имя супруги Шивы, дочери Химавана.

131 ...сонмами бхутов — bhotaganan или: бхутами и ганами.

132 Синтетическое сравнение, воспроизводящее эпическую идеологему «битва — жертвоприношение».

133 Ангирасы — род ведийских риши, святых мудрецов, связанных с почитанием огни и славившихся искусством исполнения ведийских гимнов.

134 Атман вселенной — согласно философии веданты, верховная субстанция мироздания.

135 Гуны — три природных начала: тамас — источник невежества, косности; раджас — активное, деятельное начало; саттва — умиротворенность, терпение. Обнаруживающее себя в древних упанишадах, учение о качествах субстанции-пракрити развивается философской системой санкхья; на него опирается теория этической мотивации человеческой деятельности.

136 ...Бхагаван принял свой телесный облик... — В эпосе богоявление предваряет ответный дар от адресата гимнового прославления.

137 Ракшасы — демоны-людоеды, мешающие жертвоприношениям, нападающие по ночам; в отличие от асуров, опасны, как и бхуты, не богам, а людям.

138 Сомаки — члены династии панчалов (в частности, сыновья Драупади), называемые так по имени родоначальника Сомаки.

139 ...удалились высочайшим путем... — «метафора смерти» как высшего пути; имеет тот же смысл, что и «удалиться на небеса».

140 Кшатра — сословие воинов-кшатриев, вторая из высших варн древнеиндийского обгцества (см. П[)имеч. 41).

141 ...мчась наподобие Времени... — Время-Кала в смертоносном аспекте в батальных контекстах сближается с Ямой, богом Смерти.

142 Панчалья — этническое прозвание Дхриштадьюмны, происходящего из царского рода панчалов.

143 Дрона, отец Ашваттхамана, был военным наставником обеих противостоящих сторон эпоса.

144 ...точно лев на... слона... — Подобные батальные сравнения эпоса традиционно свидетельствуют о равенстве соперников в бою.

145 Отправив... в обиталище Ямы — одна из многочисленных в эпосе «метафор смерти», связанная с переме1цением (ср. «отправиться на небеса»), в которой Яма предстает в своей древнейшей ипостаси — царя небес, «гостить» к которому отправляются земные цари (ср. «отправиться гостями к Индре» — метафора на тему архаического «обмена»-потлача).

146 Бxaрaдвaджa — «потомок Бхарадваджи», родовое имя Ашваттхамана, сына Дроны; мудрец-риши Бхарадваджа, известный в Ведах, приходится отцом Дроне.

147 Уттамауджас — воин из стана Пандавов.

148 Юдхаманью — воин, сражавшийся на стороне Пандавов.

149 Прабхадраки — воины, союзники панчалов.

150 Пративиндхья — сын Драупади от Юдхиштхиры, старшего из пятерых братьев Пандавов.

151 Сутасома — сын Драупади от Бхимасены, второго по старшинству Пандавы.

152 Накула — один из младших братьев-близнецов, сыновей Панду (согласно небесной родословной — близнечной пары богов Ашвинов).

153 Дваждырожденный — обычно брахман или кшатрий, прошедший посвящение и обретший знание Вед, что считалось вторым рождением. В эпосе так называют чаще всего брахманов, поэтому здесь подчеркивается брахманское происхождение сына Дроны, Ашваттхамана.

154 Шрутакарман — сын Сахадевы, одного из младших Пандавов, брата-близнеца Накулы.

155 Шрутакирти — сын Арджуны, одного из старших братьев Пандавов.

156 Погубитель Бхишмы — герой Шикхандин, против которого Бхишма не стал сражаться — в прошлом рождении тот был девушкой, — и был убит вопреки правилам ведения честного боя.

157 Вирата — царь матсьев, живших на территории современного Раджастхана; тринадцатый год своего изгнания Пандавы живут под чужими личинами в его царстве (см.: Виратапарва, 1967).

158 Друпада — царь панчалов, отец Драупади, супруги Пандавов, и Дхриштадьюмны, убившего Дрону, отца Ашваттхамана.

159 ...с арканами в руках... Ночь Смерти — Каларатри, ночь конца мира, часто идентифицируется с Дургой, супругой Шивы; арканы — атрибут бога смерти Ямы.

160 ...с лишенными волос головами. — Безволосость, наряду с наготой, в сочетании с красным цветом ассоциируется со смертью.

161 Здесь «куру» употребляется в значении «кауравы», тогда как обычно «куру» как родовое название относится и к кауравам, и к Пандавам.

162 Антака — бог Яма выступает здесь олицетворением Смерти.

163 Сринджаи — народность, союзная нанчалам, сторонникам Пандавов.

164 Простоволосые — т.е. с распущенными волосами, знак траура или близости смерти.

165 ...окутанные тьмою... — букв.: тамасом, который, согласно учению о трех гунах (см. примеч. 133), является источником заблуждений.

166 Вновь и вновь подчеркивается нарушение воинской этики воинами, напавшими ночью на спящий лагерь.

167 Хардикья — сын Хридики, царь Критаварман.

168 ...наслали на лагерь (огонь). Пожирателя жертв. — Не случайно употребление именно такого обозначения огня — по главной ритуальной функции — в контексте ассоциаций битвы с жертвоприношением.

169 Кабандхи — безглавые трупы-чудовища.

170 Якши — воинственные полубоги амбивалентной природы.

171 ...отсутствуют Партхи — сыновья Притхи-Кунти, то есть старшие братья Пандавы, отсутствовали, когда лагерь подвергся нападению: их увел Кришна «во имя их блага».

172 Асуры — некогда братья, а в эпосе — противники богов, демоны.

173 Гандхарвы — полубоги, небесные музыканты. О предыстории эпического образа см.: Vasilkov 1990.

174 Каунтея — здесь: Арджуна, сын Кунти; так же именуются Юдхиштхира и Бхимасена.

175 ...хранимого Джанарданой — т.е. Кришной, другом, родственником и покровителем Пандавов.

176 Завоеватель богатств — имя Арджуны как идеального царя-воина.

177 ...молящего о пощаде... — букв.: «сложившего ладони у груди», т. е. в ритуальной позе.

178 ...погубил... точно Пашупати — скот. — Пашупати, Владыка скота, — древнее имя Шивы-Рудры, бога, опасного для домашнего скота и одновременно ему покровительствующего.

179 Пишачи — разновидность демонов, пожирателей трупов.

180 ...с синими шеями — ракшасы-нилакантхи; Нилакантха, Синешеий — одно из имен Шивы, горло которого посинело от выпитого яда, появившегося при пахтании океана богами и демонами.

181 ...как (огонь) Очищающий, что обращает в прах все сущее на исходе юги. — Согласно эсхатологическим представлениям индуизма, Шива, разрушающий мироздание в конце мирового периода, идентифицируется с огнем. Имя Агни — Павака, Очищающий, связано в данном случае с очистительной ролью космической катастрофы, пралаи.

182 Кешава — Волосатый, именование-характеристика Кришны, очевидно, по этническому признаку; по традиции, имя Кешава связывается с мифом о происхождении Кришны, который родился от черного волоска Вишну, проникшего во чрево его матери Деваки.

183 Сатьяки — он же: Ююдхана, Шайнея, т.е. внук Шини, герой из рода ядавов, подвластного Кришне.

184 Властелин марутов — Индра, которого в Ведах сопровождают боги грозовой бури — маруты.

185 Драупади — супруга пятерых братьев Пандавов, дочь царя панчалов. Ашваттхаман покарал сыновей Драупади за то, что ее брат убил его отца.

186 Матсьи — дружественная Пандавам народность, населявшая территорию современного Раджастхана.

187 ...алтарь с тремя огнями. — Имеются в виду три жертвенных огня: гархапатья, дакшина и ахавания.

188 Владыка богатств — бог Кубера.

189 Санкаршана — древнее божество, по-видимому, аборигенного происхождения, в эпосе слившееся с Баларамой (Баладевой), который считается братом Кришны-Васудевы.

190 ...В битве во имя дхармы... — Согласно эпическим воззрениям, Пандавы, при всех нарушениях ими воинской этики, воплощают собой дхарму — закон, долг, справедливость, тогда как кауравы представляют адхарму, беззаконие, что и обрекает их на погибель.

191 Юдхиштхира — старший из братьев Пандавов, по небесной родословной — сын бога Дхармы и его частичное воплощение; не противится, однако, попранию кшатрийской дхармы.

192 Рама, радость ядавов — то же: Баларама, Баладева, старший брат Кришны, изначально — родственное последнему божество земледелия. Ядавы — племя, из которого происходят Кришна и Баларама.

193 Варшнея — Владыка вришниев, титул-именование Кришны и его брата Баларамы; здесь относится к последнему.

194 ...чьи глаза — его мудрость — индивидуальная метафора, определяющая слепого Дхритараштру как «провидящего мудростью»; противоречит характеру царя, потакающего своему злонамеренному сыну Дурьодхане (образец автоматического использования возвеличительной характеристики; ср. примеч. 116).

195 Бахлика — царь старшего поколения, сторонник кауравов. Сайндхава — Джаядратха, царь синдху и саувиров. Сомадатта — сын царя Бахлики. Бхуришравас — сын Сомадатты, внук Бахлики.

196 Гангея — царь Бхишма, считающийся сыном богини-реки Ганги.

197 Магхаван — бог-воитель Индра.

198 ...исторг праны... — т. е. умер, одна из многочисленных в эпосе метафор смерти. Ирана — жизненное дыхание, основа жизнедеятельности; во мн. ч. — пять видов воздушных потоков в организме человека: 1) прана — собственно дыхание; 2) апана — направленный книзу ток, в сочетании с праной — вдох и выдох; 3) вьяна — токи, распределяющиеся между двумя предыдущими; 4) удана — ток, собирающийся в горле; 5) самана — сосредоточенный в центре тела пищеварительный ток.

199 ...дар чудесного видения, дарованный мне святым мудрецом. — Накануне великой битвы риши Вьяса дарует Санджае способность наблюдать сражение и рассказывать обо всем происходящем слепому царю Дхритараштре, не участвующему в бою. Царский колесничий Санджая, обращаясь к своему владыке, выступает, таким образом, одним из рассказчиков эпоса, его батальных сцен.

Махабхарата

Сауптикапарва (Книга о нападении на спящих воинов)

Главы 10-18

Сказание об оружии айшика¹

ГЛАВА 10

Вайшампаяна сказал:

Когда прошла та ночь, колесничий Дхриштадьюмны поведал Царю дхармы² (Юдхиштхире) о побоище, учиненном спящим воинам: «Сыновья Драупади вместе с сыном Друпады, о великий царь, забылись ночью спокойным сном в своем лагере, и тогда в ночи ваш лагерь был уничтожен злодеем Критаварманом, Крипой Гаутамой и Ашваттхаманом. Сразив мечами, копьями и секирами тысячи воинов, слонов и коней, погубили они без остатка твое воинство! Слышался громкий шум, о бхарата, когда рубили твое воинство, точно огромный лес — топорами. Я один уцелел из той рати, о достойный владыка земли, едва спасшись от неукротимого Критавармана». Услыхав эту горькую весть, неодолимый сын Кунти Юдхиштхира пал наземь, охваченный тоскою по сыновьям. Сатьяки, Бхимасена, Арджуна и (младшие) Пандавы, сыновья Мадри³, бросились к нему и подхватили падающего. Очнувшись, Каунтея (Юдхиштхира), который, победив врагов, оказался ими же побежденным, в муке принялся причитать срывающимся от горя голосом: «Непознаваем путь к цели даже для тех, что наделены чудесным провидением! Иные, и побежденные, одерживают победу, а мы, победители, побеждены. Уничтожив братьев и сверстников, отцов и сыновей со множеством их соратников, одолев всех родичей, советников, внуков, мы оказались побеждены! Воистину, беда оборачивается благом, тогда как благо выглядит бедой. Победа эта имеет вид поражения, оттого эта победа и есть поражение, когда, победив, страдаешь потом, будто несчастный глупец! Разве можно считать это победой, если потом наголову разгромлен врагами!

Побеждены решительные (воины) побежденными прежде (недругами), не знающими колебаний, теми, из-за которых грех (лежит на нас) — позорная победа в братоубийственной битве! Убиты, застигнутые врасплох, те, что спаслись от грозного Карны, зубы которого — «ушастые» и трубчатые стрелы, а язык — это меч, от того, который в бою натягивал лук до отказа, исторгая ладонью звон тетивы, от яростного мужа-льва, которого нельзя было обратить вспять с поля брани. Пали, застигнутые врасплох, царские сыновья, которые с помощью всевозможного оружия, точно на лодках, переправились через океан-Дрону, колесница которого — водные просторы, ливни стрел — волны, скопления драгоценных каменьев — выстроенные в ряды упряжные животные, копья и пики — рыбы, слоны с флагами — крокодилы, крупные стрелы — пена, колчаны — водовороты, а восход луны над полем брани — (океанские) берега, оглашаемые громом ударов ладоней о тетиву и грохотом колесничных ободов. Здесь, в этом мире живущих, люди не могут подвергнуться столь мощному истреблению, если только их не застанут врасплох. Человека, когда он застигнут врасплох, всецело покидает удача и обступают напасти. Пали, застигнутые врасплох, царские сыновья, которые в великом бою выстояли против Бхишмы, вершившего жертвенное возлияние различным оружием и доспехами, против того мощного лесного пожара, настигшего прекраснейшие из деревьев — великое воинство, против того, чьи красивые стяги — рвущийся ввысь дымознаменный (огонь), стрелы — языки пламени, мощно раздуваемого (ветром) его ярости, шум которого — грохот колесничных ободов и удары ладони о тетиву огромного лука, а сила — летящее в цель оружие⁴.

Для человека, застигнутого врасплох, недостижимы ни знание, ни подвижничество, ни преуспеяние, ни высокая слава. Смотри — Махендра, не давший застигнуть себя врасплох, сокрушил всех недругов, обретя заслугу удачного жертвоприношения. А царские сыновья и внуки, подобные тому же Индре, — смотри, —- пали все до единого, застигнутые врасплох! Точно богатые купцы, что, переправившись через океан, предались забавам и нашли погибель в ничтожной речушке, — так лежат они, убитые неистовыми (врагами), обретя, без сомнения, третье небо⁵. Я печалюсь о праведной Кришне⁶: как бы не погибла она теперь в океане скорби! Как узнает о том, что убиты ее братья, сыновья и старый отец, царь панчалов (Друпада), тут же, лишившись сознания, падет она наземь, да так и будет лежать, и стройное тело ее сломит отчаянием. Не в силах превозмочь порожденную бедою тоску, достойная радостей, как будет она жить, преследуемая (мыслью) о гибели сыновей, смерти братьев, будто сжигаемая (огнем) Пожирателем жертв!» Так стеная, несчастный царь куру повелел Накуле: «Ступай и доставь сюда царскую дочь несчастную вместе с родными ее по матери». Выслушав в согласии с дхармой повеление царя, воплощения дхармы, сын Мадри спешно отправился на своей колеснице туда, где пребывала царица вместе с женами царя панчалов. Отправив (Накулу), сына Мадри, Аджамидха⁷ (Юдхиштхира), терзаемый отчаянием, рыдая, тронулся в путь вместе с близкими туда, где на ратном поле (полегли) его сыновья и кишели уже скопища духов-бхутов. Когда он достиг того (места), открылась ему ужасная в своей жестокости картина: сыновья его, друзья и сподвижники лежали на земле с обагренными кровью телами, проломленными, пробитыми и отсеченными головами. Увидев такое, Юдхиштхира, первый среди кауравов, лучший из вершителей дхармы, выражая всем видом своим тяжкую скорбь, громко вскричал и без чувств рухнул на землю в окружении свиты.

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» десятая глава.

