Сказание о жёнах. Главы 9-25.

Махабхарата

Стрипарва (Книга о жёнах)

Главы 9-25

Сказание о женах

ГЛАВА 9

Джанамеджая сказал:

По уходе владыки Вьясы, что предпринял царь Дхритараштра, соизволь мне поведать о том, о брахман-мудрец!

Вайшампаяна сказал:

Выслушав эту (речь Вьясы, Дхритараштра,) о достойнейший из людей, надолго задумался и перестал воспринимать окружающее, а потом приказал Санджае: «Запрягай!» — и обратился к Видуре: «Поскорее приведи сюда Гандхари с прочими женами бхаратов! Захвати и невестку мою, Кунти, а с нею и других женщин». И, сказав это лучшему из знатоков дхармы — Видуре, всецело преданный дхарме (царь), чей разум был поражен скорбью, направился к (своей) колеснице.

А Гандхари, мучимая горем, повинуясь велению супруга, вместе с Кунти и другими женщинами поспешила туда, где (был) царь. Приближаясь к нему, они, терзаемые горем, одна к другой (жалобно) взывали, отчего поднялся превеликий шум. Видура, сам еще более их страдая, утешал их и, возведя их (на колесницы), выехал (с ними) из города. И куру во всех своих домах подняли громкий крик; весь город, включая детей, был объят скорбью. Те женщины, кого прежде не могли видеть даже сонмы богов, теперь, когда пали (в битве) их мужья, явились взорам простонародья. Распустив прекрасные волосы и сняв с себя все украшения, оставив лишь половину одежды¹ (в знак траура), женщины метались (в панике), лишившиеся (мужей-)защитников. Они выбегали из своих домов, подобных белым скалам, словно пятнистые лани, (выбегающие) из горных пещер, когда вожак их стада погиб. Неисчислимыми толпами те жены, томимые горем, метались (взад и вперед), словно молодые кобылицы в загоне, о царь! Заламывая руки, громко вопили они, оплакивая сыновей, братьев, отцов, и являли собой (зрелище,) подобное гибели мира при конце юга. Причитая, рыдая, туда и сюда метались; скорбь помрачила их разум, и не знали они, что делать. Юные жены, кои прежде даже подружек своих стеснялись, ныне, забывши стыд, перед своими свекровями лишь в половине одежды представали! Те, что раньше в самых малых печалях друг друга утешали, ныне так поглощены скорбью, что и не глядят друг на друга, о царь!

В окружении тысяч рыдающих женщин царь поспешно выступил из города, направляясь к месту битвы. А вслед за царем вышли из города ремесленники, торговцы, вайшьи — люди всех занятий². Терзаясь из-за гибели кауравов, плача и причитая, они подняли шум, который сотрясал миры — словно (вопль) живых существ, гибнущих в пламени, когда наступает срок конца юги и все живое понимает: «Вот, пришла гибель!» Тяжко страдая в душе из-за гибели потомков Куру, горожане, глубоко им преданные, жалобно стенали, о великий царь!

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» девятая глава.

ГЛАВА 10

Вайшампаяна сказал:

Отойдя на расстояние кроши³, встретили они тех трех великоколесничных бойцов: Крипу — сына Шарадвана, (Ашваттхамана) сына Дроны, а также Критавармана. А те, как увидели царя, тяжко вздыхая, голосом, прерывающимся от слез, обратились к рыдающему владыке, коему мудрость служила единственным оком⁴, с такими словами:

«Твой царственный сын, свершив трудноисполнимый подвиг, вместе со свитой своей удалился в мир Индры, о великий царь! Из всей рати Дурьодханы спаслись только мы, трое колесничных бойцов; все остальное воинство твое погибло, о бык-бхарата!»

Сказав это царю, Крипа, сын Шарадвана, обратился затем к скорбящей о сыновьях Гандхари с такой речью: «Не знавшие страха в битве, разившие множества недругов, вершившие геройские дела — сыновья твои пришли к гибели. Несомненно, они достигли незапятнанно-чистых, оружием добываемых миров и там, обретя светящиеся тела⁵, наслаждаются, подобно бессмертным. Ведь никто из (этих) героев, сражаясь, не отвернул лица; никто перед угрозой гибели от меча не сложил ладони (в мольбе о пощаде). Им досталось то, что называлось у древних высочайшей участью для кшатрия — гибель в битве от меча; не изволь же о них печалиться! Ведь и врагам их, Пандавам, не пришлось торжествовать, о царица! Слушай, что учинили мы им, возглавляемые Ашваттхаманом! Узнав, что твоего сына беззаконно сразил Бхимасена, мы проникли в спящий лагерь и устроили Пандавам побоище. Перебиты все панчалы, возглавлявшиеся Дхриштадьюмной, погибли и сыновья Друпады, и сыновья Драупади. Учинив эту бойню полчищам врагов сына твоего, мы затем бежали, ибо втроем не смогли устоять в битве. Пандавы, эти отважные великие лучники, сейчас всецело во власти гнева; они скоро придут сюда, чтобы насладиться местью. Эти герои, мужи-быки, узнав, что их родные сыновья застигнуты врасплох и убиты, быстро нападут на наш след, о многославная! Провинившись перед Пандавами, мы не смеем более оставаться (здесь). Отпусти нас, о царица⁶! И не предавайся скорби! Отпусти нас и ты, о царь! Храни неколебимую твердость! Блюди во всей полноте долг кшатрия, от которого освобождает лишь смерть!»

Сказав это царю, великие духом Крипа, Критаварман и сын Дроны совершили вокруг многомудрого владыки Дхритараштры, не сводя с него глаз, правосторонний обход⁷, о бхарата, а затем поспешно направили своих коней в сторону Ганга. Отъехав подальше, те великоколесничные бойцы, удрученные, попрощались друг с другом и разъехались в трех разных направлениях, о царь! Крипа, сын Шарадвана, направился в Хастинапуру, сын Хридики — в собственное царство, а сын Дроны — в обитель Вьясы. Так разъехались эти герои, (то и дело) оглядываясь друг на друга и терзаясь страхом перед великими духом Пандавами, коим они причинили такое зло. Итак, повидавшись с царем, герои — губители недругов еще до восхода солнца разъехались, о великий царь, в края, им желанные.

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» десятая глава.

ГЛАВА 11

Вайшампаяна сказал:

Когда истреблены были все рати, прослышал Царь Справедливости — Юдхиштхира о том, что старый отец⁸ выехал из Города-с-именем-слона. Скорбящий о сыновьях, направился он, в сопровождении братьев, туда, где был обуянный скорбью о сыновьях (Дхритараштра), о великий царь! За ним следовали великий духом герой — Владыка дашархов⁹, а также Ююдхана и Юютсу. Шла за ним и сокрушенная бедою, терзаемая скорбью Драупади вместе с собравшимися при ней юными женами-панчалийками.

И увидел он, как сонмы страдающих женщин с криками, словно чайки, собрались на берег Ганги, о достойнейший бхарата! Тысячи их, рыдающих, тоскующих, воздевающих руки к небу, окружили царя и говорили, (не заботясь о том,) приятны (ему их слова) или нет: «Где же царское знание дхармы, где же ныне это (хваленое его) неврежденье (живому), если он убил отцов, братьев, наставников, сыновей и друзей¹⁰? Как ты чувствуешь себя, о мощнодланный, став причиной гибели Дроны и прадеда Бхишмы, убив Джаядратху¹¹? На что тебе царство, если (уже никогда) не увидишь ты отцов и братьев, необоримого Абхиманью и сыновей Драупади, о бхарата!»

Пройдя через (толпу) кричащих, словно чайки, женщин, мощнодланный Юдхиштхира, Царь Справедливости, вознес хвалу старейшему отцу¹²; также и все другие Пандавы, искоренители недругов, по закону приветствовав отца, затем свои имена по очереди огласили¹³. Отец, мучимый скорбью, страдающий из-за гибели сыновей, с неохотой обнял Пандаву — виновника их смерти. Заключив в объятия Царя Справедливости, он вежливо говорил с ним, но, затаив в душе злобу, ждал Бхиму, словно огонь, готовый испепелить (свою жертву¹⁴). Казалось, огонь его гнева, раздуваемый ветром скорби, вот-вот сожжет Бхимасену, как сухой лес! Но, распознав его злой умысел в отношении Бхимы, Хари оттолкнул руками (настоящего) Бхиму и подставил (Дхритараштре) Бхиму из металла¹⁵. Заранее разгадав его намерение, многомудрый Хари, наиразумнейший Джанардана подстроил все так, что тот могучий царь, сдавив в объятиях металлическую статую Бхимы, сокрушил ее, думая, будто это (настоящий) Врикодара. Обладающий мощью десяти тысяч слонов, царь раздавил металлического Бхимасену, но при этом грудь его была изранена, а изо рта хлынула кровь¹⁶. И, залитый кровью, пал он на землю, словно дерево париджата, чья верхушка вся покрыта (красными) цветами¹⁷.

Тогда подхватил его возничий, сын Гавальганы¹⁸, со словами: «Не надо! Полно!», пытаясь успокоить и утешить его. А многоразумный (Дхритараштра), после того, как дал ярости волю, не испытывал более гнева, зато снова погрузился в скорбь и восклицал: «Горе мне! О Бхима!» Видя, что он уже не гневается, а лишь страдает из-за убийства Бхимы, достойнейший из мужей Васудева молвил такое слово:

«Не скорби, о Дхритараштра, ты не убивал Бхимы; тобою сокрушена, о царь, всего лишь эта металлическая статуя! Видя, что ты всецело во власти гнева, о бык-бхарата, я отвел в сторону сына Кунти, который шел прямо в зубы Смерти. Ведь нет на свете никого, равного тебе по силе, о царь-тигр, и нет человека, который бы выдержал мертвую хватку твоих рук, о мощнодланный! Ни один смертный не спасется, встретившись с Губителем¹⁹; точно так же никто не уйдет живым, если попал в твои руки! Поэтому я и подставил тебе, о кауравья, эту металлическую статую Бхимы, которую повелел некогда отлить твой сын. Скорбь о сыновьях так тебя измучила, что твой разум отклонился от дхармы: вот почему ты и захотел убить Бхимасену. Но и убей ты Врикодару — не было бы тебе в этом пользы; ведь сыновей твоих, о царь, все равно не воскресить! А потому — согласись со всем тем, что делали мы (прежде), заботясь о благе; и не давай скорби овладеть твоим сердцем!»

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» одиннадцатая глава.

ГЛАВА 12

Вайшампаяна сказал:

Тут приблизились к нему слуги (с водой) для умывания; и, совершив очищенье²⁰, Мадхусудана продолжил свою речь:

«О царь, ты заучил наизусть веды и различные шастры, ты слушал пураны и всевозможные “наставления об обязанностях царя²¹". Будучи столь образован, о многомудрый, ты (все же) не внял словам²² — хотя и знал, что Пандавы превосходят (твоих сыновей) и силой и доблестью, о Каурава! А ведь истинного блага достигает только тот упорный в постижении (истины) царь, который видит свои недостатки и (умеет для всякого дела) выбрать правильные время и место. Тот же, кто, хоть и советует ему благо, не способен выбрать между добром и злом, после, когда уже попадет в беду, (оказавшись) в тяжелом положении — предается скорби. Осознай же, что ты усвоил чуждый тебе образ действий, о бхарата! Ведь ты сам собой не управлял, а был всецело во власти Дурьодханы, о царь! Страдая по собственной вине, почему ты хочешь убить Бхиму? Обуздай же свой гнев и лучше вспомни, сколько сам сделал дурного. Убив негодяя, который из зависти (к Пандавам) велел привести Панчалийку в сабху, Бхима лишь осуществил справедливое возмездие. Вспомни и о том, как ты и твой злокозненный сын пошли на преступление, без всякой вины отправив Пандавов в изгнание, о притеснитель недругов!»

На эти всецело истинные слова Кришны, о правитель народа, отвечал великий царь Дхритараштра сыну Деваки: «Все это так, как ты говоришь, о мощнодланный Мадхава! Любовь к сыну, о праведный, поколебала мою твердость. Это счастье, что могучий муж-тигр, истинно-доблестный Бхима, хранимый тобою, не попал в мои объятия! Теперь же, когда мой гнев прошел, волнение утихло, я хочу лишь одного: (скорее) прикоснуться к этому герою, среднему из сыновей Панду! Погибли Индры среди царей, сражены мои сыновья; лишь в сыновьях Панду заключены для меня ныне утешение и радость!»

Затем он со слезами заключил в объятия прекрасных (героев): Бхиму, Дхананджаю и обоих доблестнейших мужей, сыновей Мадри, ободрив каждого и даровав им свое благословение.

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» двенадцатая глава.

ГЛАВА 13

Вайшампаяна сказал:

И вот, с соизволения Дхритараштры²³, все братья, быки среди куру, вместе с Кешавой направились к Гандхари. Но безупречная Гандхари, терзаемая скорбью о сыновьях, узнав Царя Справедливости — Юдхиштхиру, истребившего своих недругов, пожелала предать его проклятию. Святой мудрец, сын Сатьявати²⁴, почуял злой умысел ее в отношении Пандавов и заблаговременно до конца его разгадал. Совершив возлияние благоуханной, чистой водою Ганги, величайший святой, двигающийся со скоростью мысли, прибыл в тот край. Видящий «чудесным оком» и познающий без усилия разумом душевное состояние всех, в ком есть дыхание, он (сразу) понял все происходящее. И в должный час здравомыслящий обладатель великого подвижнического пыла молвил своей снохе: «(Ныне,) упуская случай для проклятий, (люди) используют (всякий) случай к миру. Не должно гневаться на Пандаву, о Гандхари, исполнись миролюбия. Ведь надлежит обуздывать страсти. И послушай, что я еще скажу. На протяжении восемнадцати дней твой сын, жаждущий победы, все говорил тебе: “Мать, я сражаюсь с врагами - благослови меня!" И на эти просьбы стремящегося к победе (героя) ты, о Гандхари, каждый раз отвечала: “Где дхарма — там и победа!" Я не припомню в прошлом такого, о Гандхари, чтобы сказанное тобою оказалось ложным, ибо (каждое слово) ты изрекаешь после сосредоточенного обдумывания. Теперь же, вспомнив о дхарме и о собственных словах, о многомудрая, обуздай гнев, он тебе не к лицу, правдоречивая Гандхари!»

Гандхари сказала:

Я не осуждаю Пандавов, о владыка, и не желаю их смерти; просто сердце мое от скорби по сыновьям чересчур взволновалось. Как Кунти заботится о Пандавах — так и мне следует (о них) заботиться; как Дхритараштра о них печется — так надлежит и мне. Погибель роду Куру пришла из-за преступлений, совершенных Дурьодханой, Шакуни, сыном Субалы, Карной и Духшасаной. А Бибхатсу и сын Притхи — Врикодара, так же как Накула с Сахадевой и Юдхиштхира ни в чем не повинны. Ведь потомки Куру устроили междоусобную сечу и все в ней друг друга перебили; за это я не гневаюсь (на Пандавов). Но что совершил Бхима с ведома Васудевы! Он, великий духом, вызвал Дурьодхану на битву палицами и, зная, насколько тот искусней его, что не раз было доказано в битве, (Бхима) нанес ему удар ниже пупа — вот отчего я гневаюсь! Как смеют герои даже во спасение жизни на поле брани пренебрегать дхармой, которую заповедали великие духом праведники!

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» тринадцатая глава.

ГЛАВА 14

Вайшампаяна сказал:

Услышал ее слова Бхимасена и — казалось, испуганный — обратился к Гандхари с такой умилостивительной речью: «По дхарме или не по дхарме, но я сделал это из страха, дабы спасти свою жизнь; соизволь же простить меня! Ведь твоего могучего сына в честном бою никто не мог бы одолеть — поэтому я и поступил нечестно. Он один остался из всего (вашего) войска, но я подумал: “Что, если этот богатырь, сразив меня в битве на палицах, отнимет (наше) царство?"; поэтому я и поступил так. Почтенная, ты ведь знаешь, что сказал этот сын твой царевне из Панчалы²⁵, когда она, во время своей нечистоты, была укрыта лишь половиной одежды! Не усмирив Суйодхану, мы не смогли бы насладиться обладанием всей этой землей с ее морями; поэтому я и поступил так. К тому же сын твой нанес нам обиду, когда показал Драупади свое левое бедро посреди сабхи. Следовало нам там же и убить твоего сына-злодея, о мать; но по приказу Юдхиштхиры в тот раз мы не сдвинулись с места²⁶. Всю эту великую вражду, о царица, разжег твой сын, из-за него мы постоянно терпели в лесах лишения; поэтому я и поступил так. Лишь когда Дурьодхана пал в битве, переплыли мы (море) этой вражды, Юдхиштхира вновь обрел царство и ярость наша утихла».

Гандхари сказала:

Не должен был умирать такой смертью сын мой, которого ты сам восхваляешь, — даже если он и совершил все то, о чем ты мне сказал. А когда Вришасена сразил коней Накулы, о бхарата, ты напился средь битвы крови из тела Духшасаны²⁷! Как ты мог свершить деяние столь жестокое, отвратительное, осуждаемое добрыми людьми, совершаемое обычно лишь не-ариями? Не к лицу тебе это, о Врикодара!

Бхимасена сказал:

Нельзя пить кровь даже чужого человека, не говоря уж о родиче. Ведь брат мой — то же, что я, между нами нет различия. Но не печалься, мать: кровь (Духшасаны) не проникла дальше моих губ и зубов, сын Вивасвата²⁸ тому свидетель; лишь руки мои обагрены были кровью! Увидев, как Вришасена сразил в битве коней Накулы, я (в отместку) нагнал страху на ликующих братьев-кауравов²⁹! Те слова, что промолвил я в гневе, когда, после игры в кости, Драупади тащили за пышные волосы, — они и сейчас в моем сердце! Во все несчетные годы (в будущем) я был бы отступником от кшатрийской дхармы, если бы не сдержал своего слова; вот почему я сделал это! Не изволь, о Гандхари, возлагать на меня (всю) вину. Ты сама прежде сыновей своих не удержала; мы же не причинили (им первыми) никакого вреда.

Гандхари сказала:

Неодолимый, ты сразил сотню сыновей этого старца. Что же ты не оставил хоть кого-нибудь из них, кто менее виновен, — наследника, сынок, нам, старикам, лишенным царства? Что же не оставил хотя бы одного посоха двум слепцам³⁰? Ты явился Губителем для моих сыновей, а сам остался жив; но горе мое не было бы столь велико, если бы ты действовал по дхарме.

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» четырнадцатая глава.

ГЛАВА 15

Вайшампаяна сказал:

После этого Гандхари, гневная, терзаемая скорбью о погибших сыновьях и внуках, спросила о Юдхиштхире: «Где этот царь?» В благоговейном трепете, сложив почтительно ладони, приблизился к ней Индра царей, Юдхиштхира, и обратился с такими кроткими словам: «Я — жестокий убийца твоих сыновей, о богиня³¹! Я — Юдхиштхира, ставший причиной погибели всей земли и достойный проклятия; прокляни же меня! После того как я сразил (своей рукой своих) лучших друзей, для меня, глупца и предателя дружбы, царство, богатство и самая жизнь потеряли смысл!»

Приблизившемуся к ней с этими словами, устрашенному (Юдхиштхире) ничего не ответила Гандхари, предаваясь тяжким воздыханиям. Познавшая дхарму, зрящая дхарму³² божественная царица увидела в щелку под повязкой (на глазах) кончики пальцев склонившегося перед ней, коснувшегося ее стоп царя Юдхиштхиры. И от этого у царя, всегда славившегося красотой ногтей, испортились ногти. Увидев это, Арджуна укрылся за спиною у Васудевы, о бхарата! Но гнев Гандхари уже прошел, и она ласково, словно мать, ободрила обеспокоенно засуетившихся перед ней Пандавов. Затем, испросив у нее разрешение удалиться, широкогрудые (богатыри) пошли вместе к матери своей — Притхе, родительнице героев. После долгой разлуки вновь увидев сыновей, она, преисполненная тоскою по ним, закрыла лицо краем одежды и залилась слезами. Вместе с сыновьями проливая слезы, взирала Притха на многие их раны, нанесенные ударами всевозможного оружия. Нежно касаясь их, одного за другим, плакала она, мучимая горем, вместе с Драупади-Панчалийкой, которая тут же, простершись на земле, рыдала по своим убитым сыновьям.

Драупади сказала:

О почтенная, куда ушли все эти внуки твои вместе с сыном Субхадры³³? Почему не придут они нынче к тебе, давно их не видавшей, тоскующей? На что мне теперь царство, когда я потеряла сыновей!

Вайшампаяна сказал:

Широкоокая Притха принялась утешать рыдающую, терзаемую скорбью Яджнясени и подняла ее (с земли). Затем вместе с нею и в сопровождении сыновей приблизилась Притха к страдающей Гандхари, сама еще больше страдая. И ей, многославной, (явившейся) вместе с невесткой, Гандхари сказала: «Дочь моя, полно терзаться скорбью. Взгляни, ведь и я страдаю. Но сдается мне, что эта всеобщая гибель была предопределена коловращением времени³⁴; повергающая в трепет, она не зависит от человеческой воли и совершилась в силу “собственной природы³⁵”. Вот и исполнилось то великое слово, которое изрек многомудрый Видура после того, как усилия Кришны достичь мира потерпели неудачу³⁶. Не надо скорбеть о том, чего нельзя предотвратить, тем более — о том, что уже свершилось. О тех, кто принял смерть в битве, вообще не следует горевать. Мне так же (тяжело), как и тебе. Кому, как не тебе, утешить меня! Ведь именно по моей вине погиб этот славнейший род».

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» пятнадцатая глава.

ГЛАВА 16

Вайшампаяна сказал:

Произнеся эти слова, Гандхари, оставаясь на месте, тотчас узрела «чудесным оком³⁷» все (последствия) бойни среди потомков Куру. Удостоившаяся великой доли, верная супружескому долгу, разделившая с мужем его участь, обладающая грозным подвижническим пылом, неизменно правдивая в речах, по милости великого риши, вершителя святых дел Кришны (Двайпаяны) обретшая силу божественного знания — она непрестанно стенала. И вдруг узрела премудрая далекое — словно вблизи, (узрела) чудесное, повергающее в трепет поле битвы мужей-героев. Оно было усыпано костями и волосами, залито потоками крови; повсюду покрывали его многие тысячи человеческих тел, усеивали боевые слоны, кони, колесницы и пешие воины, обагренные кровью безглавые туловища и во множестве — отсеченные от тел головы! Лежали на нем бездыханными слоны, кони и мужи-герои, собирались на нем шакалы, коршуны, грифы, вороны. Радостью (было то поле) для людоедов-ракшасов; кружили над ним орлы, раздавался зловещий вой шакалов, слетались туда стервятники.

И вот, испросив разрешения у Вьясы, владыка земли Дхритараштра и все сыновья Панду во главе с Юдхиштхирой, пропуская вперед Васудеву и (старого) царя (Дхритараштру), потерявшего всех своих родных, взяв с собою женщин рода Куру, отправились на место побоища. Когда эти женщины, лишившиеся владык, достигли Курукшетры, увидели они там своих павших сыновей, братьев, отцов и мужей, которых терзали хищники, шакалы, коршуны и вороны, бхуты, пишачи, ракшасы и всякая прочая ночная нечисть. Увидев эту бойню, напоминавшую место игрищ Рудры³⁸, те жены с криками попадали тогда с дратоценных колесниц. При виде такого, чего прежде никогда не видали, одни из тех бхаратских жен (побрели по полю), спотыкаясь о тела, другие рухнули наземь. И ни одна из них, обессиленных, оставшихся беззащитными, не сохранила здравого рассудка. Юные жены панчалов и куру испытали великое горе.