ГЛАВА 11

Вайшампаяна сказал:

Когда он увидел павших в бою сыновей, братьев, друзей, душа его, о Джанамеджая, преисполнилась великого горя. Глубокое страдание охватило (царя), могучего духом, когда он стал вспоминать о сыновьях, внуках, братьях, своей родне; глаза его налились слезами, он задрожал, готовый лишиться чувств, а друзья в крайней тревоге принялись утешать его. И вот в тот самый миг на исходе дня в солнцеподобной колеснице появился Накула вместе со страдалицей-Кришной. Находясь в Упаплавье⁸, услыхала она о той величайшей беде и впала в отчаяние из-за гибели всех своих сыновей. Трепеща, как банановое дерево под налетающим ветром, Кришна, приблизившись к царю, пала наземь, измученная страданием. Лицо ее с глазами, подобными лепесткам раскрывшегося лотоса, точно солнце, поглощенное тьмой, внезапно осунулось от горя. Увидев, что она упала, воистину отважный, яростный Врикодара бросился к ней и подхватил обеими руками. Бхимасена пытался утешить красавицу, а Кришна, рыдая, сказала, обращаясь к Пандаве (Юдхиштхире) и его братьям:

«Волей судьбы, о царь, ты станешь теперь владеть всею этой землей, согласно кшатрийской дхарме, предав своих сыновей Яме. Волей судьбы, о Партха, ты жив-здоров и, обретя всю землю, не вспомнишь теперь о сыне Субхадры⁹, поступью схожем с разъяренным слоном. Слыша о том, что мои сыновья-герои пали в согласии с дхармой, вместе со мной в Упаплавье волей судьбы ты не вспомнишь о них! С тех пор как я услыхала о том, что они, спящие, истреблены злодеем Драуни, горе сжигает меня, о Партха, как Пожиратель жертв свое вместилище. Если сегодня же ты не выйдешь на битву и в поединке не лишишь жизни злодея Драуни вместе с его приспешниками, если Драуни не вкусит плода своего злодеяния, я здесь же изведу себя постом¹⁰, — знай это, Пандава!» Проговорив это, славная Кришна Яджнясени¹¹ присела напротив Пандавы Юдхиштхиры, Царя дхармы. Глядя на сидящую рядом любимую супругу, царь-мудрец Пандава, верный душою дхарме, отвечал Драупади, чарующей обликом: «О красавица, сведущая в дхарме! В согласии с дхармой сыновья и братья твои приняли достойную смерть, и не должно тебе горевать о них! А сын Дроны, прекрасная, ушел в лес далеко отсюда, так как же ты сможешь узнать, прекрасная, что пал он в бою?»

Драупади сказала:

Мне известно — у сына Дроны на голове есть жемчужина, с которой он родился, и если увижу, что принесут эту жемчужину, уничтожив злодея (Драуни) в битве, и прикрепят ее, о царь, (тебе) на голову, лишь тогда я смогу жить, — так я решила.

Вайшампаяна сказал:

Сказав так царю Пандаве, чарующая обликом Кришна приблизилась затем к Бхимасене и гневно произнесла такие слова: «Ты должен спасти меня, Бхима, памятуя о дхарме кшатрия, — убей того злодея, как Магхаван — Шамбару¹²! Нет здесь другого такого, что сравнился бы с тобою отвагой. Известно во всех мирах, как в городе Варанавате, когда (нам грозила) большая беда, именно ты явился для Партхов¹³ спасителем, и при встрече с Хидимбой ты также защитил (нас¹⁴). И в городе Вираты ты, как Магхаван — Пауломи¹⁵, спас меня от беды, когда я была жестоко преследуема Кичакой¹⁶. Как прежде, о Партха, ты вершил столь великие деяния, так и теперь, о сокрушитель недругов, погуби Драуни¹⁷ и благоденствуй!» Внимая тому, как на все лады оплакивала она свои беды, не выдержал многосильный Каунтея Бхимасена. Он поднялся на мощную колесницу, сверкающую золотом, и взял блестящий, переливающийся лук вместе со стрелами, отвечающими ему достоинствами. Поставив Накулу колесничим, избранный (Драупади), дабы покарать сына Дроны, он быстро погнал коней, натянув лук со стрелой. Скорые, как ветер, гнедые кони, подгоняемые (Накулой), стремительно, быстрым ходом помчались вперед, о муж-тигр! По колесничному следу, ведущему от собственного лагеря (Пандавов), неколебимый отважный (Бхима) спешно двинулся тем путем, что был проложен колесницей сына Дроны.

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» одиннадцатая глава.

ГЛАВА 12

Вайшампаяна сказал:

Когда удалился неодолимый (герой), лотосоокий (Кришна), бык-ядава¹⁸, сказал Юдхиштхире, сыну Кунти: «Твой брат Пандава-бхарата, не вынеся тоски по сыну, отправился в путь, о бхарата, намереваясь уничтожить Драуни в бою. Бхима тебе дороже всех твоих братьев, о бык-бхарата, — так отчего же ты не удержал его, когда он устремился навстречу опасности? Ведь то оружие, называемое "брахмаширас¹⁹", о котором Дрона, покоритель вражеских поселений, поведал своему сыну, способно спалить землю! Великий духом, великий участью наставник, знамя всех лучников, испытывая приязнь к Завоевателю богатств (Арджуне), передал ему это (оружие). Неистовый сын (Дроны) просил его тогда о том же, и тот, словно бы без особой охоты, поведал ему о нем. Известна необузданность его сына, великого духом, и наставник, знаток всех дхарм, никогда ему не потворствовал. "Даже если, сын мой, ты попадешь в битве в большую беду, тебе нельзя будет использовать это оружие, а против людей — в особенности", — так сказал, о муж-бык, своему сыну наставник Дрона и следом добавил: "Ведь ты не из тех, что придерживаются стези праведников!"

Выслушав от отца те горькие слова, злодушный (Драуни), простившись с надеждой на всяческие блага, пал наземь в отчаянии. Затем, о бхарата, лучший из куру, пока ты пребывал в лесах²⁰, явился он в Двараку²¹ и зажил там, высочайше почитаемый вришниями²². И вот однажды, после того как поселился в Дваравати²³, пришел он ко мне один, когда и я в одиночестве (находился) на берегу океана, и сказал, улыбаясь: "То оружие под названием "брахмаширас", чтимое богами и гандхарвами, о Кришна, (то оружие), что воистину доблестный мой отец, наставник бхаратов, верша суровое подвижничество, принял от Агастьи²⁴, ныне (принадлежит) мне, о Дашарха²⁵, как некогда (принадлежало) моему отцу. Прими это наше чудесное оружие, о первый среди ядавов, мне же даруй твой диск-чакру, несущую погибель в бою недругам". Испытывая дружелюбие к нему, с жаром просившему у меня, сомкнув у груди ладони, мое оружие, я ответил ему, о царь, бык-бхарата: "Боги, данавы и гандхарвы, люди, птицы и змеи — все вместе взятые не стоят и сотой доли моей мощи. Какое бы оружие ты ни пожелал: этот ли лук, то ли копье, эту чакру, ту палицу, — я дарую его тебе! Какое оружие ты сможешь поднять или использовать его в битве, то и бери, а остальное, что пожелаешь, оставь для меня".

И тот мощнорукий выбрал сделанную из железа чакру с тысячей спиц, с красивой ступицей, подобной ступице (Индровой) ваджры, тем самым бросив мне вызов. Я тотчас сказал: "Бери же чакру!" Стремглав он бросился к чакре, схватил ее левой рукой, но не смог даже сдвинуть с места, о неколебимый! Тогда он попытался взять ее правой, но, несмотря на все усилия, не удалось ему завладеть ею. Злоумнейший Драуни, прилагая все свои силы, не смог ни поднять, ни подвинуть (чакру); истратив все силы, о бхарата, он утомился и отступил. И когда Ашваттхаман оставил эту безумную затею, я подозвал его, взмокшего, и сказал: "Тот, кто слывет недосягаемым образцом для богов и людей, — Белоконный Владетель лука Гандива (Арджуна), на стяге которого лучшая из обезьян; тот, кто вознамерился одолеть в поединке самого Ишу, Бога богов, Синешеего Супруга Умы и тем ублажил (Шиву) Шанкару²⁶; тот, милее которого нет для меня на земле человека, и не существует такого, чего бы я не отдал ему, будь то жены мои и сыновья, — даже он, приходясь мне другом, о брахман, даже тот Партха, неутомимый в подвигах, никогда не обращал ко мне такие слова, какие ты произнес! Тот, кто был обретен мною благодаря подвижничеству, когда я, удалившись на склон Химавана²⁷, двенадцать лет провел, соблюдая великую суровую брахмачарью; тот, кто рожден Рукмини²⁸, прошедшей через тот же самый обет; исполненный пыла сын мой, зовущийся Прадьюмна Санаткумара²⁹, — даже он не смел просить у меня эту великую, дивную, несравненную чакру, которую ты, глупец, рискнул попросить у меня! Ни Рама безмерно могучий, ни Гада, ни Самба³⁰ никогда прежде и не заикались о том, о чем ты рискнул меня попросить! И другие, живущие в Двараке вришнии и андхаки, великоколесничные воины, даже не поговаривали прежде о том, о чем ты попросил. Приходясь родным сыном наставнику бхаратов (Дроне), о лучший из колесничных воинов, почитаемый всеми ядавами, уж не вознамерился ли ты сражаться, используя чакру?!"

Когда я сказал так, Драуни мне ответил: "Совершив тебе поклонение, с тобою, о Кришна, я мог бы сразиться! Потому (я) просил у тебя чакру, чтимую богами и данавами, что стал бы непобедим, о могучий, — истинно то, что я говорю тебе! Но, не осуществив из-за тебя, о Кешава, моего воистину невыполнимого желания, я покину тебя, о Говинда³¹, — благослови меня милостиво! Этой чакрой с прекрасной ступицей владеешь ты, бык среди вришниев, не зная равных себе (в битве) чакрами, и не сравнится с тобою другой на земле!" С этими словами юный Драуни, приняв от меня упряжь, коней и луки, отправился в путь, (одаренный) разными сокровищами. Он гневен и злодушен, жесток и своенравен, ему ведомо оружие «брахмаширас» и потому Врикодаре надлежит остерегаться его».

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» двенадцатая глава.

ГЛАВА 13

Вайшампаяна сказал:

Сказав так, первый среди воинов, радость всех ядавов, поднялся на свою великую колесницу, полную всевозможного отборного оружия, запряженную прекрасными камбоджийскими конями³² с золотыми гирляндами. Ту лучшую из колесниц цвета солнечного восхода влекли коренные: справа — Сайнья, а слева — Сугрива, пристяжными же были Мегхапушпа и Балахака. Сотворенное Вишвакарманом³³ дивное древко его знамени, украшенное различными драгоценными камнями, казалось взметнувшимся над колесницей волшебным видением. В лучах сияющего ореола был виден стоящий там Вайнатея³⁴, враг змеев, знамя истинного (бога). Взошел (на колесницу Кришна) Хришикеша, знамя всех лучников, а (следом за ним) Арджуна, вершитель истинных деяний, и Юдхиштхира, царь куру. Те двое, великие духом, стоя рядом с Дашархой, Владетелем лука Шарнги³⁵, возвышавшимся в колеснице, блистали, точно два Ашвина подле Васавы³⁶. Позволив подняться им на свою колесницу, чтимую миром, Дашарха хлыстом принялся погонять отборных стремительных коней. Кони резко взяли с места, увлекая лучшую из колесниц, в которой стояли двое Пандавов и бык-ядава. Несущие Владетеля лука Шарнги быстроходные кони подняли страшный шум, так что казалось, будто взлетела птичья стая.

Те мужи-тигры, о бык-бхарата, поспешив вслед за Бхимасеной, настигли вскоре великолучного воина, но и нагнав Каунтею, который пылал гневом, великоколесничные (герои) не смогли удержать его, устремившегося на врага. Завидев тех славных (воинов) с крепкими луками, он продолжал гнать своих стремительно мчавшихся коней к берегу Бхагиратхи³⁷, где, как говорили, находился Драуни, погубитель сыновей великих духом (Пандавов). Вот увидел он великого духом, славного Кришну Двайпаяну Вьясу³⁸, сидевшего вместе со святыми мудрецами у самой кромки воды. Поблизости заметил он Драуни, вершителя жестоких деяний, — (на теле) его, натертом растопленным маслом, была лишь узкая полоска из травы куша, а волосы пропитаны пылью³⁹. Каунтея Бхимасена мощнорукий, держа лук и стрелы, ринулся к нему с криком: «Стой! Стой!» Увидев грозного лучника, державшего лук, а позади него — стоявших в колеснице Джанарданы братьев (Пандавов), Драуни пал духом, понимая, что настал час (расплаты). И вспомнил он тут, став беспечальным душою, о том дивном, превосходящем любое другое оружии. Оказавшись перед лицом беды, обратился Драуни к волшебному оружию и левой рукой взялся за «айшику». Горя нетерпением (покарать) тех героев, что стояли, держа наготове дивное оружие, в ярости он испустил грозный клич: «Смерть Пандавам!» И с этими словами, о царь-тигр, пламенный сын Дроны пустил в ход свое оружие, намереваясь привести в смятение все миры. И вот в тростниковой стреле возник огонь, словно бы нацелившись испепелить три мира, подобно Яме-Калантаке⁴⁰.

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» тринадцатая глава.

ГЛАВА 14

Вайшампаяна сказал:

Мощнорукий Дашарха, с самого начала понявший по движениям Драуни его намерение, обратил свою речь к Арджуне: «О Арджуна, Арджуна! Пробил час, Пандава, того дивного оружия, которому обучил тебя Дрона, — (наука) эта хранится в твоем сердце! Чтоб защитить своих братьев и себя самого, прибегни в бою, о бхарата, к тому оружию, что способно остановить любое другое». Когда сказал ему это Кешава⁴¹, Пандава, погубитель вражеских героев, быстро сошел с колесницы, держа лук и стрелы. Со словами: «Да будет благо прежде сыну наставника, а после — мне и всем моим братьям!» — губитель недругов, почтив богов и наставников, обратил свои помыслы к Шиве и пустил в ход то оружие с мыслью: «Да будет усмирен (Драуни) этим оружием!» И тогда воспылало оружие, мгновенно пущенное Владетелем лука Гандива (Арджуной), исторгая мощные языки пламени, подобно огню конца юги⁴². Тут и оружие жгучепламенного сына Дроны воспылало ярким огнем, окруженным жарким ореолом. Загрохотали раскаты грома, пали тысячами зарницы, великий ужас охватил все сущее; шумом наполнился небосвод, ярко расцвеченный огненными гирляндами, пришла в движение вся земля с горами, лесами и деревьями. Понимая, что оружие обоих (воинов) мощью пламени вот-вот спалит миры, явились туда вместе два великих святых мудреца — Нарада⁴³ и верный дхарме прародитель бхаратов (Вьяса), чтобы остановить обоих героев — Бхарадваджу и Завоевателя богатств. Те отшельники, знатоки всех дхарм, радеющие о благе всякого существа, встали, источая яркое сияние, между тем и другим пламенным оружием. Стоя между славными неодолимыми (героями), те первые среди святых мудрецов были подобны двум пылающим огням. Неподвластные силам живущих, равные (мощью) богам и данавам, (возжелали они), радея о благе миров, усмирить пламя оружия.

Святые мудрецы сказали:

Знатоки всевозможного оружия, великоколесничные воины, те, что ушли (на небо) ранее, никогда не использовали против людей такое оружие!

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» четырнадцатая глава.

ГЛАВА 15

Вайшампаяна сказал:

Муж-тигр (Арджуна), Завоеватель богатств, едва увидев тех двух (мудрецов), пламенностью подобных огню, поспешно убрал свою волшебную стрелу. Первый среди владеющих словом, сложив смиренно ладони, сказал он тогда святым мудрецам: «Пущено мною это оружие, дабы остановить оружие (недруга). Но раз это великое оружие остановлено, злодей Драуни тотчас пламенем своего оружия испепелит нас всех без остатка! Однако же, если это на благо и нам, и всем мирам, то вы, богоподобные, вправе остановить его». С этими словами Завоеватель богатств сложил оружие, а ведь прекратить его действие в битве не под силу и богам. Никто, кроме Пандавы, даже Стосильный⁴⁴ (Индра), явившись воочию, был бы не в силах остановить в бою то величайшее оружие, когда оно пущено в ход. Несовершенный духом не смог бы его удержать, раз оно начало действовать, ибо оно есть порождение пламенной мощи Брахмы⁴⁵, — (такое по силам) лишь тому, кто исполнил обет брахмачарина. Если же тот, кто не прошел через брахмачарью, приведет это оружие в действие, а затем попытается его остановить, оно отсечет голову и ему, и его близким. Арджуна, исполнивший обет брахмачарина, даже страдая от тяжкой беды, хотя и обрел то недоступное другому оружие, (никогда) не пускал его в ход. Пандава Арджуна, герой-брахмачарин, вершитель истинных обетов, следует заветам наставников, и потому он смог остановить это оружие.