Увидев наистрашнейшее место побоища, которое оглашали (доносившиеся) со всех сторон вопли женщин, потерявших рассудок от горя, постигшая дхарму дочь Субалы обратилась к лотосоокому Пурушоттаме³⁹ и, созерцая истребление кауравов, молвила скорбно такое слово: «Смотри, лотосоокий: вот невестки мои. Их владыки-мужья убиты. Распустив волосы по плечам, жалобно кричат они, как чайки, о Мадхава! В смятении они то сойдутся вместе и скорбно поминают тех быков-бхаратов, то порознь устремляются каждая к своему сыну или брату, отцу или супругу. Смотри, это поле покрыто матерями героев, чьи сыновья убиты; оно полно супругами героев, чьи герои сражены, о мощнодланный! Украшают его собой мужи-тигры, подобные пылающим огням: Бхишма, Карна и Абхиманью, Дрона, Друпада, Шалья! Богатое его убранство составляют золотые доспехи, шейные гривны и камни-самоцветы, а также браслеты, запястья и венки великих духом героев. Смотри, это поле усеяно вылетевшими из рук героев дротиками и булавами, острыми, блестящими мечами, луками и стрелами. Кровожадные хищники радостно собираются в стаи; вот иные из них резвятся, вот другие прилегли отдохнуть. Таково это поле битвы, о герой; смотри на него, владыка! Меня же, когда смотрю, отчаяние жжет, о Джанардана! Гибель куру и панчалов мне было прежде так же невозможно помыслить, как гибель пяти первоэлементов⁴⁰! Тысячи свирепых орлов и грифов таскают, ухватив за край доспеха, вымазанные кровью (мертвые тела) и пожирают их! Кто бы смог вообразить себе гибель Джаядратхи и Карны, Дроны, Бхишмы и Абхиманью? Те, кто никак не могли быть убиты — ныне сражены, о Мадхусудана, и я вижу, как ими кормятся коршуны, грифы, стервятники, ястребы, псы и шакалы⁴¹! Те, кто поддались ярости, кто покорны были воле Дурьодханы, — смотри, теперь они, эти мужи-тигры, подобны потушенным огням! Им подобало бы спать на чистых и мягких ложах, ныне же лежат они, мертвые, на голой земле! Неизменно в положенное время воспевали хвалу им певцы; теперь же лишь слышно, как страшно и зловеще воют на разные голоса над ними шакалы. Те многославные герои, что прежде покоились на ложах, чьи тела умащены были сандалом и алоэ, — ныне простерты в пыли! Теперь все их убранство — вот эти коршуны, вороны и стервятники, таскающие взад и вперед (их тела), издавая то и дело страшные, зловещие крики. На вид — словно живые, (эти герои), упоенные битвой, счастливые, (по-прежнему) не расстаются со своими луками, медными стрелами, чисто-блещущими мечами и палицами. Вот они, во множестве, прекрасные лицом и телом, с очами, как у быков, в зеленых свежих венках — лежат, терзаемые хищниками! А другие герои лежат с булавами и палицами в руках — обратившись к ним и обняв, как любимых жен. Иные (по-прежнему) облачены в доспехи, держат (в руках) чисто-блещущее оружие; хищники не дерзают к ним подступиться, (опасаясь), что они — живые, о Джанардана! Тела других великих духом (героев) хищники таскают (взад и вперед), так что прекрасные золотые венки, (соскользнувшие с их шей), разбросаны по всему полю! Тысячи страшных коршунов с (других) убитых славных героев силятся сорвать застрявшие на шее ожерелья. Прежде, в иные ночи, их неизменно радовали прекраснейшими хвалебными гимнами и лестью искусные в своем деле певцы; теперь же, о тигр из рода Вришни, вот эти красавицы, бедой удрученные, горем и скорбью жестоко терзаемые, жалобно оплакивают их! Ясные лики этих прекраснейших из женщин, опаленные (горем, все же) сияют красотой, словно заросли красных лотосов (на лесных озерах)! Вот, прекратив на время стенания, погруженные в скорбные думы, мечутся, страдая, жены рода Куру от одного (павшего) к другому. Смотри, от гнева и плача лики жен рода Куру медно-красными стали, подобны цветом солнцу, горят, как червонное золото⁴²! Внимая чужим, прерывающимся на полуслове причитаниям, юные жены среди всеобщего стенания не могут разобрать их смысла. Порой, после тяжких воздыханий, причитаний и воплей супруга героя, не в силах совладать с горем, сама расстается с жизнью. А многие другие, поглядев на тела, вопят, причитают и нежными своими руками наносят себе (жестокие) удары по голове.

Сверкает земля, вся усеянная перемешавшимися на ней отсеченными и упавшими головами, руками и другими частями тела в огромных множествах. Наглядевшись на восхищавшие — и одновременно ужасавшие взор — безглавые туловища, на головы, отделенные от тел, иные из жен кауравов, непривычные к такому (зрелищу), повредились рассудком. Голову к телу приставив, пристально смотрят, безумные, и затем (восклицают) в отчаянии: “Нет, не его (голова)!” Другие, приставив на место руку, ногу или ступню, отсеченную стрелой, то и дело лишаются чувств. А некоторые бхаратские жены не могут узнать своих супругов — так их головы разодраны хищниками, исклеваны птицами! Те же, которые видят своих братьев, отцов, сыновей и супругов, убитых врагами, бьют себя руками по головам, о Мадхусудана! Усыпанная (отрубленными) руками с (зажатым в них) оружием, (отрубленными) головами с серьгами в ушах, покрытая месивом из мяса и крови — непроходима стала земля (на Поле Куру)! Прежде не знавшие скорби, безупречные красавицы ныне, увязая в земле, усеянной телами их братьев, отцов и супругов, погружаются в великую скорбь! Смотри, о Джанардана: эти множества снох Дхритараштры, (мечущихся с распущенными волосами), похожи на табуны молодых прекрасногривых кобылиц! Может ли быть для меня что-либо печальнее, о Кешава, чем зрелище женщин (рода Куру) во всех этих многообразных видах! Ясно, что в прежних рождениях совершила я грех, коль довелось мне (сегодня) увидеть сраженными сыновей, внуков и братьев, о Кешава!» И когда она, бедная, так причитала, убитый сын (вдруг) явился ее взору.

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» шестнадцатая глава.

ГЛАВА 17

Вайшампаяна сказал:

Едва увидев Дурьодхану, Гандхари, терзаемая горем, тотчас упала на землю, словно срубленное банановое деревце в лесу⁴³. Когда же к ней вернулось сознание, то при виде Дурьодханы, простертого (на земле) и обагренного кровью, принялась она стенать не умолкая. Обнимая его, жалобно причитала Гандхари; в смятении чувств, мучимая горем, голосила: «Ах, сын мой!» На его широкую, гладкую⁴⁴ грудь, украшенную золотой гривной и жемчужным ожерельем, пролила она, сжигаемая скорбью, очами рожденную влагу и сказала стоявшему рядом Хришикеше такое слово:

«Накануне этой усобицы между родичами, о владыка Варшнея, просил меня сей достойнейший из царей, сложив почтительно руки: “В этом побоище между родными, о мать, предреки мне победу!” На эти его слова я, зная все о том, какая меня ждет расплата, ответила ему, о муж-тигр: “Где дхарма — там победа! Когда сражаешься, не ступай на стезю заблуждения, сынок, тогда ты непременно обретешь те миры, которые добываются оружием, (и будешь блаженствовать в них) словно бессмертный, о владыка!” Вот что я прежде сказала — потому и не так скорблю о сыне, о властитель! Я (больше) скорблю о несчастном Дхритараштре, у которого все родные убиты».

«Взгляни, о Мадхава, как сын мой, в совершенстве владевший оружием, превосходнейший из бойцов, опьянявшийся битвой, гневный, — покоится ныне на ложе героев (— бранном поле)! Тот губитель недругов, кто шествовал во главе посвященных на царство (правителей), — ныне простерт в пыли: таково коловращение Времени! Несомненно, наитруднейшей стезей ушел (на небеса) отважный Дурьодхана, коли, не отвратив (в битве) лица, возлег он на ложе, подобающее героям! Прежде цари — владыки земли, усевшись вокруг, (всячески) его развлекали; теперь же его, убитого, простертого на земле, лишь грифы окружают, как свита! Прежде юные жены овевали его превосходнейшими опахалами; теперь же опахалами своих крыльев овевают его (хищные) птицы! Вот лежит мощнодланный герой, могучий, истинно-доблестный; словно лев — слона, поверг его наземь в битве Бхимасена! Смотри, о Кришна: вот лежит обагренный кровью Дурьодхана, с палицей, (все еще как бы) воздетой (для удара); его убил Бхимасена, о бхарата! Тот мощнодланный (воитель), кто прежде одиннадцати акшаухини указывал путь в сражении, о Кешава, — ныне сам, сбившись с пути, пришел к гибели⁴⁵. Вот лежит великий лучник, великоколесничный⁴⁶ боец Дурьодхана; словно лев — тигра, поверг его наземь Бхимасена! Ослушавшись Видуру и собственного отца, неразумный, злосчастный юнец из-за своего непослушания старшим стал добычей смерти. Тот, кто, не имея соперников, тринадцать дет (единолично) правил землей — ныне, сраженный, простерт на земле, тот сын мой, о владыка земли! Давно ли, о Кришна, я видела землю (процветавшей) под властью сыновей Дхритараштры, полной слонов, коров и коней, о Варшнея! Теперь же, о мощнодланный, я вижу ее под властью чужих, лишенную слонов, коров и коней — зачем я только живу, о Мадхава!»

«Смотри, вот нечто еще более прискорбное, чем гибель моего сына: зрелище этих жен, ухаживающих за сраженными в битве героями! Погляди, о Кришна, на мать Лакшманы⁴⁷, пышнобедрую, с распущенными волосами, блеском подобную золотому алтарю; когда-то она нежилась в объятиях Дурьодханы! Поистине, прежде, когда был жив мощнорукий, эта мудрая дева блаженствовала, обвитая его прекрасными руками⁴⁸. Как только не разорвется на тысячу кусков мое сердце при виде того, что мой сын вместе с внуком сражены в битве! Эта безупречная пышнобедрая красавица вдыхает запах головы⁴⁹ залитого кровью сына и в то же время рукою нежно гладит Дурьодхану. Эта мудрая дева, должно быть, скорбит то о супруге, то о сыне: вот (от супруга) не может, кажется, глаз оторвать, вот устремляет взор на сына; а вот она, большеокая, руками по голове себя бия, падает, о Мадхава, на грудь того героя, царя куру! С лицом цвета волокон лотоса⁵⁰, она кажется прекрасной, как лотос, когда, палимая скорбью, нежно гладит сына или супруга. Если истинны священные предания, если таковы же шрути⁵¹, то, несомненно, этот царь обрел (небесные) миры, достигаемые мощью рук!»

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» семнадцатая глава.

ГЛАВА 18

Гандхари сказала:

Смотри, о Мадхава, вот мои сыновья, числом в сотню, не ведавшие усталости, - (лежат), почти все сраженные в битве палицей Бхимасены. Но еще более тяжко мне видеть ныне, как эти мои юные⁵² невестки, потеряв в битве сыновей, мечутся (по полю) с распущенными волосами⁵³! Они привыкли ступать ножками в дорогих браслетах по крыше дворца⁵⁴; теперь же приходится им (этими ножками) касаться земли, пропитанной кровью! Скорбь их терзает, и мечутся они взад и вперед как безумные, вспугивая (на каждом шагу стаи) ворон, грифов и стервятников. Иная безупречно сложенная, с тончайшим станом⁵⁵, при виде этого страшного побоища, не в силах вынести горя, падает наземь! Не находит покоя мое сердце, когда я вижу, о мощнодланный, мать Лакшманы, царевну, дочь владыки земли⁵⁶! Вот и другие, видя своих братьев, супругов и сыновей сраженными (и лежащими) на земле, падают на (их тела), хватая их за руки своими нежными руками!

Послушай, неодолимый, как на месте кровавой бойни кричат почтенные жены и старухи, потерявшие своих родных! Посмотри, могучий, как они, изнуренные усталостью и мукой, чтобы не упасть, опираются на кузовы (разбитых) колесниц, на туши убитых слонов и коней! Смотри, как иная стоит (в оцепенении), держа в руках отсеченную от тела голову ближайшего родственника, украшенную дивными серьгами, с большим, красивым носом, о Кришна! Должно быть, эти безупречные женщины и я, скудоумная, в прежней жизни совершили какое-то немалое прегрешение, о безгрешный, — за это и отплатил нашим близким Царь Справедливости, о Джанардана! Ведь всякое деяние — благое ли, злое ли — никуда не исчезает, о Варшнея! Смотри, (эти) пребывающие в расцвете юности (жены) с прекрасными грудями и животами, с черными глазами, ресницами и волосами, рожденные в знатных семьях, стыдливые, с речью, напоминающей птичье воркованье, — издают пронзительные крики, словно журавлихи, и, лишаясь чувств от горя и муки, падают наземь; видишь ли ты, о Мадхава? Безупречно прекрасные лики этих жен, подобные распустившимся лотосам, опаляет, о лотосоокий, солнце скорби⁵⁷. Жительницы гарема, коих мои сыновья, надменные, словно взъяренные⁵⁸ слоны, ревновали (к равным себе), — ныне открыты взорам простого народа! Посмотри, о Говинда: щиты с изображением сотни лун, сверкающие, словно солнце, стяги, золотые доспехи, шейные гривны и шлемы моих сыновей, (разбросанные) по земле, пылают, словно огни, обильно подкормленные жертвенным маслом.

Вот лежит Духшасана, поверженный Бхимой; всю кровь из его тела выпил тот герой, о губитель недругов! Взгляни, о Мадхава: палицей, смертоносной для героев, (сразил) сына моего (Бхимасена), подстрекаемый на это Драупади, вспоминая страдания Пандавов при игре в кости! Ведь этот (Духшасана), чтобы угодить брату своему и Карне, о Джанардана, сказал посреди сабхи Панчалийке, проигранной в кости: «Ты — супруга рабов и немедля, вместе с Сахадевой, Накулой и Арджуной, должна пойти (в услужение) в наш дом!» И тогда, о Кришна, я сказала царю Дурьодхане: «Сын, прогони от себя Шакуни, уже накрытого арканом Смерти! Знай, что твой дядя, мой брат — великий злодей, любитель раздоров. Поскорее оставь его, сын мой, и примирись с Пандавами! Или ты, дурачок, не знаешь, (каков в битве) разъяренный Бхимасена? Острыми стрелами слов ты сейчас дразнишь его, как слона (приводят в ярость, забрасывая) горящими факелами». Но он, жестокий и злобный, нацелив стрелы язвительных речей, излил на Пандавов свой яд, словно змея — на могучих быков. И вот, раскинув большие руки, лежит Духшасана, сраженный Бхимой, словно могучий бык — львом. Чудовищное деяние совершил в гневе безудержно-яростный Бхимасена: он выпил на поле сражения кровь Духшасаны.

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» восемнадцатая глава.

ГЛАВА 19

Гандхари сказала:

Вот лежит на земле, о Мадхава, сын мой Викарна, чье поведение одобряли мудрецы, — сраженный, изрубленный на тысячу кусков Бхимой. В окружении туш убитых слонов лежит Викарна — словно солнце осенью в окружении иссиня-черных туч, о Мадхусудана! Широкую кисть его руки, покрытую шрамами от соприкосновения с луком и обернутую кожаной защитной лентой, тщетно пытаются отклевать голодные стервятники. Его сжигаемая горем юная супруга этих жаждущих поживы стервятников все время силится отогнать, но не может, о Мадхава! Прекрасный юный герой Викарна, о муж-бык, был привычен к счастью, заслуживал счастья — и вот он простерт в пыли! Хотя его жизненные центры⁵⁹ пронзены были в битве цельножелезными стрелами, дротиками и крючковатыми «ушастыми» стрелами, но красота и сейчас не покинула этого достойнейшего из бхаратов!

Вот покоится, оставаясь и сейчас лицом к врагу, истребитель вражеских ратей Дурмукха; его сразил герой (этой) битвы (Бхима) во исполнение данного им обета. Его лицо, о Кришна, даже наполовину съеденное хищниками, сияет ярче, чем луна, в седьмой день (светлой половины месяца⁶⁰)! Как могло случиться, о Кришна, что этот герой, мой сын, столь прекрасный ликом, сраженный в битве врагами, будет грызть земной прах? Как случилось, друг мой, что Дурмукха, которому никто не мог противостать в битве, ныне, сраженный врагами, завоевал себе небесный мир?

Посмотри, о Губитель Мадху: вот лежит на земле, сраженный, другой сын Дхритараштры - Читрасена, (недосягаемый) образец для всех стрелков из лука! Его, украшенного яркими цветочными гирляндами, окружают, словно готовая к услугам свита, терзаемые горем, рыдающие юные жены, вместе со стаями кровожадных хищников! Смешение многообразных звуков: воплей плачущих женщин и звериного воя — поражает меня, о Кришна!

А здесь превосходный юноша, вечный баловень прекраснейших из женщин — Вивиншати лежит, поверженный во прах, о Мадхава! Отважного Вивиншати, чей доспех весь иссечен стрелами в битве, два десятка стервятников со всех сторон окружили! Прорвавшись в середину рати Пандавов на поле битвы, сподобился он возлечь на ложе героев, как и надлежит праведному мужу. Взгляни, о Кришна, на дивно-прекрасный лик (юного) Вивиншати, с великолепным носом и бровями, с неизменной улыбкой, сияющей, словно (Месяц -) Владыка звезд! И это — тот, кого прежде ублажали (прекраснейшие из женщин, словно) женщины Индры — одного из Васу, словно тысячи небесных дев — играющего гандхарву⁶¹!

Кто решился бы противостать отважному Духсахе, губителю недругов, истребителю богатырских ратей, украшению сходок! И вот (ныне) тело Духсахи, ощетинившееся стрелами, сияет красою, словно гора, которая вся поросла цветущими деревьями атмаруха и карникара⁶². Золотой венок и сверкающий доспех украшают безжизненного Духсаху как Огонь (украшал собой) Белую гору⁶³.

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» девятнадцатая глава.

ГЛАВА 20

Гандхари сказала:

Тот, кто считался превосходящим в полтора раза по силе и доблести и своего отца, и тебя, о Мадхава; тот, кто подобен буйному и гордому льву, о Дашарха; тот, кто сумел в одиночку прорвать непроницаемый боевой строй моего сына; тот, кто явился Смертью для (многих) других, — (ныне) сам попал во власть смерти. Но: как я вижу, о Кришна, хотя и сражен Каршни⁶⁴, обладатель непомерного боевого пыла Абхиманью, — блеск его величия не меркнет!

Оплакивает же этого героя, своего мужа, томимая скорбью, юная дочь Вираты, невестка Владетеля Гандивы⁶⁵. Вот, подойдя ближе к супругу, дочь Вираты нежно гладит его рукой, о Кришна! Многославная вдыхает запах лица сына Субхадры, что прекрасно, как месяц или лотос, и покоится на шее, обвитой (тремя приносящими счастье линиями), словно спиралевидная раковина⁶⁶. Эта красавица, чей облик вызывает страстное желание, стыдливая, обнимает его, как (делала это) прежде, когда была опьянена вином⁶⁷. Сняв с него доспехи, разглядывает она, о Кришна, его тело, в золотом убранстве, обагренное кровью из ран. Не сводя с него взора, эта юная дева взывает к тебе, о Кришна: «Вот он лежит убитым — такой же, как ты, лотосоокий⁶⁸, в силе, отваге и. мощи ратного пыла равный тебе, о безгрешный, а красотой тебя (даже) превосходивший, — вот он простерт замертво на земле! Столь изнеженному, привыкшему почивать на ковриках из оленьей шерсти или на шкурах — не мучительно ли ныне тебе⁶⁹ лежать телом прямо на земле? Ты лежишь, раскинув свои великолепные, большие, как два слоновьих хобота, украшенные золотыми браслетами руки, кожа на которых загрубела от соприкосновений с тетивой (лука при выстреле)! Да, крепко ты спишь, словно утомившись после великих трудов: даже не отзовешься на мои столь жалобные стенанья! Куда же уходишь ты, благородный, покидая благородную Субхадру, богоподобных старцев (рода Куру) и меня, разнесчастную?» Собрав рукой (в пучок) его слипшиеся от крови волосы, положив его голову на колени, вопрошает она его, как живого: «Сына сестры Васудевы и Владетеля лука Гандивы — как могли поразить тебя средь битвы те великоколесничные бойцы? Да покроет позор этих злодеев: Крипу, Карну и Джаядратху, а также Дрону и сына Дроны⁷⁰ за то, что они погубили тебя! О чем в тот миг думали все эти величайшие колесничные бойцы? Как могло быть, что тебя, о герой, одного со всех сторон, мне на горе, окружив, жаждущие твоей смерти (враги) убили, как беззащитное дитя, на глазах у Пандавов и Панчалов — твоих защитников! Бывши свидетелем того, что тебя, словно сироту безродного, убили в сражении многочисленные (враги), как может жить на свете тигр среди мужей, отважный сын Панду (Арджуна)! Ни обретение обширного царства, ни торжество над врагами — ничто уже не доставляет радости Партхам без тебя, о лотосоокий! Скоро и я уйду следом за тобой в те миры, что добываются оружием, а также соблюдением дхармы и самообладанием; там ты (снова) будь мне защитником! Нелегко человеку умереть, если час его еще не пришел: вот почему я, хоть и видела, как ты пал в битве, все еще жива, злосчастная⁷¹! К кому-то сейчас из обитателей мира предков обращаешься ты с учтивой речью и улыбкой — как прежде ко мне, о муж-тигр! Несомненно, (там), на небе, дивной своей красотой и веселой приветливой речью смущаешь ты сердца апсар. Достигнув миров, уготованных вершителям благочестивых дел, ты, должно быть, веселишься там с апсарами; но вспомни иногда, о сын Субхадры, и о том добром, что я (тебе) сделала! В этом мире суждены были нам с тобой только шесть месяцев совместной жизни, а на седьмой месяц, о герой, ты уже встретил свою гибель!» И когда Уттара, скорбя, произносит эти слова, сознание ее помрачается, и другие женщины из царского рода матсьев⁷² оттаскивают ее прочь.

Унося прочь страдающую Уттару, познали они сами еще большее страдание, возрыдали и запричитали, когда увидели убитого Вирату. Поверженного, иссеченного стрелами и оружием Дроны, обагренного кровью, Вирату терзают стервятники, вороны и шакалы. Черноокие жены, слабые и нерешительные, не в силах перевернуть терзаемое птицами тело Вираты. Палимые солнцем, побледнели эти жены от труда и усилий, красота их обликов померкла⁷³. Посмотри, о Мадхава, на этих мальчиков: Уттару⁷⁴, Абхиманью и Судакшину, царя Камбоджей⁷⁵, на прекрасного Лакшману: вот лежат они, сраженные, в самом центре бранного поля!

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» двадцатая глава.