Драуни же, увидев тех двух стоявших перед ним святых мудрецов, не смог в битве прервать действие своего грозного оружия. Не в силах остановить в бою то величайшее оружие, Драуни в сердечной тоске сказал Двайпаяне, о царь: «Мучимый безмерным страданием, в ужасе перед Бхимасеной использовал я это оружие, о отшельник, желая спасти свою жизнь! Вразрез с дхармой, владыка, идет то, что содеял в бою вероломный Бхимасена, решившись убить сына Дхритараштры (Дурьодхану)! Потому-то, о брахман, я, хоть и несовершенен душою, пустил в ход это оружие и теперь не в силах его обуздать. Волшебное это оружие, которое отразить невозможно, приведено мною в действие на погибель Пандавам, о отшельник, и заклятьем я вселил в него пламенную мощь. Поэтому, нацеленное на то, чтобы принести погибель Пандавам, теперь оно лишит жизни всех потомков Панду! Разум мой был обуян гневом, о брахман, когда я совершил этот грех — использовал в битве это оружие, намереваясь истребить Партхов!»

Вьяса сказал:

Партха, Завоеватель богатств, которому ведомо оружие «брахмаширас», прибегнул к нему не во гневе и не ради того, чтобы сразить тебя в поединке. Оружие, пущенное рукою Арджуны, чтобы остановить в битве твое оружие, вновь остановлено им же. Мощнорукий Завоеватель богатств, обретший оружие Брахмы благодаря наставлению отца твоего, не поступился кшатрийской дхармой! И как ты посмел возжелать смерти столь праведного, стойкого, достойного знатока всяческого оружия вместе с его братьями и близкими! Ту страну, где оружием «брахмаширас» бьются с (другим) мощным оружием, двенадцать лет Парджанья не орошает дождем⁴⁶. Именно потому мощнорукий Пандава, радея о благе живущих, не сокрушает это твое оружие, хотя он и в силах (это сделать). И Пандавов, и тебя, и царство нам надлежит постоянно оберегать, — поэтому, о мощнорукий, останови это дивное оружие! И да остынет твой гаев, а Партхи пусть остаются целы и невредимы! Царь-мудрец Пандава (Юдхиштхира) не желает победы вопреки дхарме. Отдай им эту жемчужину, что на твоей голове, а Пандавы, получив ее, взамен сохранят тебе жизнь.

Драуни сказал:

Эта моя жемчужина превосходит ценностью и те сокровища, что есть у Пандавов, и то богатство, которое было добыто кауравами. Тот, кто носит ее, никогда не ведает страха ни перед оружием, ни перед болезнью, ни перед голодом, а также перед богами, данавами и демонами-змеями. Нет (у такого) страха ни перед толпами ракшасов, ни перед разбойниками, и я ни за что не могу расстаться со столь ценной жемчужиной! Но как ты сказал, о владыка, так мне и надлежит немедленно поступить. Вот жемчужина, а вот я! Да поразит эта стрела чрево каждой женщины из стана Пандавов; она, без промаха бьющая, уже нацелена!

Вьяса сказал:

Делай же так, если разум твой никак невозможно направить на что-то другое! Послав (оружие) во чрева женщин из стана Пандавов, на том и успокойся!

Вайшампаяна сказал:

Тогда Ашваттхаман, выслушав слова Двайпаяны, в крайнем возбуждении направил то величайшее оружие во чрева (женщин Пандавов).

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» пятнадцатая глава.

ГЛАВА 16

Вайшампаяна сказал:

Узнав о том, что злодеем пущено в ход то (оружие), Хришикеша (Кришна) торжественно обратил свою речь к Драуни: «Дочери Вираты⁴⁷, которая приходится снохой (Арджуне), Владетелю лука Гандива, некий брахман, верный обету, увидев ее, когда она пришла в Упаплавью, ранее предрек: „Когда будет истреблен род Куру⁴⁸, родится у тебя сын, который, пребывая еще в утробе, будет принадлежать к Парикшитам⁴⁹. Да будут истинны слова того праведника, — станет сын ее Парикшит⁵⁰ основателем нового рода!» Но разъяренный Драуни так отвечал тогда Говинде, первому среди сатватов⁵¹, на его слова: «Не будет того, о чем говоришь ты, о Кешава, занимая сторону (Пандавов), как не бывать тому, о лотосоокий, чтоб не исполнились мои слова! Достигнет это оружие, мною нацеленное, чрева дочери Вираты, той, которую ты, о Кришна, намерен спасти!»

Васудева сказал:

Метким будет удар того величайшего оружия, но, и умерщвленное во чреве, дитя все же родится на свет, и суждена ему будет долгая жизнь. Тебя же все мудрые будут считать ничтожеством, многогрешным злодеем и детоубийцей! И потому да пожнешь ты плоды этого злого деяния — три тысячи лет будешь странствовать по земле, нигде и ни от кого не встречая содействия! Одинокий, без спутников станешь бродить ты по разным краям, и не окажется тебе, низкий, места среди людей. Будешь ты, грешный душою, странствовать, сопровождаемый запахом гноя и крови, находя пристанище лишь в пещерах и диких местах, подверженный всевозможным болезням. А Парикшит-герой, достигнув зрелости и обретя по обету знание Вед⁵², получит всяческое оружие от Крипы Шарадваты. Познав это лучшее оружие, верный обету кшатрийской дхармы, в течение шести лет он, преданный душой дхарме, будет хранить землю⁵³. И больше того, царем куру тот мощнорукий царь, нареченный Парикшитом, станет прямо у тебя на глазах, о ничтожнейший помыслами! Ты увидишь, подлейший из людей, какова мощь моего подвижничества и истинность (моих слов⁵⁴)!

Вьяса сказал:

Если ты, будучи брахманом, невзирая на нас, совершил столь жестокий поступок⁵⁵, если таков твой образ действий, то сбудутся несомненно великие слова, что произнес сын Деваки⁵⁶. Ступай побыстрее отсюда, низкий в своих деяниях!

Ашватххаман сказал:

С тобою вместе, о брахман, буду я пребывать меж людей, но пусть будут истинны слова Бхагавана Пурушоттамы⁵⁷.

Вайшампаяна сказал:

Отдал жемчужину Драуни великим душою Пандавам и, поникший, у всех на глазах отправился в лес. Пандавы же, чей недруг был повержен, с жемчужиной, от рожденья принадлежавшей сыну Дроны, следуя за Говиндой, Кришной Двайпаяной (Вьясой) и великим отшельником Нарадой, поспешили к мудрой Драупади, подвергшей себя смертному посту. И вот те мужи-тигры на добрых конях, подобных ветру, вместе с Дашархой возвратились в лагерь. Спешно сойдя с колесниц, великоколесничные воины увидали отчаявшуюся Кришну Драупади и сами пришли в еще большее отчаяние. Вместе с Кешавой приблизились Пандавы к ней, утратившей радость, погруженной в скорбную тоску, и встали вокруг. Многосильный Бхимасена с дозволения царя (Юдхиштхиры) подал ей ту дивную жемчужину и произнес такие слова: «Вот эта жемчужина, благо тебе! Повержен убийца твоих сыновей. Вставай же! Отринув печаль, вспомни о дхарме кшатриев! Когда Васудева направился заключить мир (с кауравами⁵⁸), тобою, о скромница черноокая, были сказаны Сокрушителю Мадху⁵⁹ такие слова: „Нет у меня супругов, нет сыновей, нет братьев, и тебя нет для меня, о Говинда, если царь (Юдхиштхира) стремится к миру (с врагами)!" Сказала ты суровые слова Пурушоттаме, но тебе надлежит помнить, что они согласуются с дхармой кшатрия. Убит грешный Дурьодхана — препятствие на пути (возвращения) царства⁶⁰, испил я крови трепетавшего (в муке) Духшасаны⁶¹. Оплачен долг, который платится убийцей⁶², и нас не смогут осудить те, что вознамерятся о том судачить: сын Дроны повержен, но отпущен (нами) благодаря его брахманскому происхождению и родству с наставником. Слава его померкла, о царица, лишь бренное тело ему осталось, он лишился своей жемчужины и бросил оружие наземь».

Драупади сказала:

Я приму это лишь как оплату долга: сын наставника для меня — что наставник. Да водрузит, о бхарата, царь (Юдхиштхира) эту жемчужину себе на голову!

Вайшампаяна сказал:

Тогда царь взял и водрузил ее себе на голову, следуя воле Драупади, (посчитавшей), что эта (жемчужина) осталась (им) от наставника (Дроны). И тут великий могучий царь (Юдхиштхира) с дивной прекрасной жемчужиной на голове воссиял, точно гора, (освещенная) луной. Поднялась тогда мудрая Кришна, терзаемая тоскою по сыновьям, а Царь дхармы (Юдхиштхира) стал вопрошать мощнорукого Кришну.

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» шестнадцатая глава.

ГЛАВА 17

Вайшампаяна сказал:

После того, как все спящее воинство было убито теми тремя колесничными воинами, царь Юдхиштхира в отчаянии так обратился к (Кришне) Дашархе: «Как смог ничтожный грешник Драуни, неутомимый в своих деяниях, погубить всех моих сыновей, великоколесничных воинов?! И отважные сыновья Друпады, в совершенстве владеющие оружием, равные стотысячному воинству, тоже пали от руки сына Дроны! Как смог он погубить Дхриштадьюмну, лучшего из колесничных воинов, с которым отказался сойтись в бою лицом к лицу великий лучник Дрона⁶³? Какое же подобающее случаю деяние совершено тем сыном наставника, о муж-бык, что ему удалось в одиночку перебить весь наш лагерь?»

Васудева сказал:

Драуни обратился за покровительством к непреходящему Ишваре, Владыке богов над богами, и потому он один уничтожил многих! Махадева, Житель гор, был ублаготворен и мог бы даровать ему даже бессмертие, дать и такую мощь, благодаря которой он сокрушил бы самого Индру. Воистину, знаю я Махадеву, о бык-бхарата, и разные прежние его деяния! Он — начало, середина (жизни) и конец сущего⁶⁴, о бхарата, это его деятельноетью движим весь этот мир⁶⁵. Некогда Прародитель⁶⁶ могучий, вознамерившись сотворить сущее, первым увидел его и повелел: «Немедля твори живое!» Медновласый великий подвижник, прозревший скверны, (грозящие) живущим, ответил: «Да будет так!» — и на длительный срок предался подвижничеству⁶⁷, погрузившись в воду. Очень долгое время ждал его Прародитель и наконец силою духа сотворил⁶⁸ другого созидателя всего сущего. Тот, увидев Жителя гор погруженным в воду, сказал Праотцу: «Если не существует другого, который явился на свет прежде меня, тогда я сотворю живые существа». Ответил ему Праотец: «Нет иного мужа, который был бы рожден прежде тебя. Стхану погрузился в воду, ты же бестрепетно приступай к творению». И тот принялся творить сущее: вначале — семь праджапати во главе с Дакшей⁶⁹, а через них создал весь сонм живущих четырех видов⁷⁰.

Все эти твари, о царь, едва он их создал, стремглав налетели, голодные, на того, кто породил сущее, намереваясь его пожрать. Чтобы спастись от них, готовых его поглотить, бросился он к Прародителю: «Да спасет меня Владыка от них! Пусть будет установлено, на что им существовать!» Тогда (Брахма) определил им в пищу растения, а для сильных — малосильные существа, движущиеся и неподвижные. Те твари, которым теперь было положено пропитание, довольные, разошлись по своим местам. Благоденствуя, стали они тогда, о царь, умножать свое потомство. Когда возросло число живых существ и (Брахма) Наставник миров был ублаготворен, поднялся из вод тот, кто был старше других, и увидал этих тварей. Увидев же многообразные существа, расплодившиеся благодаря собственному пылу, пришел в ярость Владыка Рудра, удержал лингам⁷¹, и, скованный, тот устремился в землю. И тут сказал ему Брахма непреходящий, словно желая утихомирить его своими словами: «Что же ты делал, пребывая в воде столь долгое время, о Шарва⁷²? Почему, воздевши лингам, ты устремил его в землю?» Исполненный гнева, ответил тогда Наставнику Наставник миров (Шива⁷³): «Эти создания уже сотворены тем, другим, что же мне оставалось с ним делать?! Но подвижничеством моим добыто пропитание для живущих, о Прародитель! Да существует вечно живое за счет растений⁷⁴!» С этими словами великий подвижник Бхава в безумной ярости удалился к подножию горы Мунджават⁷⁵, чтобы предаться подвижничеству.

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» семнадцатая глава.

ГЛАВА 18

Васудева сказал:

Когда Деваюга⁷⁶ была на исходе, боги, возжелав совершить жертвоприношение⁷⁷, должным образом, в согласии с предписанием Вед приступили к отправлению яджни⁷⁸. Без помех обустроили боги, удостоенные жертвенной доли⁷⁹, подобающие для принесения жертвы места, (подготовили) жертвенную утварь, но, воистину не зная о Рудре⁸⁰, эти боги не выделили доли богу Стхану, о владыка людей! И так как богами не была определена его доля жертвоприношения, облаченный в шкуру (Шива), желая (получить) свою долю, стремительно взялся за лук и натянул его. (Существуют) жертвоприношение-лока, жертвоприношение-крия, домашняя яджня извечная, яджня-панчабхута и, пятое, — жертвоприношение человеческое⁸¹. Возжелав совершить жертвоприношение по способу яджня-лока, Капардин установил свой лук, и лук этот был натянут на расстояние в пять кишку⁸². Возглашение Вашат⁸³ было, о бхарата, тетивой того лука, силою в четыре части яджни⁸⁴. И вот Махадева, исполненный ярости, с луком явился туда, где боги вершили жертвоприношение. При виде того вечного брахмачарина⁸⁵ с натянутым луком пришла в смятение богиня Земля и содрогнулись горы, перестал веять ветер, не пылал разожженный огонь и, смешавшись, нарушился в небе круговой путь созвездий; не стало солнца, лунный диск лишился своей красоты, и весь небосвод был плотно затянут тьмой⁸⁶.

Боги, подавленные, не понимали, что происходит: жертва не источала сияние, а Веды отвратились от них. И вот стрелой Раудра⁸⁷ он поразил самое сердце яджни, а жертва, обернувшись оленем, бросилась прочь, сопровождаемая Огнем. В виде таком достигнув небес, она воссияла там, о Юдхиштхира, преследуемая Рудрой и на небесах⁸⁸. Когда исчезла жертва, сознание богов не прояснилось; ничего не понять было богам, разум которых померк. Концом лука разъяренный Треокий раздробил Савитару обе руки, Бхаге — оба глаза, Пушану — зубы⁸⁹. Бросились тогда бежать боги со всей жертвенной утварью, иные же заметались на месте, походя на тех, которых жизнь вот-вот покинет. Обратив всех богов в бегство, Синешеий (Шива) смеясь наставил на них конец своего лука, преграждая им путь. И тут вырвавшимся у бессмертных криком сорвало тетиву его лука, и лук с сорванной тетивой тотчас, о царь, распрямился. Тогда боги вместе с яджней приблизились к лучшему из богов, лишившемуся своего лука, (и обратились к нему) за защитой, и тот, могучий, явил им милость. Затем умилостивленный Владыка низверг свою ярость в скопление вод, и с тех пор он, могучий, обратившись огнем, постоянно осушает воды⁹⁰. И он вернул оба глаза Бхаге, обе руки Савитару, зубы Пушану, а также яджню (богам), о Пандава! Тогда вся вселенная вновь пришла в равновесие, и во всех жертвенных возлияниях боги определили долю его. Так вот, когда он разгневался, вся вселенная вышла из равновесия, о могучий, а когда смилостивился, то снова она пришла в равновесие. (Драуни) ублажил того могущественного (бога), и вот убиты все сыновья твои, великоколесничные воины, и многие другие герои и панчалы со своими соратниками. Не должно и размышлять об этом, ибо не Драуни то содеял — такова милость Махадевы⁹¹. Исполни немедля, что надлежит!

Такова в книге «Об избиении спящих воинов» великой «Махабхараты» восемнадцатая глава.

КОНЕЦ СКАЗАНИЯ ОБ ОРУЖИИ АЙШИКА

КОНЕЦ КНИГИ О НАПАДЕНИИ НА СПЯЩИХ

---

1 Айшика — вид оружия, «тростниковая стрела»; слово, вынесенное в заголовок второго (и последнего) сказания книги — «Айшикапарва» (гл. 10 — 18), указывает на контрапункт его содержания, а именно — нацеленность оружия Ашваттхамана, способного уничтожить миры, на полное искоренение рода Пандавов, чему мешает Кришна.

2 Царь дхармы — Дхармараджа, именование Юдхиштхиры, который, согласно небесной родословной, является сьшом и частичным воплощением на земле бога Дхармы. Это имя отвечает идеализации образа эпического героя, приписывая ему приверженность закону, долгу и справедливости, и, с другой стороны, оттеняет законность его притязаний на царский престол.

3 Пандавы, сыновья Мадри — Накула и Сахадева, братья-близнецы, по небесной родословной, сыновья богов-близнецов Ашвинов. Мадри — дочь царя мадров, младшая супруга Панду, номинального отца пятерых Пандавов.

4 Синтетические сравнения (стихи 14 — 21) сосредоточены вокруг образов трех из четырех павших полководцев кауравов — Карны, Дроны и Бхишмы. Как явление эпического стиля, такие сложные сравнения, состоящие из цепочек уподобления, свидетельствуют о размывании границ устно-фольклорной формульности.

5 Третье небо — небо Индры, куда попадают воины, геройски погибшие на поле брани.

6 Кришна — здесь: Драупади (krsna), «Черная» — имя, отражающее древнюю связь образа с земледельческим культом.

7 Аджамидха — потомок царя Аджамидхи, определение кауравов и Пандавов по их общему предку; здесь: Юдхиштхира.

8 Упаплавья — город близ столицы царя матсьев Вираты, предположительно современный Байрат к югу от Дели.

9 Сын Субхадры — герой Абхиманью, сын Арджуны от сестры Кришны.

10 В эпосе неоднократно упоминается о смерти в результате сурового поста как альтернативе позорного существования.

11 Яджнясени — патронимическое имя Драупади, дочери царя Друпады-Яджнясены.

12 ...как Магхаван — Шамбару — типичное батальное сравнение эпического героя с Индрой, а его противника — с демоном, возрождающее демоноборческие ассоциации битвы, глазного события эпоса.

13 ...в городе Варанавате... ты явился для Партхов спасителем... — Речь идет об эпизоде из первой книги эпоса (Махабхарата 1950: 380 — 390), который с некоторыми изменениями изложен и в третьей книге (Махабхарата 1987: 43): кауравы пытались сжечь Пандавов в смоляной хижине, откуда последние спаслись через подземный ход. Согласно второй версии, Бхимасена, сын бога Ветра, унес своих братьев и мать по воздуху. Варанавата — современный Барнава, селение в междуречье Ганга и Ямуны.

14 ...при встрече с Хидимбой ты также защитил (нас). — Бхимасена убил в поединке ракшасу-людоеда Хидимбу, грозившего пожрать Пандавов (см.: Махабхарата 1987: 43).

15 ...как Магхаван — Пауломи... — Магхаван — прозвание Индры, Пауломи — его супруга.

16 ...в городе Вираты... спас меня... когда я была... преследуема Кичакой. — Когда Пандавы должны были провести неузнанными тринадцатый год изгнания в царстве Вираты, Драупади, скрывавшаяся в обличье прислужницы, подверглась домогательствам военачальника матсьев Кичаки, который был за это убит Бхимасеной (см.: Махабхарата 1967: 26 — 42).

17 ...так и теперь... погуби Драуни... — Речь Драупади, которая взывает к Бхимасене, напоминая ему о прежних его геройских деяниях, завершается так называемым «заклятием истиной».

18 Бык-ядава — «животная метафора», подчеркивающая воинскую мощь героя и отражающая его главенствующий статус, относится здесь к Кришне как к племенному вождю ядавов.

19 Брахмаширас — букв.: «голова Брахмы», мифическое оружие (иногда называемое Раудра или Пашупата, т.е. принадлежащее Шиве-Рудре, Пашупати) получено Дроной, как и знание военного искусства, от Рамы Джамадагньи (Парашурамы, т.е. Рамы с топором), одного из воплощений Вишну.

20 ...пока ты пребывал в лесах... — После проигранной кауравам игры в кости (Махабхарата 1962: 107 — 148) Пандавы вынуждены были уйти в лесное изгнание на двенадцать лет. «Араньякапарва» посвящена этому периоду жизни эпических героев.

21 Дварака — то же: Дваравати, столица Кришны, отождествляемая с современной Дваркой в Гуджарате; после смерти Кришны город был смыт морем.

22 Вришнии (вришнийцы) — род ядавов, к которому принадлежит Кришна.

23 Дваравати — то же: Дварака.

24 Агастья — мудрец-риши, известный в Ведах, родившийся из семени забытого в эпосе ведийского божества Митра-Варуна.

25 Дашарха — этническое имя Кришны, главы дашархов, одной из ветвей рода ядавов.

26 Шанкара — Усмиряяющий (врагов) или Успокаивающий (боль), имя Шивы; последнее толкование связано с ролью в древней медицине огня, с которым ассоциируется эпический Шива. В этом фрагменте упоминается эпизод из третьей книги эпоса — «Араньякапарва», «Книга Лесная», когда Арджуна вызвал на бой Шиву, скрывавшегося под обличьем охотника-кираты («Кайратанарва», «Сказание о кирате», гл. 39 — 42); см.: Васильков 1974.

27 Химаван — «Снежный», Гималайский хребет.

28 ...тот, кто рожден Рукмини... — Прадьюмна, сын Кришны. Рукмини — царевна из бходжей, считается частичным воплощением Лакшми, богини красоты и процветания.

29 Санаткумара — Вечноюный, именование Прадьюмны, сына Кришны.

30 Ни Рама... ни Гада, ни Самба... — Рама — то же: Баларама, Баладева, старший брат Кришны; Гада — его младший брат; Самба — сын Кришны.

31 Говинда — «Пастух», имя Кришны, связанное с солярными мотивами образа Вишну-Кришны (Пасущий коров, т.е. лучи или тучи), а также со скотоводческой символикой.

32 Камбоджийские кони — по древнеперсидским источникам, кони из Камбоджи, Гандхары, Арахозии (совр. Афганистан) высоко ценились также и в Иране.

33 Вишвакарман — Всесозидатель, ведийское божество с функциями творца, впоследствии предстающее небесным ремесленником-мастером, прославившимся своим искусством.

34 Вайнатея — Гаруда, сын Винаты, птица-символ Вишну-Кришны.

35 Владетель лука Шарнги — имя Кришны по его атрибуту — луку, сделанному из рога (Шарнга — Роговой).

36 ...два Ашвина подле Васавы. — Ашвины — ведийские боги-близнецы, связанные с утренними и вечерними сумерками; в эпосе — известные своей красотой и молодостью, а также врачеванием, отцы близнецов, младших Пандавов, — Накулы и Сахадевы. Васава — Владыка васу (восьми божеств), имя Индры.

37 Бхагиратхи — река Ганга, согласно сюжету о нисхождении ее на землю, считающаяся дочерью риши Бхагиратхи.

38 Кришна Двайпаяна Вьяса — отец Дхритараштры и Панду, дед кауравов и Пандавов. Его имена отвечают отдельным граням образа: Кришна — «Черный», т.е. устрашающей внешности; Двайпаяна — «Островной», т.к. был рожден рыбачкой Сатьявати до брака и оставлен на острове; Вьяса — «Разделитель», «Составитель» текстов Вед, которому приписывается также создание «Махабхараты» и основных пуран.

39 Драуни описывается как отшельник, предающийся подвижничеству.

40 ...испепелить три мира, подобно Яме-Калантаке — эсхатологическое сравнение, в котором бог смерти Яма предстает как божество губительного Времени — Кала, а также смертного часа — Антака, и этот сложный образ в целом ассоциируется с Шивой-огнем, разрушающим мироздание в конце мирового периода.

41 Кешава — имя Кришны, связанное с его происхождением (от черного волоса Вишну) либо же с его этнической характеристикой (см. примеч. 182).

42 ...подобно огню конца юги. — Конец юги, мирового периода, знаменуется вселенской катастрофой, пралаей, одной из причин которой является огонь, ассоциируемый с Шивой. Далее перечисляются так называемые «образы пралаи», гибели мира.

43 Нарада — святой мудрец, создатель ряда ведийских гимнов, связующий земной и небесный миры.

44 Стосильный — то же: Шатакрату, имя Индры; иное толкование имени — Совершитель ста жертнонриношений.

45 Брахма — один из трех великих богов эпоса. в индуистской триаде — творец и персонификация Мирового Абсолюта, начала вселенной (тогда как Вишну отводится роль хранителя мира, а Шиве — его разрушителя).

46 ...двенаднать лет Парджанья не орошает дождем. — Двенадцатилетняя засуха считается одним из признаков мировой катастрофы-пралаи. Парджанья — древнее божество дождя, сливающееся с Индрой как богом, связанным с плодородием.

47 Дочь Вираты — царевна Уттара, супруга Абхиманью, сына Арджуны, который был ее учителем танцев, когда Пандавы тринадцатый год своего изгнания жили в царстве матсьев при дворе Вираты.

48 Куру — общий предок обеих противостоящих сторон кауравов и Пандавов, царь Лунной династии.

49 ...будет принадлежать к Парикшитам — pariksittvam... bhavisyati; в стихе используются образования от глагола pari-ksi, имеющего омонимические значения: 1) «гибнуть» («Когда будет истреблен род Куру...») и 2) «существовать», «иметь продолжение». Со вторым значением связывается имя Парикшита, сына Абхиманью, которому суждено уцелеть и продолжить род, прерванный в результате братоубийственной битвы.

50 Парикшит — сын Уттары от павшего в великой эпической битве воина Абхиманью, сына Арджуны, и отец царя Джанамеджаи, которому и рассказывается «Махабхарата».

51 Первый среди сатватов — Кришна как племенной герой.

52 ...достигнув зрелости и обретя по обету знание Вед... — Имеется в виду прохождение брахмачарьи, стадии ученичества в доме брахмана-гуру.

53 ...в течение шести лет... будет хранить землю. — Шестилетнее царствование является сакральным сроком (как половина двенадцатилетия).

54 Эта речь Кришны в целом представляет собой развернутое «заклятие истиной».

55 ...будучи брахманом... совершил столь жестокий поступок... — Отличительным свойством брахмана считается милосердие.

56 Сын Деваки — Кришна; Деваки считается воплощением Адити, праматери богов-адитьев. Слова Вьясы — также вариант «заклятия истиной».

57 Бхагаван Пурушоттама — Кришна, воспринимаемый как Высочайший Пуруша, начало мироздания.

58 Когда Васудева направился заключить мир (с кауравами). — Имеются в виду события пятой книги «Махабхараты» — «Удьогапарвы», когда Кришна-Васудева пытался предотвратить военное столкновение между кауравами и Пандавами, но Дурьодхана, главный из ста братьев-кауравов, отказался его выслушать (см.: Махабхарата 1976, гл. 70 — 137).

59 Сокрушитель Мадху — имя Кришны, идентифицируемого с Вишну, которому принадлежит демоноборческий подвиг — убийство демонов Мадху и Кайтабхи.

60 ...Дурьодхана — препятствие на пути (возвращения) царства... — После возвращения Пандавов из изгнания половина царства оказалась в руках кауравов во главе с Дурьодханой.

61 ...испил я крови... Духшасаны. — В числе этических противоречий «Махабхараты» отмечается каннибализм Бхимасены, одного из главных героев эпоса, который в великой битве исполнил свою клятву, данную в царском собрании, когда Драупади подверглась глумлению, в том числе и со стороны Духшасаны, который за волосы втащил ее в Дом собрания (см.: Махабхарата 1962, гл. 60 — 61).

62 ...долг, который платится убийцей — vaira, штраф, налагаемый на убийцу; подразумевается, что Драуни, погубивший сыновей Драупади, поплатился за это.

63 ...Дхриштадьюмну... с которым отказался сойтись в бою... Дрона. — Наставник героев Дрона перестал сражаться, услыхав слова Дхриштадьюмны: «Ашваттхаман убит!», тогда как это относилось к слону, носящему то же имя, что и сын Дроны.

64 Он — начало, середина (жизни) и конец сущего... — В славословии Кришны (как и в эпическом гимне вообще) центральный образ — в данном случае Шива — наделяется всеми тремя космологическими функциями — творения, сохранения и разрушения сущего; две первые в индуизме принадлежат соответственно Брахме и Вишну.

65 ...это его деятельностью движим весь этот мир — иносказательное упоминание одной из ипостасей Шивы — Натараджа, Царь космического танца, который задает ритм мирозданию.

66 Прародитель — Брахма-демиург, создатель живущих.

67 Значение подвижничества подчеркивается тем, что оно выступает непременным условием, которому должен следовать демиург, приступая к творению сущего (ср. Махабхарата 1987, гл. 185: когда Ману Вайвасвата приступает к творению живого, не пройдя через аскезу, его одолевает наваждение).

68 ...силою духа сотворил... — основной способ творения для богов — manasa «духом».

69 ...семь праджапати во главе с Дакшей... — Праджапати, «владыки сущего», считаются мудрецами, от которых произошло все живое. С именем Дакши связан сюжет о разрушении Шивой жертвоприношения, в котором богу не была выделена его доля. В «Ригведе» Дакша — один из богов-адитьев, иногда называемый их отцом, хранитель вселенского закона — риты.

70 Четыре вида существ — т.е. рождающиеся из чрева (люди, животные), происходящие из яйца, из испарений и из-под земли.

71 Лингам — фаллический символ плодородия, замещающий Шиву в его культе, известный со времен протоиндийской цивилизации и воспринятый ортодоксальным индуизмом, вероятно, из неарийского источника. О происхождении живого от божественного семени (Праджапати, Брахмы) в ведийско-индуистской традиции см.: Махабхарата 1987: 618.

72 Шарва — древнее божество Стрелок, в эпосе — Шива (см. примеч. 88).

73 Наставник миров — определение Брахмы, относящееся здесь к Шиве в силу прославительного характера фрагмента. Сосредоточение мифологических функций и имен различных божеств вокруг того персонажа, которому адресовано прославление, — общая, начиная с «Ригведы», тенденция гимновой поэзии.

74 О вероятных дравидийских истоках верований насчет происхождения растительности, правда, от женского божества плодородия, см.: Махабхарата 1987: 646. Известно, что уже в «Ригведе» Шива связан как с животным, так и с растительным миром.

75 Гора Мунджават — одна из вершин Гималайского хребта, мифологически ассоциируемого с Шивой.

76 Деваюга — «юга богов», то же: Критаюга, Золотой век, первый из четырех периодов индуистской космогонии (см. примеч. 77).

77 ...возжелав совершить жертвоприношение... — Согласно древнеиндийским мифологическим представлениям, обрядность возникает лишь по завершении Золотого века.

78 Яджня — ведийский общественный обряд жертвоприношения, в контексте эпической культуры сосуществующий с пуджей, в индуизме — индивидуальным богопочитанием.

79 ...боги, удостоенные жертвенной доли... — Имеется в виду бхага, доля жертвоприношения, причитавшаяся каждому из главных богов.

80 ...не зная о Рудре... — Таким именованием Шивы (Рудра — его ведийский «прототип») и самой сутью высказывания подчеркнута некоторая обособленность Шивы в эпическом пантеоне, свойственная в Ведах и его «прототипу».

81 Согласно средневековому комментарию Нилакантхи (Махабхарата. Бомбей, 1863; текст на санскр.), жертвоприношение-лока (loka-yajna) способствует благу каждого, тогда как, судя по дальнейшему изложению, действия Шивы носят эсхатологический характер, что диктует истолкование термина как «принесение в жертву мира». Жертвоприношение-крия — kriya-yajna, особый жертвенный обряд по определенному поводу. Домашняя яджня — grha-yajna, отправление повседневных обрядов. Яджня-панчабхута — pancabhota-maya, жертва «пяти элементов» (земля, воздух, огонь, вода, пространство). Жертвоприношение человеческое — nr-yajna; возможна также ссылка на «Пурушасукту» («Ригведа» Х. 90), «Гимн Пуруше», космогоническое истолкование которого подразумевает антропоморфный символ вселенной, возникшей в результате жертвоприношения.

82 Кишку — мера длины, равная 18 дюймам.

83 Вашат — возглашение, которое произносит во время ведийского жертвоприношения жрец-хотар, возвышая голос, после чего совершается возлияние огню.

84 Четыре части яджни — возможно, четыре основные процедуры жертвоприношения, за каждую из которых ответствен определенный жрец: адхварью, совершавший подготовительные ритуальные действия (воздвижение алтаря, подготовка утвари, возжигание огня, а затем — произнесение мантр «Яджурведы»); хотар, в обязанности которого входила рецитация «Ригведы» и призывание богов; брахман, наблюдающий за жертвенным обрядом во избежание ошибок и неточностей, и удгатар, певший гимны «Самаведы».

85 Вечный брахмачарин — т.е. вечно подвижничающий; одна из главных ипостасей Шивы — аскет-йогин.

86 Таковы эсхатологические «образы пралаи», космической катастрофы, ассоциируемой в индуизме с богом Шивой.

87 Раудра — производное от имени Шивы — Рудра, т. е. стрела, принадлежащая Рудре; само слово означает также «грозная».