ГЛАВА 21

Гандхари сказала:

Вот покоится великий стрелок из лука и колесничный боец Вайкартана⁷⁶. Как огонь, пламенел он в битве; но Партха угасил его своим ратным пылом. Видишь, вот Карна Вайкартана, сразивший многих великоколесничных бойцов, убитый, простерт на земле; все тело его залито потоками крови! Его гнев легко вспыхивал и долго не угасал, великим луком владел он, великой колесницей; и этот герой покоится (здесь) убитый в схватке с владельцем Гандивы! Сыновья мои, великоколесничные бойцы, из страха перед Пандавами, сражаясь, (всегда) выдвигали его вперед, как стадо слонов — своего вожака. И вот поверг его в битве Савьясачин — словно лев — тигра, словно взбешенный слон — другого слона! Теперь, о муж-тигр, сошлись к (телу) сраженного в битве героя и заботливо его окружили рыдающие, с распущенными волосами его жены. Царю Справедливости Юдхиштхире внушал он всегда такую тревогу, что тот тринадцать лет, думая о нем, не ведал сна. Неуязвим он был в битве для врагов, как Индра — для своих недругов; пылал он, словно огонь конца мира; был стоек, словно сам Химаван. Герой этот был главной защитой для сына Дхритараштры⁷⁷, о Мадхава! Сраженный, простерт он (теперь) на земле, словно дерево, поваленное ветром! Смотри, вот супруга Карны, мать Вришасены тоже на землю пала, рыдает и жалобно причитает:

«Поистине, проклятье наставника тебя в тот миг настигло, когда колесо твое земля поглотила⁷⁸, а после у тебя, окруженного врагами, Завоеватель богатств средь битвы отсек стрелою голову!» Увы, вот и сама рыдающая, тяжко страдающая мать Сушены при виде Карны, не сломленного духом, мощнодланного, (по-прежнему) украшенного золотою гривной — лишившись чувств, упала. Немногое уцелело после плотоядных (хищников), со всех сторон обгрызших тело, о великий духом! Вид этот столь же мало радует, как (вид ущербной) луны в четырнадцатую ночь темной половины месяца! Беспокойная, она то рухнет на землю, то снова встает, в печали; то вдохнет запах лица Карны, то возрыдает, скорбя также и об убитом сыне.

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» двадцать первая глава.

ГЛАВА 22

Гандхари сказала:

На (теле) владыки Аванти⁷⁹, сраженного Бхимасеной, собрались на свой пир стервятники и шакалы. Много было родни у этого героя, (а сейчас он) — как безродный сирота, которого и защитить некому! Взгляни на него, о Губитель Мадху: он учинил бойню своим врагам, но (ныне) покоится на ложе героев, залитый кровью! Видишь: шакалы, коршуны и всевозможные прочие хищники таскают (его труп) из стороны в сторону — такова превратность Времени! Сроднившегося с битвой героя, покоящегося на ложе героев царя Аванти заботливо окружили со всех сторон рыдающие жены!

Посмотри, о Кришна: вот многомудрый Бахлика, сын Пратипы⁸⁰, лежит, сраженный широколезвийной стрелою, подобен уснувшему тигру. Хоть он и убит, а лик его по-прежнему сияет столь же ярко, как округлившийся Сома⁸¹, взошедший (на небо) в полнолуние!

Палимый скорбью о сыне, исполняя данную клятву, сын Пакашасаны сразил в битве сына Вриддхакшатры⁸². Посмотри: вот тот, кто сокрушил одиннадцать (вражеских) ратей, тот, кого хранил (в сражении) великий духом (Дрона) — Джаядратха лежит, сраженный стремившимся сдержать свое слово (Арджуной)! На (теле) многомудрого, исполненного гордости Джаядратхи, вождя синдху и саувиров, (ныне) пируют шакалы, о Джанардана! Преданные жены силятся отогнать их, о Неколебимый, они же с рычаньем тащат (тело) в соседний, поросший лесом овраг. Вот обступили со всех сторон, стерегут большерукого синдху саувирские, гандхарские, камбоджийские и яванские жены⁸³! Когда, захватив Драупади, устремился он прочь вместе с кекаями⁸⁴, уже тогда была предрешена гибель Джаядратхи от рук Пандавов, о Джанардана! Но в тот раз отпустили они Джаядратху из уважения к Духшале⁸⁵; почему же теперь не проявили они снова к ней уважения, о Кришна? Вот эта юная дочь моя, мучимая горем, причитает, тяжко сокрушается и клянет (ненавистных) Пандавов! Может ли быть для меня горшее горе, о Кришна, чем то, что юная дочь моя осталась вдовой или невестка лишилась своего супруга-владыки? Посмотри, какой ужас: Духшала, словно бы забыв о страхе и горе, мечется в разные стороны по полю — она не может найти голову супруга! Тот, кто один сдерживал натиск всех Пандавов, стремившихся на выручку сына⁸⁶, — сразив великие рати, все же сам стал добычей Смерти! Ныне этот герой, одолеть которого было труднее, чем буйного⁸⁷ слона, со всех сторон окружен рыдающими луноликими женами!

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» двадцать вторая глава.

ГЛАВА 23

Гандхари сказала:

Вот и сам Шалья, доводящийся Накуле дядей с материнской стороны, покоится, сраженный в битве благочестивым знатоком дхармы, Царем Справедливости! Тот, кто всегда и всюду соперничал с тобою, о муж-бык, — великоколесничный боец, царь мадров лежит здесь убитым! Когда он правил в битве колесницей сына Адхиратхи, то для победы сыновей Панду он всячески подрывал боевой пыл (Карны⁸⁸), о сын мой! Посмотри, какой ужас: красотою равный полной луне, с глазами, подобными лепесткам лотоса, ясный лик Шальи стал добычей ворон! У этого (героя), чей лик блещет, как золото, изо рта вывалился язык цвета червонного золота, и птицы клюют его, о Кришна! Шалью, который был прежде украшением собраний, сраженного рукою Юдхиштхиры, обступили со всех сторон, стеная, женщины из царского рода мадров. Эти тонкостанные кшатрийки, сойдясь над (телом), голосят-причитают по тому мужу, быку среди кшатриев — царю мадров; они стоят, окружив со всех сторон сраженного Шалью — словно юные слонихи вокруг тонущего в болоте вожака! Смотри: вот покоится на ложе героев отважный Шалья, превосходнейший из колесничных бойцов, служивший (многим) защитой; (ныне тело его) рассечено на части стрелами!

Вот, поверженный, покоится на земле обитатель гор, лучший из погонщиков слонов, могучий царь Бхагадатта⁸⁹. И хоть терзают его хищники, все еще сверкает на голове его украшение волос — золотой венец. Была между ним и Партхой наижестокая, престрашная, повергающая в трепет битва, подобная той, что была между Индрой и Бали⁹⁰. Противостав в бою Партхе, Завоевателю богатств, этот могучерукий (воитель) доставил ему немало хлопот — но все же был сражен сыном Кунти.

А здесь лежит замертво тот, равного кому в отваге и геройстве не было на свете — наводивший в битве ужас (на врагов) Бхишма. Посмотри, о Кришна: солнцеблещущий сын Шантану повержен, словно Солнце, сброшенное Временем с небосвода при конце юги⁹¹! Опалив в битве врагов зноем своего оружия, солнцеподобный земной герой клонится к своему закату, как солнце в конце дня, о Кешава! Видишь, вот герой, в знании дхармы не уступающий самому Девапи⁹², покоится на ложе из стрел — богатырском ложе, принимающем лишь избранных. Расстелив из «ушастых», зазубренных и прямых, цельножелезных стрел превосходнейшее ложе, владыка взошел на него и возлежит, словно Сканда — на зарослях тростника⁹³! Сын Ганги покоится (головою) на превосходнейшем подголовнике, составленном из трех стрел, который устроил для него Владетель лука Гандивы⁹⁴. Вот лежит многославный, не имевший равного себе в битве сын Шантану, который, во исполнение воли отца, удерживал свое семя⁹⁵, о Мадхава! Душою преданный дхарме, по наследству принявший знание дхармы, (проявлявшееся) во (всяком) споре, он хоть и смертен, а продолжает, словно бессмертный, сохранять жизненное дыхание⁹⁶! Коли Бхишма, сын Шантану, лежит ныне, сраженный врагами, значит, не осталось больше на свете человека, достигшего совершенства в (искусстве) боя, или в мудрости, или в доблести! Неизменно правдивый в речах, этот герой, знаток дхармы, когда Пандавы спросили его, сам поведал им (секрет) своей гибели в битве⁹⁷. Некогда именно он возродил угасший было род Куру⁹⁸; и вот теперь он, многомудрый, вместе со всеми куру уходит в небытие! К кому теперь куру обратятся (за советом) в вопросах дхармы, после того как бык среди людей, богоравный Деваврата⁹⁹, уйдет на небо, о Мадхава!

Посмотри: вот (лежит) убитый Дрона, превосходнейший наставник (всех) кауравов, руководитель Арджуны, учитель Сатьяки. Великий герой Дрона знал оружие четырех родов столь же хорошо, как Владыка Тридесяти или Бхаргава (Шукра), о Мадхава! Благодаря ему Бибхатсу, сын Панду, совершил трудноисполнимый подвиг. И вот он лежит убитый, не защитило его (знание) всевозможного оружия. Лишь поставив его во главе, (дерзнули) кауравы бросить вызов Пандавам — и вот Дрона, совершеннее всех владеющий оружием, изрублен оружием на куски! Он (двигался по полю битвы), сжигая (вражеское) войско, оставляя след, подобный (следу) огня; и вот он покоится, сраженный, подобен угашенному костру. В руке его (по-прежнему) зажат лук, еще целы кожаные щитки на руках — Дрона, даже и убитый, выглядит как бы живым, о Мадхава! Четыре Веды и всевозможное оружие не покидают этого героя, о Кешава, так и остаются при нем, как в начале времен при Праджапати. Вот прекрасные его стопы, достойные воспевания и воспевавшиеся певцами, почитавшиеся сотнями его учеников¹⁰⁰, — (ныне) их терзают шакалы. При Дроне, сраженном сыном Друпады¹⁰¹, скорбно несет свою стражу Крипи, чье сознание замутнено горем, о Губитель Мадху! Посмотри на нее, страдающую, плачущую, распустившую волосы и низко склонившую голову, — как она изъявляет почитание своему убитому супругу, Дроне, достойнейшему из носящих оружие! Подвижница со свалявшимися, как у отшельника, волосами, воздает она на поле битвы (последние) почести Дроне, чей доспех весь разбит стрелами Дхриштадьюмны, о Кешава! Славная, нежная, слабая Крипи из сил выбивается, стараясь совершить похоронный обряд для своего убитого супруга. Сложив по всем правилам погребальный костер, со всех сторон зажегши его и поместив поверх Дрону, певцы ведийских гимнов поют на три (основных) распева! Брахманы-ученики со спутанными по-отшельнически волосами подбрасывают в костер луки, древки копий и кузовы колесниц, о Мадхава! Используя как дрова всякое другое оружие, сжигают они обладателя непомерного ратного пыла; возложив Дрону на костер, они воспевают и оплакивают его. Другие же славят (его) тремя промежуточными распевами¹⁰², принося в жертву Дрону на Вкусителе жертв, как бы один огонь поместив на другой огонь¹⁰³. Брахманы — ученики Дроны, обойдя костер против солнца¹⁰⁴, поставив впереди себя Крипи, шествуют затем по направлению к Ганге¹⁰⁵.

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» двадцать третья глава.

ГЛАВА 24

Гандхари сказала:

Смотри, вот рядом — сын Сомадатты¹⁰⁶, сраженный Ююдханой; (тело) его клюют стаи птиц. Тут же виден и сам Сомадатта¹⁰⁷, который как бы укоряет, терзаемый скорбью о сыне, (его убийцу), великого лучника Ююдхану, о Джанардана! А это — обуянная тоской мать Бхуришраваса; она обращается, безупречная, к супругу своему Сомадатте, как бы утешая его:

«Это — счастье, о великий царь, что не видишь ты жестокой гибели бхаратов, побоища кауравов, ужасного конца юги¹⁰⁸! Это — счастье, что не видишь ты ныне сраженным своего сына-героя, раздававшего тысячами жертвенные дары, совершителя многих жертвоприношений, на чьем стяге красовалось изображение жертвенного столба¹⁰⁹! Это — счастье, что ты не слышишь, о великий царь, неумолчного страшного вопля снох твоих, подобного крику лебедей над океаном! Невестки твои, потерявшие детей, потерявшие своих супругов-владык, мечутся (по полю битвы), распустив (по плечам) свои черные волосы, полуодетые¹¹⁰! Это — счастье, что ты не видишь, как шакалы терзают мужа-тигра, которому Арджуна отсек руку прежде, чем его убили! Это — счастье, что ты здесь не видишь сраженного в битве Шалу, и Бхуришраваса, и всех снох твоих, оставшихся вдовами! Это — счастье, что ты не видишь, как золотой зонт великого духом сына твоего, на чьем стяге красовался жертвенный столб, лежит, поверженный, на днище его колесницы!»

А вот черноокие супруги Бхуришраваса, обступив со всех сторон, оплакивают мужа своего, которого убил Сатьяки. Терзаемые тоской о супруге, они неумолчно о нем стенают и падают в отчаянии навзничь на землю, о Кешава! Как только мог Бибхатсу совершить столь отвратительное дело: отсечь руку опьяненному боем герою, великому жертвователю! Но еще злейшее деяние сотворил Сатьяки: он убил человека, совершенного духом, в то время, когда тот держал полный пост, с тем чтобы уйти из жизни! «Ты мертв, о благочестивый! Двое — одного бесчестно тебя убили!» — так причитают жены Столпознаменного¹¹¹, о Мадхава! Супруги Юпадхваджи, те, чей стан не шире руки, кладя руку мужа себе на колени, жалобно его оплакивают:

«Вот рука, которая срывала поясок, сжимала пышную грудь, гладила пупок и бедра, развязывала узлы одежды¹¹². В миг, когда сражающийся (герой) средь битвы был отвлечен другим, Партха, вершитель незапятнанных деяний¹¹³, отсек ее на глазах у Васудевы! Об этом «великом деянии» Арджуны что будешь рассказывать ты на сходках и беседах, о Джанардана, и что (расскажет) сам Увенчанный диадемой?» — Такую укоризну высказав, замолкает красавица, но тут же другие жены подхватывают ее плач, как если бы она доводилась им невесткой¹¹⁴!

Царь Гандхары, могучий, истинно-доблестный Шакуни — сражен Сахадевой, дядя — племянником, сыном сестры¹¹⁵! Тот, кого прежде обмахивали двумя опахалами на золотых рукоятях, теперь повержен, и обвеивают его крыльями (хищные) птицы! Он мог принимать сотни и тысячи различных форм; но (теперь) волшебство этого кудесника сожжено ратным пылом сыновей Панду! Тот, кто (прежде), в Собрании, будучи мастером обмана, выиграл у Юдхиштхиры изобильное царство, — (ныне) сам проиграл свою жизнь! Со всех сторон обступили его (хищные) птицы, о Кришна! На погибель моим сыновьям выучился он искусству игрока. Не он ли положил начало великой распре с Пандавами, от которой гибель пришла и моим сыновьям, и ему самому со всей дружиной! Как мои сыновья добыли себе оружьем (посмертные) миры, так и этот злочинец добыл оружием (те же) миры, о владыка. Как бы и там не сбил он сыновей моих и братьев с пути верного знания на свой неверный путь, о Губитель Мадху!

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» двадцать четвертая глава.

ГЛАВА 25

Гандхари сказала:

Посмотри на труднооборимого царя Камбоджей: мощный телом, словно бык, он был привычен к ложу из камбоджийских ковров¹¹⁶ — но ныне, сраженный, простерт в пыли, о Мадхава! В великом горе жалобно причитает его супруга, глядя на руки его, (прежде всегда) натертые сандаловой пастой, а ныне вымазанные кровью: «Вот эти руки, подобные двум стальным брусам, с прекрасными ладонями и пальцами; не было предела моему блаженству, когда они обнимали меня! Что за участь меня ожидает, когда я тебя, о владыка народа, лишилась, осиротела, осталась беззащитною!» - (так причитает) сладкоголосая. Хотя эти жены и изнурены, тела их сохраняют красоту — так венки небожителей, даже опаляемые зноем, (не увядают¹¹⁷).

Посмотри, о Губитель Мадху, вот рядом лежит отважный царь Калинги, у которого на предплечье каждой из могучих рук — пара пылающих (золотым блеском) браслетов. Смотри, вот магадхские жены рыдают, окружив (тело) владыки магадхов Джаятсены, о Джанардана! Плач этих большеоких, сладкоголосых красавиц пленяет сух и разум, о Джанардана, от него смущается мое сердце! Терзаемые скорбью, рыдают магадхские жены; привыкшие к богато застланным ложам, они, сбросив все свои украшения, попадали прямо на землю!

А там, в отдалении, рыдающие жены обступили со всех сторон своего убитого супруга, царского сына Брихадбалу, правителя Косалы. Обуянные скорбью, то и дело лишаясь чувств, извлекают они из его тела стрелы, пущенные могучей рукою сына Кришны (Абхиманью). От зноя и от усталости лица этих, во всем безупречных (женщин) стали подобны увядшим лотосам, о Мадхава!

Сраженные Дроной, так и лежат, обратись все к нему лицом, сияя браслетами на предплечьях, пять отважных братьев-кекаев. У них доспехи цвета червонного золота, у них красные стяги, венки и колесницы — поэтому и озаряют они землю, как светочи, как (пять) пылающих костров.

Посмотри, о Мадхава, на Друпаду: его сразил в битве Дрона, словно огромный лев в лесной чаще сразил исполина-слона! Большой белый зонт царя панчалов сияет, о лотосоокий, словно солнце на осеннем небе! А вот скорбящие жены и снохи царя Панчалы, старого Друпады; предав его огню, совершают они левосторонний обход вокруг (погребального костра¹¹⁸).

А другие красавицы, забыв обо всем от горя, несут (на руках тело) сраженного Дроной отважного, великого лучника, быка в царском роде страны Чеди — Дхриштакету. Отразив в схватке оружие Дроны, он все же лежит здесь сраженный, словно дерево, унесенное рекой, о Губитель Мадху! Перебив прежде тысячи врагов, великоколесничный боец, отважный Дхриштакету, царь Чеди, все же пал в этой битве! У тела царя Чеди, павшего вместе с войском и со всеми своими родичами, стоят на страже жены, отгоняя клюющих его птиц, о Хришикеша! Положив себе на колени (голову) истиннодоблестного героя, внука царевны дашархов¹¹⁹, правителя Чеди, оплакивают его красавицы жены!

А вот, о Хришикеша, прекрасноликий, украшенный чудесными серьгами сын его, которого в сраженье иссек многочисленными стрелами Дрона. Как в битве он защищал с тыла своего героя-отца, сражавшегося с врагами, так и сейчас его не покинул, о Губитель Мадху! Вот точно так же и внук мой следовал за отцом: губитель вражеских героев Лакшмана — за мощнодланным Дурьодхаяной!

Смотри, о Мадхава, вот лежат Винда и Анувинда, царевичи из Аванти, — словно два дерева в цвету, сломанные ветром в конце зимы, — в золотых доспехах и браслетах, в незапятнанно чистых венках, с прекрасными, как у быков, очами лежат они, сжимая в руках мечи и луки со стрелами.

Не суждено, видно, Пандавам умереть, как и тебе, о Кришна, — если сумели вы все уйти живыми от Дроны, Бхишмы, Карны Вайкартаны, Крипы, от Дурьодханы, сына Дроны (Ашваттхамана), от великоколесничного бойца — царя Синдху, от Сомадатты, Викарны и отважного Критавармана — мужей-быков, которые могли бы благодаря мощи своего оружия предать смерти даже богов! Но все они пали в бою: такова превратность Времени! Поистине, для Судьбы нет ничего неисполнимого, о Мадхава, если уж все эти герои, быки среди кшатриев, сражены (другими) кшатриями! Отважные мои сыновья, (можно считать,) погибли уже тогда, о Кришна, когда ты, неудачно закончив дело, вернулся в Упаплавью¹²⁰. В то время сын Шантану и мудрейший Видура говорили мне: «Не привязывайся сердцем к сыновьям своим, кауравам!»

Прозрение этих двух (мудрецов) не может быть ложным — и вот в скором времени мои сыновья и впрямь обращены в пепел, о Джанардана!

Вайшампаяна сказал:

Произнеся эти слова, Гандхари, мучимая горем, пала на землю; отчаяние лишило ее способности различать (окружающее), она утратила власть над собой, о бхарата! Потом скорбь по сыновьям (вновь) обуяла ее, гнев преисполнил тело, и, в смятении чувств, Гандхари принялась обвинять Шаури¹²¹:

Гандхари сказала:

Сыны Панду и сыны Дхритараштры испепелили друг друга, о Кришна; почему же ты, когда они убивали друг друга, попустил этому, о Джанардана? Обладая многочисленными сторонниками и большим войском, (обладая) одновременно и даром убеждения, и знанием священных текстов, — ты был в силах (предотвратить это). Но ты сознательно попустил погибели рода Куру, о Губитель Мадху, потому именно тебе и придется вкусить плод этого, о мощнодланный! Тем скромным подвижническим пылом, который я накопила в послушании своему супругу, я ныне налагаю на тебя заклятье, о Носитель диска и палицы, чей Атман столь труднодостижим¹²²! За то, что ты допустил, чтобы родичи — Пандавы и кауравы — истребили друг друга, тебе суждено стать убийцей собственных родственников¹²³, о Говинда! Когда придет тридцать шестой год¹²⁴ от сего дня, ты, потеряв родичей, советников, потеряв сыновей, блуждая в лесу, примешь смерть непочтенным образом¹²⁵, о Губитель Мадху! И тогда жены (ядавов), потеряв сыновей, родственников и близких, сойдутся (оплакать) тебя — как сейчас эти жены бхаратов!

Вайшампаяна сказал:

Услышав эти грозные слова, великий духом Васудева сказал, с едва заметной улыбкой, царице Гандхари: «Истребить войско вришни никому не под силу, кроме меня, о прекрасная! Я знаю это, ты же лишь подтвердила, о кшатрийка! Не могут убить их другие люди, ни даже боги и данавы; а потому ядавы сами должны погубить друг друга!» Когда же произнес это Дашарха, трепет охватил Пандавов, преисполнились они тревоги и лишились в жизни всякой надежды.

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» двадцать пятая глава.

ЗАКОНЧЕНО «СКАЗАНИЕ О ЖЕНАХ»

1 Ekavastradhara — букв.: «носящие (только) одну из (двух) одежд». В исторический период, преимущественно отражаемый эпосом (т.е. в период до первых веков н. э., когда, с приходом центральноазиатских завоевателей, мода несколько изменилась), одежду индийцев обоих полов составляли две полосы ткани, одна из которых обматывалась вокруг бедер, а другой обвивали плечи (Walker 1968: I, 305). Отказ от верхней части одежды служил знаком отречения от мира (см.: Мбх III. 13. 13; Махабхарата 1987: 39), воздержания, траура.

2 silpino vanijo vaisyah sarvakarmopajivinah. Термином вайшья обозначались представители низшего из трех арийских сословий древнеиндийского общества, считавшихся «дваждырожденными», так как в отличие от шудр все они подвергались обряду посвящения. Комментируемая фраза не позволяет, к сожалению, сказать с уверенностью, включает ли здесь в себя понятие вайшьи упомянутых «торговцев» и, может быть, даже «ремесленников», или оно употреблено в более узком значении — земледельцев, живших в древнеиндийском городе и занимавшихся сельским хозяйством в его окрестностях.

3 Krosa — мера длины (около 3,5 км); этимологически — «расстояние крика». Вероятно, упоминание кроши в данном месте вызвано ассоциацией с глаголом prakrosanta 'стенали', букв.: 'кричали' — в последнем стихе предыдущей главы.

4 Эпитет prajnacaksus 'тот, чье око — мудрость', фиксирующий контраст между (ризической слепотой и духовным зрением, в Мбх может применяться ко всякому слепому царю-мудрецу (см., напр., Мбх III. 281. 91, где он применен к слепому царю Дьюматсене, отцу Сатьявана [Махабхарата 1987: 567]), но эпитетом закрепленным, почти переходящим в номинационный эквивалент он является именно в отношении трагической (ригуры Дхритараштры. О художественном обыгрывании того же противоречия в образах Эдипа, Глостера, Адреи и других в европейской трагедии и мелодраме см.: [Эйзенштейн 1964: 128].

5 Согласно представлениям народной религии, отразившимся в эпосе, праведники обретают после смерти новые тела, сияющие святостью. Блаженствуя в небесных мирах, они видны с земли в облике звезд. Наиболее известный пример — созвездие «Семь риши (святых мудрецов)», соответствующее нашей Большой Медведице (см. об этом: [Махабхарата 1987: 65, 617]).