88 ...воссияла там... преследуемая Рудрой... — ссылка на мифологический сюжет о происхождении созвездия-накшатры Мригаширас, «Голова антилопы» (Орион), состоящего из трех звезд. Здесь, согласно одному из мифов, Шива своим трезубцем снес голову Праджапати, виновному в инцесте, и та превратилась в созвездие.

89 ...Треокий раздробил Савитару обе руки, Бхаге — оба глаза, Пушану — зубы. — Треоким зовется Шива, три глаза которого ассоциируются с солнцем, луной и огнем; другая, идущая от Вед трактовка имени — Имеющий трех сестер (или матерей) связана с идеей троемирия. Савитар — одно из ведийских божеств Солнца, слившееся в эпосе, как Бхага и Пушан, с богом солнца Сурьей.

90 ...обратившись огнем... осушает воды — реминисценция мифологической функции Шивы, который является огнем из морской пещеры «Пасть кобылицы», уничтожая вселенную в конце мирового периода.

91 Слово prasada, «милость», имеет также специфическое значение — «жертва, принятая Шивой», так что в заключение ночное побоище прямо связывается с жертвоприношением Шиве.

Махабхарата

Сауптикапарва (Книга о нападении на спящих воинов)

О содержании «Сауптикапарвы»

«Сауптикапарва», книга X «Махабхараты», невелика по объему: она включает 18 глав, по 9 в каждом из двух сказаний, объемлющих около 800 двустиший, преимущественно размера шлока, однако содержание этой книги чрезвычайно значимо для понимания сюжетики и мировосприятия древнеиндийского классического эпоса. Первое сказание называется так же, как и вся книга в целом, и если учесть характер событий, описываемых в центральной (самой объемной — около 150 шлок) главе 8, — речь здесь идет о ночном нападении Ашваттхамана, одного из кауравов, на лагерь их противников Пандавов, — то название этого сказания, как и название всей книги — «Сауптикапарва» — уместно перевести как «Избиение спящих воинов¹»; истребление безоружных, по эпическим меркам, в корне противоречит этике боя, воинской дхарме. Во втором сказании — «Об оружии айшика» — эта линия получает свое продолжение, достигая апогея, поскольку теперь цель Ашваттхамана — погубить потомство Пандавов еще не рожденным и тем навсегда прервать существование царского рода эпических героев.

Действие «Сауптикапарвы» разворачивается по окончании братоубийственной битвы на Курукшетре, священном Поле Куру, в которой, нередко вопреки дхарме, одерживают победу Пандавы, отстаивающие свои права на престол. В стане их недругов остаются в живых лишь трое: Ашваттхаман, который приходится сыном воину-брахману Дроне, военному наставнику Пандавов и кауравов, выступающему, однако, на стороне последних, а также воины старшего поколения Крипа и Критаварман. Главный из ста братьевкауравов — Дурьодхана, смертельно раненный Пандавой Бхимасеной во время битвы², повелевает Ашваттхаману быть их военачальником. Божественный герой Кришна — родственник, друг и сторонник Пандавов, которому ведомо будущее, — во имя блага пятерых братьев (см. конец книги IX ) уводит их из обреченного лагеря, в котором остаются их союзники-панчалы во главе с погубителем Дроны, отца Ашваттхамана, Дхриштадьюмной, братом супруги героев Драупади, а также ее сыновья-панчалийцы. Последовательность узловых моментов «Сказания об избиении спящих воинов» выглядит следующим образом: рассказу об истреблении панчалов, на которых направлена ярость мстящего за своего отца Ашваттхамана, предшествует притча-видение — на глазах у него сова в одиночку расправляется со множеством безмятежно спящих на дереве ворон; далее следует его поединок с Шивой в обличье духа-бхуты, затем — обращение поверженного воина за покровительством к богу, который наделяет его воинской мощью и дарует меч; в конце сказания, уничтожив лагерь врага, Ашваттхаман с двумя своими соратниками предстает перед умирающим Дурьодханой, чтобы сообщить ему эту весть. Основные эпизоды «Сказания об оружии айшика», в центре которого — противостояние Пандавы Арджуны и Ашваттхамана, связаны с овладением чудесной жемчужиной последнего, символизирующей его неуязвимость, проклятием, которое Кришна обрушивает на него за то, что тот погубил потомство Пандавов в материнском чреве, и славословием Кришны в адрес Шивы, орудием которого является Ашваттхаман.

С тем чтобы показать, что сюжет «Сауптикапарвы», при всех особенностях ее содержания, строится на использовании общеэпических типовых мотивов³, обладающих в древнеиндийском эпосе своей спецификой, обратимся к более подробному рассмотрению к.омпозиции этой книги. Она открывается плачем царя кауравов Дхритараштры по своему сыну Дурьодхане (1.7 — 16⁴): «силою равный десяти тысячам слонов», «неуязвимый для всех живых существ», «крепкий телом подобно ваджре» (оружию бога-воителя Индры), он был повержен врагами в битве в нарушение воинской дхармы. Построенное на традиционных формульных характеристиках воина, возвеличивающих его мощь, оплакивание павшего уходит своими корнями в глубокую древность, являясь одним из ранних жанровых видов эпической поэзии.

Старый слепой царь Дхритараштра в батальных действиях не участвует, о них ему повествует его колесничий-сута Санджая, которого риши-мудрец Вьяса накануне битвы на Курукшетре наделяет даром «чудесного вйдения» (однако узрев злодеяние Ашваттхамана, погубившего спящий лагерь, тот утрачивает свой дар — 9.58). Рассказ Санджаи о происходящем, как и рамочная история «Махабхараты», не говоря о композиционной инкорпорации в ее составе⁵, оформляется как беседа, в которой один из участников лишь подает реплики и своими вопросами направляет повествование, тогда как рассказчику принадлежит ведущая партия.

Как повествует Санджая, трех воинов-кауравов, направляющихся к вражескому лагерю, застает грозная ночь. Остановившись в «страшном лесу, полном разных лиан и деревьев», — описание, выдержанное в традиционно-эпических тонах (1.17— 20), — усталые спутники Ашваттхамана засыпают, но он не в силах заснуть, терзаемый воспоминаниями о гибели отца, которого настиг предательский удар, когда он в смятении отложил оружие после ложного известия о смерти сына. Взгляд воина притягивает к себе баньян-ньягродха (1.34), «растущее вниз» дерево с воздушными корнями, на котором расположились спящие птицы. В экспозиции к притче об истреблении совой ворон (1.34—42) обращают на себя внимание три «сигнальных» по отношению к смыслу происходящего далее мифологических образа: ночь Дхатри, «Устроительница мира» (1.24), «перевернутое» дерево и смертный сон птиц. Первые два в древнеиндийской мифологии отчетливо соответствуют космологической символике: ночь-тьма — один из элементов космогенеза, а Дхатри — божество, уже в Ведах ассоциирующееся с зачатием, в том числе и космоса, а также с понятием Судьбы⁶; баньян-ньягродха здесь можно рассматривать как образ инвертированного мирового дерева (arbor inversa), «перевернутый» символ мироздания в древнейших культурах, предположительно связанный с нижним миром⁷. Сон в мифологической традиции Древней Индии сопряжен с представлениями о смерти, тьме, но также и об ином мире⁸, а понимание индуистской космологией гибели вселенной в конце последнего из мировых периодов — Калиюги, как сна/ночи Брахмы вводит и сон в число космологических символов. Можно сказать, что уже самые первые сцены «Сауптикапарвы» в проникнутом мифологизмом повествовании эпоса настраивают на восприятие дальнейшего действия в духе гибельной «опрокинутости» общепринятых в «Махабхарате» норм поведения воина и, более того, задают происходящему космические масштабы.

Притчу об истреблении совой спящих на дереве (в «лагере») беззащитных ворон, предваряющую, как сюжет-«сигнал», своей тональностью последующий батальный эпизод в гл. 8, можно рассматривать в ряду так называемых «эпических оправданий»: то, что для традиции представляется неприемлемым по моральным соображениям, тщательно обосновывается, часто путем ссылок на прецедент, — прием естественный, если учесть важность для индийского эпоса этической проблематики⁹. Эта притча не только служит Ашваттхаману оправданием его намерений, но и, в соответствии с жанром, предоставляет ему образец ситуативной морали, которой он с готовностью следует (отметим, что деяние совы оценивается сказителем как «вероломное» — sopadham 1.43).

Образ Ашваттхамана изначально противоречив: рожденный в известном роду ригведийских брахманов-риши Ангирасов (7.55), слагателей и певцов священных гимнов, поклонявшихся Агни, жертвенному огню, — знаменательный штрих в свете сопричастности этого персонажа «Сауптикапарвы» огню в различных его проявлениях, — Ашваттхаман в «Адипарве» назван порождением Шивы-Махадевы, Желания и Гнева (1.61 — 66). Он сам сознает свою противоречивость, говоря, что вершит воинскую дхарму «по нелепости судьбы» (mandabhagyataya 3.21). Чувство мести порицается эпической дидактикой, но именно оно служит импульсом к поступкам Ашваттхамана — еще одно противоречие в образе этого эпического воина. Называемый в «Сауптикапарве» преимущественно своим патронимическим именем Драуни, «сын Дроны», он движим единственным стремлением — уничтожить погубителей своего отца (5.25) и тем исполнить долг перед ним (3.31). Ашваттхаман, движимый желанием отомстить врагам-панчалам, усвоил «преподанный птицей урок» (upadega 1.44); примечательны в этом смысле в притче-«сигнале» слова о мести совы, «погубительницы недругов» (1.42). И затем в монологе Драуни (1.46 — 64) — такова одна из форм эпического типового мотива-«речь» — открыто звучит идея правомерности мщения, которая детально обосновывается, «оправдывается» превратным толкованием кшатрийской дхармы, причем оно вкладывается в уста тех, кто, по словам воина, «искушены в науке о пользе», т. е. в артхашастре (1.47), «и, взыскуя справедливости во имя истины, истину эту провидят» (1.51): «Войско врага надлежит сокрушать... даже тогда, когда... это войско настигнуто сном среди ночи» (1.52).

Пространный диалог, в который вступает Ашваттхаман со своим родственником Крипой (1.56 — 66; гл. 2 — 4; 5.1 — 28), как это обычно свойственно данной форме типового мотива-«речь», носит открыто «агонистическую» окраску, сталкивая противоположные воззрения персонажей на сущность в данном случае воинского долга. В ходе этого диалога Ашваттхаман, продолжая оправдывать себя и мотивируя свое решение тотчас же, ночью, напасть на врагов, неоднократно прибегает к ссылкам на «прецеденты вероломства», проявленного Пандавами в битве, и вплетает в свою речь слова плача по погибшим соратникам. Среди оплакиваемых Драуни воинов — Дурьодхана, которого погубил Бхимасена, жестоко унизив («пнул ногой голову престолонаследника» — 1.58), и конечно же Дрона, а также разделившие с ними смертную участь герои-кауравы, «подобные тысячам слонов, искусно владеющие оружием» (1.64). Такие определения, на которых строятся плачи по павшим воинам, типичны для их описания в эпосе, сходным образом характеризуя представителей обоих враждующих станов, что свидетельствует о равенстве их воинских достоинств (ср. 4.43— 33).

Отвечая Ашваттхаману, Крипа использует теоретический дискурс (также традиционный для «Махабхараты» прием эксплицитного изложения разного рода доктрин), тема которого — обусловленность успеха в достижении цели обязательным сочетанием двух факторов: благоприятствования судьбы (daiva) и человеческих усилий — раскрывается в рамках поздней теории кармы (гл. 2). В своем ответе Крипе Ашваттхаман тоже обращается к теоретическим рассуждениям, но другого рода — о противоречивости понимания человеком, в частности, того, в чем заключается смысл воинской дхармы (3.1 — 20). Судя по усиливающемуся накалу ярости, речь Драуни (3.23 — 35) становится в завершение сродни «автопанегирику», ритуальной похвальбе воина перед боем в целях магического наращивания собственной мощи; Драуни уверен: «Нынче же ночью... я сокрушу спящих... панчалов и Пандавов» (3.34). Крипа, партнер Ашваттхамана по этому диалогу, уговаривает его выступить в поход не ночью, а на рассвете, и его панегирик Драуни (4.1 — 19) тоже звучит как заговор, в духе древнейшей воинской магии — восхваления соратника накануне боя, с тем чтобы укрепить его мощь. Крипа провозглашает: «Тебя, о лучший из колесничных ратников, когда ты возьмешься за свое отборное оружие, никто из богов одолеть не сможет!» (4.7). Показательно, что стилистика «магических заклятий» Крипы и Ашваттхамана различна. Старший из воинов прибегает к традиционно-эпическим батальным образам¹⁰: «Кто рискнет противостоять в бою, будь это сам Царь богов (Индра), сыну Дроны...» (4.8; ср. 4.16 — «Держащий в руке ваджру» об Индре); «... умиротворишься, как Шакра (Индра), погубивший великих асуров» (4.14); «Ты в силах одолеть... панчалов, словно яростный Погубитель всех данавов (Индра) — войско дайтьев» (4.15). В то же время Ашваттхаман сразу же, путем отождествляющих сравнений-«сигналов», определяет мифологический лейтмотив главного события «Сауптикапарвы» — в избиении спящих воинов он олицетворяет Шиву: «Я буду мчаться, уничтожая панчалов в бою, как сам Держащий в руке (лук) Пинаку — яростный Рудра, (уничтожающий) скот» (3.29; ср. 3.33).

Не могут умерить решимости Ашваттхамана ни выдвигаемые далее во все обостряющемся споре доводы Крипы насчет пользы смирения, присущего мудрому (5.1 — 7), ни его призывы «устремить к добру свои помыслы» (5.8), ни угроза Нараки, индуистского ада, куда суждено угодить тому, кто запятнает себя попранием воинской чести, ибо «не считается в мире согласным с дхармой избиение спящих, ...тех, что сложили оружие» (5.9 — 15). Ашваттхаман противопоставляет рассуждениям Крипы, с которыми не может не согласиться (5.16), обширный перечень вероломных деяний Пандавов в недавней битве и мартиролог павших кауравов (5.16 — 27), окончательно утверждаясь в своем праве отомстить за них. Трагизм противоречивой фигуры Драуни подчеркивается его фаталистическим настроем: «...Пусть потом буду рожден червем или молью» (5.25). Двое сподвижников Ашваттхамана, не сумевшие удержать сто на стезе дхармы, вынуждены, подчинившись воле своего военачальника, отправиться вместе с ним в ночной поход

Если в идейном содержании предыдущих глав получают свое преломление этические проблемы, то главы 6 и 7 представляют собой развернутый мифоритуальный контекст, предваряющий восприятие батальных событий «Сауптикапарвы» в связи с эпической мифологемой «битва-жертвоприношение». Центральным звеном в событиях, непосредственно предшествующих нападению на лагерь Пандавов, является carana, обращение к божеству за покровительством (в данном случае — Ашваттхамана к Шиве) как особый тип ритуального поведения¹¹.

Воинам преграждает вход в лагерь грозный бхута, — так называют злых духов из свиты Шивы, ассоциирующихся со смертью (лишнее свидетельство сопряженности образов Шивы и смерти). В облике этого существа явственно проступают черты, свойственные Шиве: тигровая шкура — символ отшельничества, змеи, языки пламени и т.д. (см. 6.3 — 9). Драуни бесстрашно вступает с ним в поединок, но тот поглощает его стрелы, «точно огонь Вадавамукха — валы океанских вод» (6.11), и копье воина раскалывается, «будто столкнувшийся с солнцем огромный метеорит... в конце юги» (6.13). Эсхатологические сравнения-«сигналы» на тему конца мирового периода, юги, когда именно Шива в виде огня из морской пещеры Вадавамукха, «Пасть кобылицы», губит мироздание, приоткрывают завесу над тем, кто скрывается в обличье бхуты. Неравный бой с хтоническим существом, каким является духбхута, претворяя общеэпический мотив «битвы с чудовищем», может быть истолкован как воинское испытание¹². Отзвуки архаической воинской инициации прослеживаются и в самой сокрытости, «масочности» облика Шивы, однако необычен итог этого, по-видимому, не увенчавшегося успехом испытания: Ашваттхаман приходит в глубокое отчаяние. Неспособный преодолеть преграду на пути к намеченной цели (чему немало способствует явление ему Кришны во множестве образов джанардан-хришикеш), он видит причину своего поражения в своем, пока мысленном попрании дхармы: «Кто... решается на убийство, тот... ступает на путь дурной» (6.20), и среди тех, против кого, по мнению наставников, нельзя применять оружие, он называет и спящих (6.21, 22), осознавая, что непреодолимая преграда на его пути — это «жестокий плод» его неправедного замысла (6.30). Самою судьбой, которой не избежать, было назначено Ашваттхаману отступить (6.31), и чтобы «повергнуть этот грозный жезл судьбы» (характерно соединение в мифологической метафоре, имеющей в виду Шиву, образов судьбы и жезла-данды, атрибута Ямы, бога Смерти, — 6.29, 32), воину ничего не остается, кроме как обратиться за покровительством к самому Шиве.