6 Традиционным индийским этикетом предусматривалось, чтобы в конце встречи младший испрашивал бы, а старший давал бы ему разрешение удалиться: (Dubois 1906: 331).

7 Правосторонний обход (прадакшина) совершался вокруг образа божества, священного места, выдающегося человека и любого другого сакрального объекта. Совершающий этот ритуал почитания обходил избранный объект по кругу с повернутым в его сторону правым плечом. Обход в противоположном направлении, левосторонний (апасавья), являлся элементом погребальных и заупокойных обрядов, а совершаемый вокруг живого человека рассматривался как акт вредоносной магии (см. подробнее: [Махабхарата 1990: 42, 242, 246, 294 и др.]).

8 По смерти родного отца (в случае Юдхиштхиры — Панду) его заместителем, тоже как бы отцом, считался дядя, брат отца (каковым и является для Пандавов Дхритараштра).

9 Владыка дашархов — Кришна. «Дашархами» (dasarha, dasarha) назывались люди племени Кришны — ядавы, предположительно — по одному из предков их правящего рода.

10 Ясно, что здесь имеются в виду не конкретные лица и прямые родственники, а возрастные классы: «класс отцов», «класс братьев» и т.д. (о пережитках в древнеиндийском обществе системы возрастных классов см., напр.: [Кулланда 1995]).

11 Эпическая неточность: Джаядратху, согласно описанию «Дронапарвы», убил не Юдхиштхира, а Арджуна (Мбх VII. 121).

12 ...старейшему отцу... — pitaram jyestham, т. е. Дхритараштре как старшему в «поколении отцов» (см. выше, примеч. 87 и 89).

13 Церемония приветствия старшего (abhivada) включала в себя: 1. Вставание младшего с места; 2. Прикосновение к стопам старшего; 3. Формулу приветствия, в которой называлось имя старшего, а затем младшему следовало назвать свое собственное имя.

14 Дхритараштра слеп и может опознать каждого из Пандавов только на ощупь, по очереди заключая их в объятия. Его ярость против Бхимы вызвана тем, что именно Бхима, прибегнув в поединке к нечестному приему, убил сына Дхритараштры, Дурьодхану.

15 Из дальнейшего (см. ниже, ст. 23 — 30) выясняется, что эта столь неожиданно оказавшаяся под рукой статуя была прежде изготовлена по приказу Дурьодханы, как предположил Б. Л. Смирнов — в целях «черной» магии, как «вольт» (если воспользоваться терминологией европейского оккультизма), то есть статуя определенного лица, над которой совершались определенные магические действия («инвольтование») для нанесения этому лицу вреда (Махабхарата 1972: 189 — 190). Но и при таком толковании остается неясным, как попала эта статуя из Хастинапуры или с Курукшетры — в лaгeрь Дхритараштры на берегу Ганги.

16 «Разрушение вольта считалось опасным, — пишет Б. Л. Смирнов, — и Дхритараштра получает контрудар, разломав изображение Бхимы» (там же, с. 190).

17 Дерево parijata чаще всего идентифицируется с «коралловым деревом», Erythrina Indica, Lam. (Viennot 1954: 76, 78 — 80, 139, 174 — 175, 274, 276; Gonda 1993: 128), которое в июне сбрасывает листву и покрывается крупными темно-красными цветами (Monier-Williams 1990: 620). Комментируемая шлока, содержащая сравнение окровавленного царя с деревом париджата в цвету, подтверждает такую идентификацию, по крайней мере — для эпоса. Другая идентификация — с деревцем Nyctanthes ArborTri.stis, Linn., называемым parijatak на современном маратхи, а на хинди иногда — rat-kl rani «Царица ночи» — здесь не подходит, так как цветы у этого деревца бело-оранжевые (Sanlapau 1981: 71 — 74).

18 Сын Гавальганы (Gavalgani) — Санджая, отцом которого был Gavalgana.

19 Губитель — Антака, букв.: «Приканчивающий», божество смертного часа, нередко сливающееся по функции с Ямой (царем усопших), Мритью (Смертью) и Калой (Временем).

20 По обычаю, сохраненному, в частности, индийской театральной традицией, очищение лица посредством умывания производилось всякий раз после того, как человек плакал, поскольку слезы считались оскверняющими (Striparvan 1956: XXVI).

21 Наставления об обязанностях царя — раджадхармы (rajadharmah), определенный жанр текстов «науки политики» (нитишастры). Своя «Раджадхарма» содержится и в Мбх (большой раздел XII книги, «Шантипарвы»).

22 Текст, возможно, нарочито двусмыслен: то ли Дхритараштра «не внял» разумным советам друзей (см. выше, стих 11. 30), то ли — предписаниям дидактических текстов, упомянутых в предыдущей шлоке.

23 См. выше, примеч. 85.

24 Вьяса.

25 Драупади.

26 События, о которых упоминает Бхима (оскорбления, нанесенные Дурьодханой Драупади, и приказ Юдхиштхиры Пандавам воздержаться от немедленной мести), описаны в «Сабхапарве» (Мбх II. 60 — 64; Махабхарата 1962: 119 — 133).

27 В VIII книге Мбх «Карнапарве», где описаны эти действия, последовательность их иная: сначала Бхима убивает Духшасану и напивается его крови (VIII. 61), а затем Вришасена (сын Карны) наносит поражение в поединке Накуле (VIII. 62).

28 Патроним «Сын Вивасвата» (Vaivasvata) может относиться в данном случае к Яме, богу смерти, но также (что менее вероятно) и к Карне (Sorensen 1978: 704).

29 См. выше, примеч. 106.

30 Гандхари, преданная супруга слепого царя Дхритараштры, чтобы разделить с мужем его участь, завязала себе глаза платком и никогда его не снимала.

31 Богиня (devi) — обычное обращение к царице.

32 Зрящая дхарму (dharmadarsini) — эпитет призван подчеркнуть отказ Гандхари от зрительного восприятия окружающего (из солидарности со слепым супругом), выразившийся в ношении ею на глазах повязки: она не видит мира вокруг себя, зато «зрит дхарму». Ср. выше, примеч. 83, 109.

33 Абхиманью.

34 В словах Гандхари выражено архаическое представление, согласно которому все происходящее в мире, предопределено ходом циклического Времени. Не принявшее систематизированной философской формы, это широко представленное в Мбх мифопоэтическое учение определялось как «доктрина Времени» (kalavada). Мы рассматриваем калавалу как идеологическую экспликацию эпического мировоззрения и основное направление в доиндуистской «героической дидактике».

35 Гандхари ссылается на еще одно учение, относящееся к исходно-эпической «героической дидактике», свабхававаду — «доктрину собственной природы». Согласно ей, судьба каждой вещи, все претерпеваемые ею изменения предопределены изначально заложенной в самой этой вещи «собственной природой» (svabhava).

36 Имеются в виду, очевидно, пророчества Видуры в конце V книги Мбх, «Удьогапарвы»: он предвидел неминуемую гибель Дурьодханы и оплакивал участь, ожидающую его престарелых родителей (Мбх V. 123, 127).

37 «Чудесное» или «божественное око» — divyacaksus, способность ясновидения, обретаемая подвижничеством или даруемая богами. Классические тексты числят ее среди siddhi — паранормальных способностей, открывающихся на высоких ступенях йоги (Feuerstein 1990: 101). Самый известный пример использования «чудесного ока» — описание всех подробностей битвы на Курукшетре находящемуся на огромном расстоянии от поля боя царю Дхритараштры его придворным сказителем — сутой Санджаей. Типологическое сходство являет пример из русской легендарной истории: благодаря дару «дальновидения», святой Сергий Радонежский в своем монастыре Святой Троицы описывал монахам во всех деталях битву, происходившую в это время на Куликовом поле. При этом надо иметь в виду, что преподобный Сергий считается первым на Руси православным мистиком (Кологривов 1961: 102, 109) и, весьма вероятно, был первым русским исихастом (Федотов 1990: 150 — 151), т. е. представителем восточнохристианского мистического движения, духовная практика которого обнаруживает ряд существенных сходств с индийской йогой.

38 Излюбленным местом пребывания, игр и танцев грозного божества Рудры-Шивы, сопровождаемого свитой из безобразного вида духов, считались поляны для кремации трупов — шмашаны (Боги, брахманы, люди 1969: 189; Норман Браун 1977: 314).

39 Эпитет purusottama читается двояко: как относящийся к земному воителю Кришне («Достойнейший из людей») и как относящийся к богу Вишну, чьим воплощением признается Кришна («Высочайший Пуруша»; см. [Невелева 1975: 28]).

40 pancanam iva bhutanam ...vadham. — Концепция пяти великих элементов (pancabhuta, mahabhuta), комбинациями которых образован весь материальный мир, впервые появляется в Упанишадах (АйтУп III. 3; ШветУп VI. 2; Упанишады 1967: 43, 127), затем развивается и видоизменяется различными системами индийской мысли (Oldenderg 1919: 58 — 62; Johnston 1974: 20, 48, 82; Бонгард-Левин, Герасимов 1975: 222 — 223; Бэшем 1977: 523), включившими «пять элементов» в свои системы категорий (таттв). В пятерку вещественных (или «грубых») первоэлементов брахманистско-индуистской традиции входили земля (prthivi), вода (ар), огонь (agni), воздух или ветер (vata) и эфир (akasa). Появление этой пятерицы в роли объекта сравнения нетрадиционно для эпоса, сравнения в котором, как правило, формульны и очень консервативны по своей образности. Природа и ее стихии нередко фигурируют в объектах сравнений, но всегда в виде конкретных образов, а не в виде абстрагированной научно-философской «пятерицы элементов» (см.: [Невелева 1979: 80 — 98). Сравнение данной шлоки следует признать типологически поздним, что согласуется с рядом других признаков, указывающих в совокупности на позднее, индивидуально-авторское, книжное происхождение текста «плача Гандхари» в 16-й главе (в противоположность тексту следующей, 17-й главы; см. сопроводительную статью к тексту «Стрипарвы»).

41 Все второе полустишие данной шлоки занято одним сложным словом: grdhrakanka-badasyenasvasrgaladanikrtan 'сделанных-пищею-грифов-стервятников-коршунов-ястребов-псов-и-шакалов'; причем эта композита поглощает цезуру, соблюдение которой является правилом строгого эпического стиля. Такие нарушения цезуры, однако, обычны в классической поэзии. Поздним является и сам глагол adani-kr- 'превращать в еду'.

42 В подлиннике — существительное tapaniya (от глагола tap- 'нагревать'), обозначающее золото, путем переплавки очищенное от примесей и получившее в результате красноватый оттенок.

43 Образ призван подчеркнуть хрупкость старой царицы; см. выше, примеч. 43.

44 Букв.: «с хорошо спрятанными ключицами» (sugudhajatru). На основании многих контекстов «Махабхараты» можно заключить, что в древнеиндийский идеал мужской красоты непременно входила некоторая упитанность: округлость плеч, пухлость рук и ног и т. д.

45 ...указывал путь... сбившись с пути... — В подлиннике игра слов: anayat 'предводительствовал' и anayat 'из-за дурного поведения'.

46 Великий лучник — точнее: «обладатель великого лука» (mahesvasa), «великоколесничный боец» — точнее «обладатель великой колесницы» (maharatha). Оба эпитета исходно характеризовали героя как обладателя особых («великих») лука и колесницы — символов высокого социального статуса.

47 Мать Лакшманы (Laksmanamatr) — одна из жен Дурьодханы; личное имя ее неизвестно.

48 Собственно, слово «рука» (bhuja) повторено здесь трижды. Буквальный перевод фразы: «когда был жив обладатель больших рук... блаженствовала в руках прекраснорукого».

49 Традиционная форма изъявления нежных чувств в Древней Индии, состоявшая в том, что один из встречавшихся прижимал голову другого к своей груди и вдыхал ее запах (см.: [Hopkins 1907]).

50 Т. е. белым, бледным?