Совершение обряда (carana 6.32; ср. 7, 11) открывается перечислением Ашваттхаманом имен и характеристик Шивы (6.33, 34) — такова краткая прелюдия к сходному по компонентам структуры прославительному гимнустотре (7.2 — 11), посвященному Шиве.

Анализ эпического гимна открывает возможность реконструкции некоторых существенных черт той ритуальной действительности, которую опосредованно воспроизводит гимновмй контекст¹³. Гимн «Махабхараты» (как и пурап), форма монологической речи, обладая определенными жанровыми характеристиками, в отличие от гимна культового, вписывается в некий сюжет. Фрагменты повествования, окольцовывающего гимн, разделяются на вводную часть, т. е. экспозицию, и на завершающую, связанную с выходом в тот же сюжет. Во вводной части, представляющей собой типовой мотив-ситуацию, обычно имеются: 1) данные об адресанте и объекте гимна (эпические герои обращаются обычно не к «старым», ведийским богам, таким как, например, Агни-огонь, а к «новым», индуистским — к Вишну-Кришне, Дурге-Деви и т. п.); 2) сведения об обстоятельствах, сопровождающих обращение к божеству; 3) указания на ирославительный характер и умилостивительную цель гимна; 4) определение эмоционального состояния адепта и его ритуальных действий. Заключительная часть гимнового контекста содержит реакцию божества на прославление, которая выражается теофанией и одариванием адепта (типовой эпический мотив-действие), что явно указывает на восприятие некультового гимна в связи с архаическим ритуальным комплексом «обмена¹⁴». Для структуры эпического гимна характерен традиционный состав, предполагающий как основу сочетание имен адресата с его индивидуальными определениями, причем и те и другие, являясь свернутыми мифологическими сюжетами, взятые в совокупности, позволяют очертить все грани божественного образа.

Импульсом к гимну-молитве Ашваттхамана, который обращается к Шиве, служит душевный кризис, отчаяние воина, порожденное непреодолимостью преграды на пути осуществления его замысла. Указывается также на совершение определенных йогических процедур, а именно: подчинение («смирение») органов чувств и погружение в медитацию (7.1); ср. 7.55: Драуни предстает перед Шивой «в глубочайшем самососредоточении», с любовью-бхакти¹⁵, в молитвенной позе — со сложенными у груди ладонями. То, что это проела - вительный гимн, подтверждается использованием ритуального глагола stu «славить гимном».

В составе этого гимна Шиве, как и в ряде других эпико-пуранических гимнов индуистским богам, отсутствует так называемая «эпическая» часть, т.е. «микрорассказ» о функциях божества (ср., однако, в «Махабхарате», кн.1, гл. 220, где в гимне ведийскому Агни, жертвенному огню, раскрываются особенности инвокаций к нему, способы установления, почитания, приписываемые ему все три космологические функции — созидания, сохранения и разрушения мира). Данный гимн целиком состоит из обширного перечня прозваний Шивы, а также его индивидуальных характеристик; подобная структура гимна, в котором известные традиции, свернутые мифологические сюжеты лишь названы, обозначены, основывается, очевидно, на сходном с ригведийским способе поэтического изображения — путем смены визуальных образов, создающей экстатическую напряженность молитвенного обращения к богу. Прозвания и определения Шивы в настоящем гимне распределяются по следующим группам¹⁶: собственно имена — Шива, Рудра, Хара, Ш арва, Бхава, Бхавана, Шукра, Кратха, Шакра; описание внешнего облика — Синешеий (Синегорлый), Треокий, Вирупакша, Стхану, Капардин, «кроваво-алый», «коричнево-красный», «в доспехах из золота», «украшенный тиарой месяца», «бритоголовый брахмачарин с косицею на затылке», «облаченный в шкуру», «носящий тело как одеяние»; именование по атрибуту — «Держащий палицу с черепом на конце», «Тот, чья вахана — бык», «Носитель лучшего оружия со стрелами» (т. е. лука Пинаки); характеристика по родству и окружению — Супруг Умы, отец Кумары, властитель ганов; по местопребыванию — Житель гор, «пребывающий в местах сожжения трупов», «в далеком южном краю»; имена по деяниям и статусу — Сокрушитель Трипуры, Разрушитель жертвоприношения (ср. определения «вершитель обетов», «постоянно подвижничающий», «стезя для подвижничающих»), Бог богов, Ишана, Ишвара, Вишварупа, Всесозидатель, Брахман (последние пять представляют Шиву «богом тотальности», All-god; ср. 7.53: «...В тебе все сущее, и ты во всем сущем»). Среди экспланаторных определений Шивы, наряду с сугубо индивидуальными, соотносимыми с системой его именования, имеются и такие, которые встречаются в гимнах другим богам: «имеющий множество проявлений», «предстающий во множестве обликов», «воспетый, воспеваемый, тот, кого должно воспевать гимнами», «неотвратимый», «неприкосновенный», «беспредельный», «высший, высочайший из высших, превыше которого нет никого», «пречистый», «извечный», «нерожденный». Среди имеющихся в гимне определений Шивы своей суггестивно-эвокативной окрашенностью выделяется эпитет «не знающий преград» (7.6), призванный «навести» бога на исполнение просьбы адепта (7.12).

Главной особенностью строения этого гимна является, таким образом, его форма каталога, перечисляющего имена и характеристики божества (ср. III. 3.18 — 28: перечень 108 именований Сурьи, XIII. 17.30 — 150: 1008 имен Вишну, XIII.135.14 — 140: 1008 имен Шивы; римская цифра здесь означает номер книги «Махабхараты»). Эпические каталоги принадлежат к числу приемов композиции, выполняющих мнемотехническую функцию и влияющих на темп сказа. Являясь способом хранения информации (см. каталоги стран, народностей, гор, рек, мифологических существ, человеческих качеств и т. д.), каталоги обнаруживают тенденцию к полноте описания объекта (ср. в «Сауптикапарве» описание духов-бхутов из свиты Шивы — 7.15 — 44). Типологически сопоставимый с гимном «Махабхараты» как жанровой разновидностью эпической поэзии, гимн Ашваттхамана Шиве предстает первым этапом в его обращении к богу за покровительством.

В эпико-пуранической традиции гимн выступает эквивалентом жертвоприношения, и в результате гимнового прославления, т. е. поднесенного богу дара, тот воочию, «во плоти» появляется перед своим адептом и одаривает его в ответ исполнением просьбы, — такова обычная схема обращения к божеству за защитой. В данном же случае, видимо, в силу необычности ситуации, этически далеко не бесспорной, — Ашваттхаман попирает законы воинской дхармы, — умилостивительный дар-гимн оказывается недостаточным, и этим, возможно, объясняется отсутствие прямой реакции Шивы на прославление. Поэтому вслед за гимном идет второй этап ритуальных действий Ашваттхамана — собственно жертвоприношение (7.50 — 57), принесение себя в жертву огню как «чистый жертвенный дар» (7.12; ср. 7.50). Показательна лексика этого фрагмента: «алтарь» (vedi 7.13), «жертвенное подношение» (upahara 7.5, 12, 50, 52; havis 7.57, 59; bali 7.54), «совершать жертвоприношение» (yaj 7.5, 12), «совершать возлияние огню» (hu 7.54), «подносить жертвенный дар» (upahr 7.50,52), заклинание-мантра, используемое при возлиянии сомы (saumya 7.52). В сочетании с прямым высказыванием: «...ступил Драуни на пылающий алтарь» (7.58) — такая лексика способствует истолкованию эпизода в свете представлений о человеческом жертвоприношении, а точнее — об индуистской практике религиозного самоубийства. Здесь же используется следующее синтетическое сравнение¹⁷: «В том обряде (karmani) поленьями были луки, фильтрами (для процеживания сомы) — острые стрелы» (7.51), — и содержание этого поэтического приема правомерно рассматривать в ряду свидетельств, говорящих о существовании аналогии между жертвоприношением, с одной стороны, и битвой — с другой; ср. 7.50: Драуни приносит себя в дар огню (с которым мифологически отождествляется Ш ива) в полном воинском облачении — «с луком в руках, подвязав защитный ремень и наперстки».

Таким образом, в отличие от других гимновых контекстов «Махабхараты», в которых гимн замещает собой действенную часть ритуала, в «Сауптикапарве» картина ведийского жертвоприношения представлена полномасштабно, своими главными компонентами: прославительно-умилостивительным гимном, а также символизацией жертвенного дара и его подношения огню. Кроме того, в этом предбатальном эпизоде Ш ива прямо вводится в число богов, для которых установлена их доля при жертвоприношении, и тем самым «сигнально» предваряется финал итоговой для «Сауптикапарвы» мифологической коллизии, зафиксированной в сюжете о разрушении Шивой жертвоприношения богов, не предоставивших ему полагающейся доли.

В ответ на призыв Ашваттхамана: «...Прими¹⁸ меня, предстающего пред тобою жертвенным подношением!» (7.57) — Шива объявляет, что он оберегал союзников Пандавов, поскольку их покровитель Кришна умилостивил его явлением своих достоинств (7.60 — 61)¹⁹, но теперь панчалов настигло смертоносное Время-Кала (7.63), образ, мифологически тесно связанный с Шивой как одна из его ипостасей, а в данном эпизоде проецируемый на Ашваттхамана в его походе на спящий лагерь противника. Далее Шива принимает свой телесный облик (atmanas tanum aviveca 7.64), и разрешающая кризис теофания сопровождается, как и следовало ожидать, предоставлением адепту определенного дара — реминисценция архаического «обмена дарами», четко представленная в гимновой ситуации эпоса. Сам характер полученного Ашваттхаманом дара — оружие (меч) и ратный пыл (теджас) — отвечает воинско-посвятительным мотивам сюжета²⁰, но для истолкования дальнейших эпических событий не менее важна определенно прослеживаемая в эпизоде «одаривания» воина Шивой их тесная ассоциированность между собой (так, Драуни, выступающий в поход, — «воочию сам Ишвара» — 7.66). Следовательно, к представлению об Ашваттхамане, как о совершающем жертвоприношение и одновременно являющем собой жертвенный дар, добавляется его частичное отождествление с объектом почитания — Шивой, что иллюстрирует сравнительно позднюю религиозную концепцию мистического тождества бога, жертвы и жертвователя²¹.

Самая крупная в «Сауптикапарве» гл. 8, одна из наиболее важных с точки зрения описываемых в книге событий, повествует о яростном побоище, учиненном Драуни спящим воинам. Этот «бой» не только демонстрирует нарушение провозглашаемых эпосом правил сражения, но и противоречит самой структуре эпической битвы, которая складывается в «Махабхарате» из последовательности поединков (нечто подобное просматривается лишь при столкновении Ашваттхамана с сыновьями героев Пандавов). При исследовании образности этого фрагмента повествования целесообразно учитывать отмеченную выше аналогию между двумя видами эпического действия — батальностью и ритуалом жертвоприношения.

Изображение этого «боя», как и любого сражения в эпосе, отличается от иных сцен повышенной насыщенностью сравнениями, конфликтное содержание которых, при свойственном ему консерватизме, находится, как обычно, в прямой зависимости от особенностей содержания данной книги²². Этим, очевидно, и объясняется столь малое количество в «Сауптикапарве» и полное отсутствие в гл. 8 традиционных «Индровых» сравнений демоноборческого плана, которые доминируют в описании эпической битвы, когда герои уподобляются небесному царю-воителю Индре, а их антагонисты — демонам. Между тем образность этого эпизода целиком сосредоточена на немаловажной для эпического мировосприятия идее смерти, которая в древнеиндийской мифологии связана с фигурой бога Ямы. Особенностью картины избиения спящих является создание синкретического образа Смерти, соединяющего в себе несколько ипостасей: Кала — смертоносное Время, судьба в фаталистическом ее понимании и Антака — божество смертного часа, — что подтверждается следующими примерами: Драуни, окропленный кровью павших, «подобен Антаке, сотворенному Временем» (kalasrsta 8.39, 71); Драуни мчится «наподобие Времени» (kalavat), так что никому не уйти от него живым (8.8); воины в смятении разят друг друга, «понуждаемые Временем» (kalena 8.94); прежде убитых судьбой (daivahatan purvam) воинов убивал теперь Драуни (8.68); для них, «настигнутых судьбой» (daivena 8.69), «судьбою лишенных разума» (8.96), Драуни явился Антакой (8.73). Понимание Калы-Времени как Судьбы, фатально определяющей жизнь человека, подкрепляется емкой по смыслу сентенцией о «превратности Времени» (kalasya paryayam 1.64; 8.143; 9.14, 17; ср. 3.7), неоднократно приводимой в определенных, осмысливаемых как безысходные, ситуациях «Сауптикапарвы» (ср. 9.21: «Видно, Время могущественнее всех в этом мире»; 9.22: «Видно, Время не превзойти²³!»).

Среди связанных с Калой как смертной судьбой образов, встречающихся в описании ночного побоища, особенно зловещий — Ночь Калы, всеразрушающего Времени, гибельная для воинов и радостная для демонов (8.126), та, в пасть которой попадает Драуни со своими соратниками (1.27) и во власть которой он предает своих врагов (8.78); ср. «отправить(ся) в обиталище Ямы» — общераспространенная в «Махабхарате» метафора смерти. Атрибуты Каларатри — арканы, окружение — преты и внешность — красные рот и глаза, а также венок, одежды и умащение (8.64, 65), те же самые, что и у бога Смерти (ср. описание Ямы — Махабхарата 1987, с. 562²⁴). В индийской традиции Каларатри нередко идентифицируется с Дургой²⁵, женской ипостасью Шивы, которая, согласно индуистской эсхатологии, воплощает представление о ночи гибели вселенной в конце мирового периода. Итог ночному побоищу, в котором не остается в живых ни один из недругов Ашваттхамана, подводит сравнение, уподобляющее воина огню Паваке-Очищающему, тому, что «обращает в прах все сущее на исходе юги» (8.137; ср. 6.11: бхута поглощает стрелы Драуни, как Павака-Вадавамукха — океанские воды), и тем самым этот «бой» окончательно сближается с пралаей, космической катастрофой, очищающей мир, а сам воитель — с Шивой-Огнем, губящим все мироздание. По-видимому, именно благодаря этим двум образам особо акцентируется космический план изображаемого, его эсхатологическое значение²⁶.

Если содержание приведенных выше сравнений связано в конечном счете с мифологией Шивы-Смерти, то следующая группа образов получает объяснение, исходя из особенностей посвященного ему ритуала. Известно, что в ведийском культе среди обрядовых действий, способствовавших плодородию и сохранению скота, главное место занимало умилостивление Рудры — губителя и одновременно охранителя животных, причем временем отправления этого жертвенного обряда (либо самостоятельного, либо же составляющего начало жертвоприношения сомы) была темная часть суток²⁷. Очевидно, что именно эти стороны ритуала: умилостивление грозного бога, уничтожающего скот, и связанность его культа (в частности, Шиваратри, «Ночь Шивы») с ночным временем — и составляют основу уподобления Ашваттхамана Шиве, а панчалов — скоту, при том, что в системе эпической образности это сравнение приобретает уничижительный по отношению к сторонникам Пандавов оттенок.

Еще только утверждаясь в решении уничтожить панчалов, Драуни намерен действовать «подобно Рудре... уничтожающему скот²⁸» (3.29), заявляя, что разобьет голову Дхриштадьюмне, погубителю отца, так же как разбивают с силой голову скоту (3.33). В конце концов тот оказывается убитым «так, как убивают скот» (pacumarena maritah 9.51; ср. 8.18: pa^umarena amarayat), причем Панчалиец содрогается и кричит²⁹; дрожащим в предсмертной муке изображается и другой воин из панчалов — Юдхаманью, которого Драуни также уничтожает «точно скот» (pacuvat 8.35). Несмотря на то, что Ашваттхаман встречает отпор от сыновей Пандавов (8.50 — 58), и этот «правильный» бой лишен уподобления соперника скоту, все же сравнение, подводящее итог описанию ночного побоища, возвращает ассоциации к его центральному образу, прямо указывая на ситуативную тождественность Ашваттхамана Шиве в его древнейшей функции Владыки скота, Пашупати, губящего скот (раcun pacupatir yatha 8.122³⁰). Несомненно, образом Шивы, которому приносят кровавую жертву так, чтобы брызги крови падали на его иконическое изображение, навеяно описание «словно бы нечеловеческого» вида Ашваттхамана, окропленного кровью, бьющей из тел воинов под ударами его меча (8.40, 41), а сам лагерь, охваченный в довершение всего огнем, Пожирателем жертв³¹ (8.103, 104), напоминает шмашан, где сжигаются трупы, место пребывания Шивы.

Согласно представлениям древнеиндийского эпоса, посмертная судьба воина определяется в битве: тот, кто гибнет героем, обретает небо (варианты: «небо Индры», «третье небо») — аналог религиозной заслуги, накапливаемой жертвоприношением (в «классическом» ритуале, в противоположность дуалистическому, типа «обмена»-потлача, благодаря жертвоприношению брахман навсегда обретал небо; см.: Васильков Я. В. «Махабхарата» и потлач: этнографический субстрат эпического сюжета. — Санскрит и древнеиндийская культура. М., 1979, т. 1, с. 76). Понятие геройской смерти на поле брани нередко передается в «Махабхарате» метафорически, как «путь», «стезя», движение вверх (ср. понимание жертвенного ритуала как восхождения к высшей точке); см. в «Сауптикапарве»: путь на небеса (4.18; 9.12, 34, 45, 58), на третье небо (10.23), славный путь воина, «который пал, не отвратившись от боя» (9.28); слова Драуни: «...уйду стезей царя (Дурьодханы) и... моего отца» (3.24), «заставлю панчалов следовать тяжкой стезей» павших кауравов (3.32); путь умирающего Дурьодханы — высочайшая стезя (8.3, 9.39). Представление о гибели на поле брани как о движении закреплено также редкой в этой книге батальной метафорой «отправить(ся) в обиталище Ямы», в центре которой — древняя фигура небесного царя, который впоследствии, как бог Смерти, ассоциируется с «нижним» миром.

В «Сауптикапарве» имеются и конкретные указания на то, что эпическая битва осмысливается как жертвоприношение: так, Драуни уподобляется тому, кто закалывает скот во время жертвенного обряда (makhe 8.36); духикровопийцы после побоища ликуют: «Вот это дар (varam)! Вот это жертвенное подношение (medhyam)!» (8.131); ср.: «Махендра... сокрушил всех недругов, обретя заслугу удачного жертвоприношения» (10.22); ср. также 10.20: о Бхишме, вершащем жертвенное возлияние (homa) различным оружием; Ашваттхаман и его соратники блистают, «точно пылающие (огни), Уносители жертвы, во время жертвоприношения (yajna), когда совершается жертвенное возлияние» (5.37; ср. 8.103, 104: Пожиратель жертв — об огне, охватившем разгромленный лагерь); Дурьодхана на смертном одре, окруженный тремя воинами, подобен алтарю (vedi) с тремя огнями (9.7). Однако, что касается Ашваттхамана, то он решительно противопоставляет смерть на поле брани, ведущую в миры, «обретаемые в битве оружием», гибели «подобно скоту» (5.34), тем самым как бы отстраняясь от ассоциированности его с жертвоприношением Шиве; ту же мысль подтверждает и краткий диалог Драуни с главным его недругом — Дхриштадьюмной, который безуспешно взывает к нему: «...Убей меня, но только лишь оружием! Тогда... я попаду в благословенные миры!» (8.19). То есть в восприятии Ашваттхамана понимание битвы как жертвоприношения отступает на задний план перед возможностью расправиться с униженным недругом — один из случаев, когда художественная выразительность берет верх над мифо-ритуальной подоплекой образа. И все же единый субъект отождествляющих, судя по общему контексту «Сауптикапарвы», сравнений: «Ашваттхаман — панчалы» — и единый же их объект: «Шива — жертвенный скот» (даже если это сравнение выступает в усеченном виде, без упоминания имени Шивы) — связаны представлением о битве как о жертвоприношении, в данном случае — Шиве, который, не умилостивленный соответствующей жертвой, губит домашних животных.

После разгрома вражеского лагеря трое воинов-кауравов отправляются к смертельно раненному Дурьодхане, своему предводителю, и заключительная в первом сказании гл. 9 посвящена его оплакиванию соратниками. Воинские плачи, древний жанр эпической поэзии, занимают естественное, психологически обусловленное место в композиции эпоса (ср. выше — плач Дхритараштры по сыну), восхвалением достоинств павшего напоминая панегирик, обращенный, однако, в прошлое, в трагических тонах живописующий обстоятельства его гибели и чувства живых. По словам Крипы, «нет судьбы (daiva) тяжелее» (9.10), чем судьба Дурьодханы, и здесь, как и прежде, ассоциации возвращаются к всевластному губительному Времени, которое не обойти (9.22). Одна из деталей, усиливающих яркость зрелища, которое рисуется плачем, — лежащая рядом с воином его палица, «точно любящая супруга» (9.13; образ, свойственный и другим эпическим традициям), не покидающая воина и на смертном одре. Если плач Крипы, как и ранее — плач царя Дхритараштры, «каноничен» и по форме, и по эмоциональному настрою, то основной пафос Ашваттхамана, оплакивающего Дурьодхану, сводится к яростным обвинениям в адрес Пандавов (9.20 — 25, 30, 31), действовавших в битве вопреки дхарме (adharmena 9.22,23), за что и настигло их возмездие — гибель сыновей (9.50); так, Драуни, олицетворенный Шива, словно бы принимает на себя его роль Судьбы-Времени.

Во втором сказании «Сауптикапарвы» — «Об оружии айшика» (также с батальной сценой в качестве центральной) происходит смена повествователя: рассказ ведется теперь от лица риши, святого мудреца Вайшампаяны, основного сказителя «Махабхараты»; меняется также и место действия, так как происходящее прямо касается героев эпоса — Пандавов. Особую выразительность плачу Юдхиштхиры по погибшим придают объемные «синтетические» сравнения (10.14 — 21), и следует отметить, что возвеличиваются в них полководцы вражеской рати — кауравов, то есть Карна, Дрона и Бхишма, — таково наглядное проявление в жанре плача эпического «равенства достоинств» противоборствующих сторон. Плач Драупади, потерявшей своих сыновей (11.10 — 15), при общем соответствии жанру прославлением погибших и горестной тональностью, несколько отличен от упомянутых: она требует действия, угрожая извести себя смертным постом, если в знак того, что Драуни повержен, не будет добыта жемчужина с его головы, символ его неуязвимости. Исполненное гнева на врага, обращение Драупади к Бхимасене (11.21 — 25) по духу близко ритуальному заклинанию: требуя покарать злодея, как некогда Индра-Магхаван покарал демона Шамбару (11.22), она прославляет супруга, перечисляя его прежние подвиги (ср. акт воинской магии с целью наращивания мощи соратника перед боем), и прибегает к тому, что в индийской традиции носит название «заклятия истиной»: «Как прежде... ты вершил столь великие деяния, так и теперь погуби Драуни!» (11.25).

В однонаправленное движение сюжета прошлое, будь то миф, предание или минувшие события эпоса, вводится обычно не самим сказителем, а передается речью персонажей. В «Махабхарате» этой цели служит беседа, вид словесной коммуникации с неравноценным ролевым распределением участников. Так, в главе 12-й Юдхиштхира, как и в любой беседе с мифологическим партнером, по существу, лишь слушатель, которому Кришна рассказывает о том, что Ашваттхаман владеет смертоносным оружием, «способным спалить землю» (12.4). Юдхиштхира узнает и о дерзкой попытке Драуни обменять это оружие на диск-чакру Кришны, но тому не под силу даже сдвинуть ее с места, и, не выдерживая воинского «испытания» тяжестью³² — предвестие будущего поражения, — Драуни удаляется прочь.

Вместе с Кришной на его колеснице Юдхиштхира и Арджуна, точно два бога Ашвина подле Индры (13.6; батальное сравнение, подчеркивающее божественность Пандавов), прибывают в обитель Кришны Двайпаяны Вьясы, прародителя эпических героев, где укрывается Драуни. Пытаясь погубить Пандавов, тот берется за оружие «айшика», готовый «привести в смятение все миры» (13.19), испепелить троемирие «подобно Яме-Калантаке» (13.20). Снова, теперь в противостоянии Ашваттхамана и Арджуны, который получил свое оружие от Шивы (III.41.7; VII.57.79³³), актуализируется представление о Шиве в его эсхатологической функции — огня, уничтожающего мироздание, и, параллельно, намечается связь между концом «века героев» и гибелью мира. Действие волшебного оружия изображается путем использования «образов пралаи» (М. Бьярдо³⁴), мировой катастрофы: оружие Арджуны исторгает языки пламени, «подобно огню конца юги» (14.7); оба воина пламенем оружия готовы спалить миры (14.11); природа отвечает буйством стихий, напоминающих пралаю, — громом полнится охваченный огнем небосвод, содрогается земля (14.8 — 10). Арджуне, который представляет Кришну как его частичное воплощение, в противоположность сопернику, удается остановить свое оружие, и это в конечном счете знаменует торжество Кришны над Шивой в его разрушительных для мира действиях.

Собственно сюжет «Сауптикапарвы» завершается тем, что Ашваттхаман лишается жемчужины, символизирующей его неуязвимость, но успевает направить свое оружие против еще не родившегося потомства Пандавов, рассчитывая полностью извести их род (гл.15).

Кришна в «агонистическом» диалоге с разъяренным Ашваттхаманом (гл. 16) проклинает его, обрекая на одинокие скитания по диким, безлюдным краям³⁵ (в сущности, на превращение в варвара, отторгнутого от культуры, — см. 16.9 — 12), и предрекает спасение внука Арджуны — Парикшита, которому суждено возродить царский род Пандавов³⁶. Иными словами, «эсхатологический крен» в судьбе рода героев смягчается надеждой на его возрождение; так и в эпической космологии отсутствует представление о гибели мира раз и навсегда, поскольку за нею следует начало новой жизни.

Заключительная беседа Юдхиштхиры с Кришной (гл. 17, 18), в которой царь своими вопросами лишь направляет ее течение, отличается от обычной двумя аспектами: 1) важным для истолкования происходящего мифологическим содержанием и 2) кризисным состоянием «младшего» в иерархическом смысле собеседника (царь Юдхиштхира в отчаянии от невозможности постичь случившееся — 17.1 — 5). Суммируя характерные черты такой беседы, можно предположить, что в «старшем» из собеседников (им может быть бог или, чаще, — мудрец-риши) получает воплощение уникальная для индийской культуры личность наставника-гуру, не только разрешающего душевный кризис «младшего» («ученика»), но и передающего ему традиционное знание³⁷.

В последних главах «Сауптикапарвы» Кришна именуется Васудевой, что характерно для дидактических, религиозно-философских пассажей «Махабхараты», и это соответствует его образу «наставника», «учителя», встречающемуся в древних упанишадах. Необходимо отметить также, что мифы вводятся в ключевых точках эпического повествования как своего рода толкование развертывающихся событий³⁸ (подобную же нагрузку несет и мифологическое сравнение как свернутый миф). Тем важнее завершающие «Сауптикапарву» слова Кришны, рассказывающего миф о Шиве, которые проливают свет на подлинный смысл ее содержания: Драуни «ублажил того могущественного (бога), и вот убиты... герои... Не Драуни то содеял, такова милость (prasada) Махадевы» (18.24 — 26). Однако в мифо-ритуальном контексте данной книги prasada имеет и другое, терминологическое значение — «жертвенный дар, принятый Шивой³⁹», и поэтому определение Шивы prasanna (18.24) означает не просто «умилостивленный», но «умилостивленный жертвой». Следовательно, то, что совершил Ашваттхаман, есть посвященное Шиве и принятое им жертвоприношение, составляющее суть обрядового обращения к богу за помощью⁴⁰: «Драуни обратился за покровительством (carana) к... Ишваре... и потому он один уничтожил многих!» (17.6); ср. 18.20: боги в ужасе обращаются за защитой (carana) к Шиве, разрушившему их жертвоприношение, и тот являет им милость (prasada), то есть принимает жертву.

В самом рассказе Кришны, открывающемся его прославлением Шивы как бога тотальности, который есть «начало, середина (жизни) и конец сущего» (17.6 — 9)⁴¹, соединены два мифологических сюжета: первый — о сотворении Рудрой-Шивой растительности (17.10 — 26) и второй, в продолжение первого, — вариант известного мифа о разрушении Шивой жертвоприношения богов (гл. 18). Оба эти сюжета (представляющие собой развитые версии мифов, известных традиции, поскольку их содержание не интерпретируется в тексте) связаны темой гнева Шивы, который в первом случае отторгнут от процесса творения (он предавался столь длительному подвижничеству, что Праджапати, Владыка сущего, вынужден был заместить его другим), а во втором, по причине неведения богов, оказался не приглашенным на их жертвоприношение; таким образом, Шива отчужден как от процесса космогенеза, так и от его аналога — жертвоприношения. Второй сюжет приобретает особый смысл как мифологическая аналогия, проясняющая существо эпических событий. Намерение совершить жертвенный обряд яджню приписывается здесь не Дакше, одному из семи праджапати, как в других версиях мифа, а совокупности богов. В «Махабхарате» с богами ассоциируются Пандавы как их сыновья и частичные воплощения, тогда как Шива выглядит сторонником кауравов⁴². Учитывая понимание эпосом битвы как ритуала, этот мифологический сюжет можно соотнести не только с происходящим в «Сауптикапарве», но и с батальными событиями «Махабхараты» в целом⁴³, а «образы пралаи», сопровождающие появление Махадевы на месте жертвоприношения (18.9 — 12), оттеняют космическое значение этих событий⁴⁴. Особо выделена в этом эпизоде, как обычно, эсхатологическая функция Шивы, который, «обратившись огнем, постоянно осушает воды» (18.21), однако, при отсутствии в эпической космологии строгого разграничения функций между тремя «великими» богами — Брахмой, Вишну и Шивой, последнему, тем более в прославительном, «гимноподобном» повествовании, приписывается главная космогенетическая роль: когда он умилостивлен жертвоприношением, вселенная приходит в равновесие (svastha), преодолевая рецидив вызванного им же хаоса (18.24).

Обзор содержания «Сауптикапарвы» показывает, что ее композиция строится на переплетении общеэпических типовых мотивов, обнаруживающих в древнеиндийском эпосе характерные мифо-ритуальные связи. Важный для «Махабхараты» мотив-«речь» представлен в этой книге тремя развернутыми формами. Наиболее наглядный образец монолога — гимн Ашваттхамана Шиве; сюда же можно отнести и монолог-заклинание Крипы, восхваляющего мощь своего соратника, и «заклятие истиной», обращенное Драупади к Бхимасене, от которого она требует нового подвига в защиту Пандавов (ср., однако, сопровождаемые тем же заклятием «хулительные стихи» Кришны в адрес поверженного Драуни), и, с другой стороны, самовосхваление Ашваттхамана, стремящегося утвердиться в собственных силах накануне ночного похода на лагерь Пандавов. В диалогах Крипы и Ашваттхамана особенно очевидно «агонистическое» столкновение двух противоположных воззрений на существо кшатрийской дхармы, тогда как тема заключительного диалога Кришны и Драуни шире — будущее царского рода. Традиционна для «Махабхараты» (и индийской культурной традиции в целом) беседа «старшего» персонажа с «младшим», имеющая существенное для эпического мировосприятия идейно-содержательное наполнение, — такова завершающая беседа бога-героя Кришны с царем Юдхиштхирой. Другой важнейший типовой мотив-действие в индийском эпосе, с его явно выраженными мифо-ритуальными «корнями», и, соответственно, в «Сауптикапарве» проявляется двояко: вопервых, как батальное событие, — таковы ночное побоище и поединки Ашваттхамана с Шивой в обличье бхуты и с Арджуной, — и, во-вторых, как обрядовое действие — ритуал обращения Драуни за покровительством к Шиве.

Обилие в «Махабхарате» так называемого «вводного», прямо не связанного с эпическим действием материала составляет ее содержательно-композиционную специфику в сравнении с другими эпосами древности. К композиционной инкорпорации в структуре «Сауптикапарвы» относятся притча-«пример» о сове, истребляющей спящих ворон, и эпические мифы о Шиве, рассказываемые Кришной. Органичность связи эпической «дидактики» с «героикой» получает отражение в том, что подобные отступления от основного сюжета служат выявлению его подлинного, с точки зрения традиции, смысла. В этом отношении совершенно отчетливо назначение мифа о разрушении Шивой жертвоприношения богов⁴⁵, поскольку именно в этой итоговой части повествования стягиваются в тугой узел главные мифо-ритуальные ассоциации «Сауптикапарвы» — Ашваттхамана с Шивой и уничтожения панчалов с посвященным ему жертвоприношением. Обобщая данные о типовых мотивах в композиции этой книги, можно, по-видимому, утверждать, что они соответствуют эпическому жанру, как он представлен традицией «Махабхараты⁴⁶».

Говоря об образной сфере данного текста, необходимо подчеркнуть, что ее отличает целостная ориентация на мифологию Шивы. Хотя в центре «Махабхараты», несомненно, фигура Вишну-Кришны, Шиву также нельзя считать обойденным вниманием⁴⁷, и все же, пожалуй, только «Сауптикапарва» полностью посвящена теме Шивы в ее различных вариациях⁴⁸. Это и древний Рудра-Пашупати, защитник и погубитель скота, идентифицирующийся с огнем, стоящий отдельно от других богов и отвергнутый до поры от жертвенного обряда, в котором он силой берет причитающуюся ему долю; он — тот, кому приносят кровавые жертвы и кто, умилостивленный, способен даровать своему почитателю могущество, превышающее мощь Индры, и даже само бессмертие (17.7). Это и Шива-подвижник, как он изображается в индуистской иконографии, со своей мрачной атрибутикой (лук Пинака со стрелами, змеи, одеяние из шкур) и зловещей свитой (из бхутов, ганов и ракшасов). Это и Шива-Махадева, «Великий бог», Бог богов, властвующий над мирозданием, которое он как губительное Время-Судьба периодически разрушает огнем во время космической пралаи. Кришна, второй из главных мифологических персонажей книги, обрисован на этот раз в прямой связи с «темой Шивы» и во всех смыслах противопоставлен ему, но это противостояние уводится в подтекст, антагонизм глубоко завуалирован, а значение обеих фигур надежно уравновешено.

По законам эпической поэтики, образность «Сауптикапарвы» полностью отвечает особенностям ее содержания. Тотальное нарушение этики боя, на которое неоднократно ссылается текст, в свете индуистских представлений о падении дхармы, сопровождающем смену четырех юг, стоит в ряду признаков последней из них — Калиюги. Однако в самой системе изобразительных средств и в первую очередь — в сравнениях, сближающих Ашваттхамана с Шивой, значительное место занимает эсхатологическая тематика, сосредоточенная вокруг параллели «гибель рода — гибель мира⁴⁹». В то же время материал «Сауптикапарвы» дает возможность уточнения фундаментального, по определению А. Хилтебейтеля, символизма мифо-ритуального комплекса «битва-жертвоприношение⁵⁰», который, в соотнесенности с батальными контекстами «Махабхараты», предстает имеющим три модификации: 1) ритуал жертвенного возлияния огню, 2) несколько противопоставляемое этому жертвоприношение скота и 3) «потлачеобразная» обрядность с переменным успехом каждой из соперничающих сторон⁵¹.

С. Л. Невелева

---

1 «Парва» как термин композиции определяет и отдельную книгу «Махабхараты», и одновременно входящие в нее сказания, сюжетно завершенные фрагменты наррации. В название парвы выносится обычно либо общая характеристика сюжета (как в данном случае), либо же имя главного персонажа (как в батальных книгах эпоса с VI по IX).

2 В «Сауптикапарве», и это характерно для древних эпосов, смерть Дурьодханы на время «откладывается», хотя о нем говорят как о погибшем (ср. конец героя Бхишмы в книге VII, в уста которого вкладывается предсмертное поучение, занимающее книги XII и XIII).

3 О типовых мотивах в композиции «Махабхараты» см.: Невелева С. Л. Махабхарата. Изучение древнеиндийского эпоса. М ., 1991, с. 147 — 202.

4 Первая цифра ссылки на текст означает номер главы, после точки — номера стихов.

5 Рамочную по отношению к «Махабхарате» беседу ведут во время двенадцатилетнего жертвоприношения царь Джанамеджая и риши Вайшампаяна. Инкорпорирование в эпический сюжет разнообразного «вводного» материала, чем отличается индийская эпопея, также подается зачастую в виде беседы царя Юдхиштхиры с сакральным лицом (богом, риши или героем старшего поколения).

6 См.: Махабхарата, книга третья, Лесная (Араньякапарва). Пер. с санскр., предисл. и коммент. Я. В. Василькова и С. Л. Невелевой. М ., 1987, с. 618.

7 Мифы народов мира. Т. 1. М ., 1980, с. 401; Ya. V. Vasilkov. Parable of a Man Hanging in a Tree. — Стхапакашраддха. Сб. статей памяти Г. А. Зографа. Санкт-Петербург, 1995, с. 261.

8 Т. Я. Елизаренкова. О снах в Ригведе и Атхарваведе. — Стхапакашраддха, с. 209 — 221. Сходные образы — ночи, баньянового дерева — в контексте описания смертельной вражды между воронами и совами использует «Панчатантра» (см.: Панчатантра. Пер. с санскр. и примеч. А. Я. Сыркина. М ., 1958, с. 193 — 245).

9 Так, по одной из версий, многомужество супруги пятерых братьев Пандавов — Драупади мифологически оправдывается сюжетом о пяти Индрах, воплощениями которых на земле и являются герои.

10 О доминировании в эпической образности мифологической темы демоноборчества Индры см.: Васильков Я. В., Невелева С. Л. Ранняя история эпического сравнения (на материале VIII книги «Махабхараты»). — Проблемы исторической поэтики литератур Востока. М., 1988, с. 152 — 175.

11 Ритуальное обращение к богу с просьбой о покровительстве принадлежит к числу эпических «общих мест» и служит в «Махабхарате» одним из приемов сюжетосложения (см.: Махабхарата, 1987, с. 622, 623). Следует отметить, что в сюжетике индийского эпоса типовой мотив-действие реализуется в двух вариантах: как описание ритуала или же битвы.

12 О посвятительных мотивах в описании другого боя, во время которого Шива в обличье охотника-кираты испытывает Арджуну, см.: Васильков Я. В. Происхождение сюжета Кайратапарвы (Махабхарата III. 39 — 45). — Проблемы истории языков и культуры народов Индии. М ., 1974, с. 139 — 158.

13 Подробно см.: Невелев а С. Л. «Моление о даре» (типология эпического гимна). — Стхапакашраддха, с. 235 — 256.

14 О гипотезе Мосса-Бенвениста («обмен дарами» между адептом и божеством) применительно к культовым гимнам «Ригведы» см.: Елизаренкова Т. Я. О функциях языка в «Ригведе». — Проблемы исторической поэтики литератур Востока. М ., 1988, с. 293.

15 Бхакти — эмоциональная форма богопочитания, любовь-сопричастность адепта, связывающая его с объектом почитания.

16 Значение имен и характеристик Шивы см. в комментарии к переводу гимна

17 О «синтетических» сравнениях см.: Гринцер П. А. Древнеиндийский эпос. Генезис и типология. М., 1974, с. 132 — 135.

18 О призыве-императиве в «Ригведе» как средстве «выражения основного коммуникативного назначения гимнов» см.: Елизаренкова Т. Я. О функциях языка в «Ригведе». — Проблемы исторической поэтики..., с. 305.

19 В конце «Сауптикапарвы» мы встретимся с обратным явлением: теперь Кришна возносит хвалу Шиве, так что значение обеих мифологических фигур выглядит уравновешенным.

20 Одаривание богом обратившегося к нему за покровительством является вообще важным звеном эпического сюжетосложения (ср., в частности, демоноборческие дары Брахмы, благодаря которому богоравный человек оказывается способен покарать богоненавистников; см.: Невелева С. Л. Мифология древнеиндийского эпоса. Пантеон. М ., 1975, с. 43 — 44).

21 См., напр.: Бэшем А. Чудо, которым была Индия. М ., 1977, с. 259.

22 О специфике содержания батальных сравнений см.: Васильков Я. В., Невелев а С. Л. Ранняя история эпического сравнения (на материале VIII книги «Махабхараты»). — Проблемы исторической поэтики..., с. 152 — 175.

23 О «доктрине Времени» (калавада), трактующей Время-Кала как единое основание бытии/небытия мира, см.: Махабхарата 1987, с. 693; Васильков Я. В. Калавада. — Индуизм, джайнизм, сикхизм. Словарь. М., 1996, с. 222 — 223.

24 Об ассоциации в цветовой символике красного цвета и смерти см., напр.: Невелева С. Л. Вопросы поэтики древнеиндийского эпоса. Эпитет и сравнение. М., 1979, с. 10 — 11.

25 А. Хилтебейтель, детально обследовавший содержание «Сауптикапарвы», отмечает, что в некоторых ее рукописях упоминается о Каларатри (Бхадракали, Махакали) как о богине, супруге Шивы, — см.: Hiltebeitel A. The Ritual of Battle: Krishna in the Mahabharata. Ithaca — London, 1976, c. 315.

26 Роль эсхатологии в мировоззрении классических форм героического эпоса, трактующего эпическую историю в трагическом смысле, подчеркнута Я. В. Васильковым (см.: Васильков Я. В., Невелева С. Л. Ранняя история эпического сравнения..., с. 170).

27 См.: Культура древней Индии. М., 1975, с. 86.

28 Все без исключения сравнения на эту тему используют слово раcu — «домашний скот» (в противопоставлении mrga — «дикое животное»).

29 А. Хилтебейтель (указ. соч., с. 320), отмечая, что жертвенное животное при заклании беззвучно, предполагает, что в данном случае имеется в виду жертвоприношение, вышедшее из-под контроля.

30 Значимость неоднократно повторяющегося сравнения на тему Шивы, который, не умилостивленный жертвоприношением, уничтожает скот, подчеркнута традиционно служащими этой цели приемами: морфолого-синтаксическим варьированием и звукописью. Оба эти приема в эпической стилистике наделены, наряду с орнаментальной функцией, ролью «сигнала», акцентирующего внимание на смысле сравнения.

31 Неслучайность выбора лексики (для «огня» существует в санскрите несколько синонимов) также стоит в ряду языковых средств, позволяющих усилить образные ассоциации. Помимо указанного смысла, упоминание об огне, Пожирателе жертв, причастно к мифологеме «битва-жертвоприношение».

32 Об эпическом мотиве «испытания тяжестью» в ряде других традиций см.: М ахабхарата 1987, с. 672.

33 Иногда это оружие называется Пашуната, т. е. «принадлежащее Шиве-Пашупати», и отождествляется с оружием «брахмаширас»

34 См.: Hiltebeitel А. Указ. соч., с. 312. Описание пралаи см.: Махабхарата 1987, гл. 186, 188. Об эсхатологии в «Махабхарате» см.: Невелева С. Л. Контекстные связи эпической шлоки. — Литература и культура древней и средневековой Индии. М., 1987, с. 97 — 129.

35 Ж. Дюмезиль связывает подчеркнутое одиночество Ашваттхамана с обособленностью Шивы-Рудры в раннеэпическом пантеоне (см.: Hiltebeitel А. Указ. соч., с. 331). Речь Кришны, завершающаяся «заклятием истиной», сродни хулительным стихам древности, магический смысл которых — нанести урон противнику.

36 Вернуть Парикшита к жизни предстоит именно Кришне (кн. XIV, Ашвамедхикапарва, гл. 65), который, возрождая царский род Пандавов, олицетворяющий собой идеал правления, дублирует на эпическом уровне функцию последней, десятой, аватары Вишну — Калкина Вишнуяшаса, возрождающего идеальный социум по наступлении Золотого века.

37 Подробно см.: Невелева С. Л. О композиции древнеиндийского эпического текста в связи с архаическими обрядовыми представлениями. — Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М ., 1988, с. 128 — 160. Вершиной таких «бесед» в «Махабхарате» может считаться «Бхагавадгита» (кн. VI, Бхишмапарва), выслушав которую от Кришны, Арджуна преодолевает свой ужас перед перспективой битвы с кровными родичами.

38 Об использовании эпическими поэтами-риши мифа как средства для разъяснения мифологического смысла событий «Махабхараты» см.: Hiltebeitel А. Указ. соч., с. 312 — 313. В. Тернер определяет миф в этой функции как «метаязык для описания религиозного смысла» сюжета (см.: Там же, с. 9).

39 См.: Stevenson S. The Rites of the Twice-bom. Oxford, 1920, c. 385.

40 Ритуальное триединство «мысль — слово — действие» в эпической передаче обрядового поведения carana представлено обычно первыми двумя компонентами; жертвоприношение часто замещается прославительным гимном.

41 Ср. выше — прославление Шивой Кришны. Приписыванием Шиве от лица Кришны важнейших космологических функций (создание, сохранение и уничтожение сущего) уравновешивается значение обоих ключевых для «Саупгикапарвы» фигур.

42 Помимо «Сауптикапарвы», см.: Махабхарата 1987, с. 487; Шива и Ума, сотворившие Дурьодхану, даруют его демонам за подвижничество.

43 Этому способствует и расположение сюжета — не только в конце данной книги, но по окончательном завершении всех боевых действий эпоса.

44 По мнению Г. И. Хелда (Held G. J. The Mahabharata. An Ethnological Study. London — Amsterdam, 1935, c. 296), эпический конфликт представлен в «Махабхарате» как космический ритуал, в котором одна сторона (Пандавы — боги — Вишну-Кришна) соперничает с другой (кауравы — демоны — Шива), попеременно одерживая верх. Эта точка зрения, как представляется, не противоречит утверждению А. Хилтебейтеля о том, что в эпическом понимании битвы как жертвоприношения-яджни интегрированы более древние ритуально-мифологические сценарии (см.: Hiltebeitel А . Указ. соч., с. 312).

45 По определению А. Хилтебейтеля, этот миф — «теологический ключ» к событиям «Сауптикапарвы» (Hiltebeitel А. Указ. соч., с. 332), описывая которые эпические поэты проявляли способность усматривать корреляцию не только между нарративом и мифом, но и между эпикой и ритуалом (см.: Там же, с. 359).

46 Очевидно, прав А. Хилтебейтель, отрицающий сектантский характер «Сауптикапарвы», как и «М ахабхараты» в целом (см.: Hiltebeitel А . Указ. соч., с. 355). Ср. предположение Р. Катц о принадлежности этой книги к традиции вишнуитов-панчаратринов (Katz R. The Sauptika Episode in the Structure of the Mahabharata. — Essays on the Mahabharata. Leiden, 1991, c. 145 — 147).

47 Помимо отдельных упоминаний, наиболее известные сюжеты, связанные с Шивой, за пределами «Сауптикапарвы» — о Шиве-Кирате (Араньякапарва, 1987, с. 39 — 104), о Сканде, отец которого — Шива-Огонь (там же, с. 433 — 460), и о разрушении Шивой Трипуры, тройного города демонов (Карнапарва, 1990, с. 83 — 92). Многочисленны дары Шивы: сто сыновей-кауравов их матери Гандхари и пять супругов Драупади (Адипарва), оружие Пашупати Арджуне и 60 тысяч сыновей Сагаре (Араньякапарва), оружие Раме Джамадагнье (Карнапарва) и т. д.

48 О мифологии Шивы см.: О’Flaherty W . D . Asceticism and Eroticism in the Mythology of Siva. London, 1973; Браун У. H. Индийская мифология. — Мифологии древнего мира. М ., 1977, с. 283 — 336; Васильков Я . В. Мифы древней Индии. — Индия 1980. Ежегодник. М ., 1982, с. 281 — 296.

49 И в том, и в другом случае разрушительные действия Шивы перекрываются созидательной деятельностью Кришны, который благодаря спасению внука Арджуны не дает прерваться роду Пандавов, а, идентифицируемый с Вишну, ответствен за возрождение мира. Представляется корректной точка зрения М. Бьярдо, которую поддерживает А. Хилтебейтель (см.: Hiltebeitel А. Указ. соч., с. 312), относительно того, что миф о пралае следует считать не основой эпического сюжета (a background myth), а лишь его дополнением в качестве космологической метафоры; Р. Катц отводит сходную роль мифу о Калиюге (Katz R. Указ. соч., с. 139).

50 См.: Hiltebeitel А. Указ. соч., с. 318. См. там же ссылки на кн. V «Махабхараты» (Махабхарата 1976, с. 142, 278, 308), а также на работы: Held G. J. Указ. соч., с. 109, 270, 271; Sukthankar V . S. On the Meaning of the Mahabharata. Bombay, 1957, c. 35.

51 А . Хилтебейтель делает вывод о том, что сюжет «Сауптикапарвы» моделируется по ведийскому жертвоприношению, как оно зафиксировано в корпусе древнеиндийских брахман (Hiltebeitel А. Указ. соч., с. 354). О сосуществовании «классического» ритуала с архаической обрядностью дуалистического типа и соответствующие последней примеры из эпического текста см.: Васильков Я. В. «Махабхарата» и потлач: этнографический субстрат эпического сюжета, с. 73 — 82.