51 Здесь выражение «священные предания» (agamah) относится ко всему корпусу религиозных текстов, тогда как шрути (букв.: «слышание») обозначает лишь канонические ведийские тексты (об исходном значении термина шрути см.: [Семенцов 1981: 15 - 24]).

52 Преувеличение. Разумеется, матери взрослых воинов не подходят под определение «юные» (balah). Возможно, слово имеет здесь ласкательный смысл, как в некоторых русских контекстах русское «доченьки», обращаемое старшей женщиной к младшим вне зависимости от их абсолютного возраста.

53 ...с распущенными волосами — знак траура.

54 Издревле в Индии плоская крыша дома или дворца с цветником на ней служила местом отдыха и увеселений, особенно — после захода солнца, когда на ней наслаждались вечерней прохладой после дневной жары. Оттуда же, с крыши дворца, обитательницы гарема могли наблюдать уличную жизнь и любоваться праздничными процессиями.

55 Выражение karasammitamadhyama может пониматься различно: «имеющая талию той же ширины, что и рука», «с талией, тонкой, как слоновий хобот» или же «имеющая талию окружностью в одну кара» (мелкая линейная мера: ширина 24 больших пальцев руки).

56 См. выше, примеч. 126.

57 Солнце скорби — asukharasmivan — букв.: «не-счастья-обладатель-лучей», сложный, искусственный эпитет, напоминающий кеннинги скандинавской поэзии скальдов и вполне отвечающий требованиям стиля древнеиндийской по.эзии классического периода. В сочетании с некоторыми другими особенностями стиля и содержания 18-й главы (см. сопроводительную статью) свидетельствует в пользу отнесения ее к числу поздних, «книжных» интерполяций в СП.

58 Взъяренные. — В подлиннике: mattah; эпитет matta в применении к слону может означать 1. «в состоянии муста», то есть периодически случающегося у самцов кратковремен1юго функционального расстройства, при котором поведение животного характеризуется повышенной раздражительностью и агрессивностью (Джи 1963: 23), или 2. «опьяненный», то есть подпоенный для резвости вином. Эта практика продолжалась и в средние века: вероятно, именно санскритское matta стоит в конечном счете за эпитетом, которым определяет Афанасий Никитин слона, ведомого при торжественном выезде мусульманского правителя Бидара: «благой слон» (на русский это обычно переводят как «злой» или «выученный», тогда как следует предпочесть, очевидно, значение «безумный», «одурманенный» или «буйный». См.: [Хожение 1986: 13, 53, 169]).

59 Жизненные центры (marmani) — в традиционной индийской медицине — особые точки тела, в которых пребывает душа (джива) и через которые распространяется по телу «жизненное дыхание» (прана). Специальные трактаты насчитывают до 107 марманов, распределенных по всему телу человека, гюдобно точкам китайской акупунктуры (Feuerstein 1990: 213).

60 В основе сопоставления лежит параллель между лицом, наполовину съеденным хищниками, и луной, от которой в названный день (спустя неделю после новолуния) видна ровно половина диска (о древнеиндийском календаре см.: [Бэшем 1977: 317 — 518]).

61 Образы в объекте сравнения носят нетрадиционный характер. Согласно архаико-мифологическим представлениям, исходным для эпоса, в небесном «собрании» (сабха) Индры присутствуют вечно юные и прекрасные девы-танцовщицы апсары, услаждающие своей любовью как своих партнеров — небесных певцов и музыкантов гандхарвов, так и гостей Индры — воинов, павших на поле битвы (о происхождении мифологического образа апсар и о связи его с архаической системой возрастных классов в обществе индоариев см.: [Васильков 1988: 104 — 114; Vasil'kov 1990]). Здесь же картина усложнена: «женщины Индры» (vasavayositah), т.е., по-видимому, придворные гетеры небесного царя, услаждают одного из Васу (представителя группы из восьми богов — помощников Индры в его мифических деяниях), а «девы богов» (devakanyah), как нетрадиционно названы апсары, — гандхарву.

62 Атмаруха (atmaruha) — букв.: «самопроизрастающее» — дерево, не поддающееся идентификации. Карникара (karnikara) — Cassia fistula Linn — дерево с желтыми благоуханными цветами, упоминается и в других местах поэмы, в частности — как растущее на горах (Мбх III. 133. 48, 38; см.: [Law 1949: 133; Santapau 1981: 27 — 29; Mehendale 1986: 235]).

63 Ассоциация, связывающая Агни (Огонь) с Белой горой, основана, вероятно, на сюжете о том, как богиня Сваха собрала в золотом сосуде на вершине Белой горы семя бога Огня, из которого затем родился Сканда (Мбх. III. 214; 218. 27; [Махабхарата 1987: 444 — 446, 431]).

64 Каршни (Karsni) — «потомок (или: родственник) Кришны». Здесь: Абхиманью как сын Арджуны (одно из имен последнего — Кришна) или как племянник Кришны-Васудевы, сын Субхадры.

65 Дочь царя матсьев Вираты, супруга Абхиманью и, следовательно, сноха (невестка) Арджуны (Владетеля лука Гандивы) — Уттара (Uttara).

66 Kambu (то же, что sahkha) — раковина (Charonia tritonis или Turbinella pyrum Linn) с тремя завитками; спираль закручена вправо (по солнцу), что совпадало с «благоприятным» направлением кругового-движения в обрядах. Издревле спиралевидная раковина выступает символом счастья и благополучия. Складки на шее у человека, напоминающие спираль раковины (об упитанности как компоненте идеала мужской красоты см. выше, примеч. 123), считались знаком счастливой судьбы (см., напр.: [Liebert 1986: 123, 232 — 234]), отсюда распространенные эпитеты kambugriva, kambukantha V шеей, словно спиралевидная раковина'. В настоящей шлоке: kambuvrtlasirodhara 'с шеей, закрученной как спиралевидная раковина'.

67 Любовные забавы древнеиндийской знати неизменно сопровождались совместным питьем вина (см., напр.: Камасутра 1993: 72 — 73]). Об этом свидетельствуют и памятники изобразительного искусства (напр.: [Классическое искусство 1987: 11, 12, № 10, 11]).

68 По мнению Б. Л. Смирнова — намек на наличие в облике Абхиманью родственного сходства с Кришной (его дядей, братом матери) — [Махабхарата 1972: 193].

69 Резкая смена адресата: Уттара, только что обращавшаяся к Кришне, внезапно начинает говорить, обращаясь к убитому Абхиманью (о связи этого явления с поэтикой обрядового плача см. в сопроводительной статье).

70 Сын дроны — Ашваттхаман.

71 Эпитет durbhaga применялся исключительно к женщинам и, судя по контекстам, имел, начиная с ведийской эпохи, специальное значение «несчастной в семейной жизни».

72 Уттара — дочь царя племени матсьев Вираты. Появление рядом с ней «женщин из царского рода матсьев» делает естественным переход вслед за этим к оплакиванию Вираты.

73 Издатель Критического текста СП В. Г. Паранджпе отмечает неясность этой фразы в подлиннике (см.: [Стрипарва 1956: 119]); перевод здесь достаточно условен.

74 Уттара (Uttara) — царевич племени матсьев, брат Уттары (Uttara) и сын Вираты.

75 В. Г. Паранджпе справедливо замечает, что в тексте здесь — характерная «эпическая непоследовательность» («Is the great Homer nodding?» — Стрипарва 1956: 119): Судакшина никак не может быть назван среди «мальчиков». В I книге Мбх он назван среди гостей на сваямваре (церемонии выбора жениха) Драупади (Мбх I. 177. 15); следовательно, он принадлежит к поколению Пандавов, а не их детей.

76 Карна. Имя Вайкартана допускает двоякое толкование: «сын Солнца» (Викартаны, «Прорезающего тучи»), или «Срезающий» (от корня Крит) — по сюжету о том, как Kaрнa срезал со своего тела по просьбе Индры дарованные ему небесным отцом, богом Солнца Сурьей, сросшиеся с телом серьги и доспех.

77 Сын Дхритараштры — Дурьодхана.

78 Здесь можно отметить очередную «эпическую непоследовательность»: в силу проклятия наставника. Рамы Джамадагньи, Карна в решающий момент битвы забыл применить обманом полученное им от Рамы волшебное оружие: но колесо его колесницы увязло в земле в силу другого проклятия, которое наложил на него безымянный брахман, после того как Карна случайно поразил стрелой в лесу теленка священной коровы (Мбх VIII. 29; см.: [Махабхарата 1990: 107 — 109]).

79 Личное имя этого царя в эпосе не называется. Аванти — царство в Западной Индии, со столицей в г. Удджайини (совр. Удджайн).

80 Бахлика — царь одного из пенджабских племен, представитель старшего поколения царей — сторонников кауравов.

81 Сома — здесь: Месяц.

82 После того как царь страны Синдху Джаядратха («сын Вриддхакшатры») участвовал и убийстве юного Абхиманью, отец последнего, Арджуна (обозначенный здесь патронимикой «сын Пакашасаны» — т.е. бога Индры), поклялся убить обидчика (Мбх VII. 53. 46; [Махабхарата 1992: 125]).

83 Из этого видно, что в представлении создателей эпоса Джаядратхе принадлежали обширные территории в долине Инда и прилегающих частях Афганистана, населенные индоарийскими (синдху-саувира) и иранскими (камбоджа) племенами, а также греками (явана).

84 Очередное «эпическое противоречие». В описании похищения Драупади Джаядратхой в III книге не только не сказано об участии в этом представителей племени кекаев, но, более того, кекаи упомянуты как участвующие вместе с Пандавами в погоне за Джаядратхой (Мбх III. 252. 17 [Махабхарата 1987: 508]). Можно, впрочем, понять, какая ассоциация побудила сказителя назвать здесь кекаев в связи с Джаядратхой: кекаи — пенджабское племя, в древнеиндийских текстах часто упоминаемое вместе с другими этносами Пенджаба и вообще Северо-Западной Индии (мадрами, шиби и синдху-саувирами, правителем которых является Джаядратха; см., напр.: [Law 1943: 77 - 78]).

85 Духшала — супруга Джаядратхи, дочь Дхритараштры и Гандхари — приходилась Пандавам двоюродной сестрой.

86 Абхиманью, сын Арджуны, назван здесь сыном всех братьев-Пандавов — как представляющий, по-видимому, возрастной класс «сыновей».

87 Буйный — в подлиннике matta; см. выше, примеч. 137.

88 Сын Адхиратхи — Карна. О том, как Шалья против своей воли был назначен колесничим при Карне и как он язвительными речами подрывал боевой дух последнего, рассказывается в VIII книге — «Карнапарве» (см. [Махабхарата 1990: 93 — 100, 103 - 107 и др.]).

89 Бхагадатта — правитель Прагджьотиши, древнего царства на территории современного Ассама (крайний восток Индии).

90 Битва... между Индрой и Бали — один из вариантов мифа о борьбе Индры, царя богов, с демоном, составляющего изначальный мифологический фон эпического действия, т. е. борьбы героев с их противниками. Отношение между героем эпоса и божеством варьируется от мифологического отождествления (Пандавы иногда провозглашаются в «Махабхарате» частичными воплощениями божеств, а их противники — кауравы — демонов) до художественного сравнения (подробнее см. в статье: [Васильков, Невелева 1988: 172 — 174]). Партха — «сын Притхи». Здесь: Арджуна (он же фигурирует ниже под именами «Завоеватель богатств» и «Сын Кунти».

91 Кала (Kala) 'Время' в эпической мифологии выступает как один из богов — вершителей светопреставления в конце мирового периода (юги: точнее сказать, имеется в виду махаюга, «великий период», которому в классическую эпоху придавалась длительность в 4 326 000 лет). По мере становления классического идеала героизма в индийском эпосе эсхатологический миф потеснил архаический миф первотворения и стал играть значительную роль в мифологическом фоне эпического повествования, что свидетельствуется многочисленными сравнениями, в объекте которых, как здесь, содержится миф о циклическом разрушении мира (см.: [Васильков, Невелева 1988: 168 — 170]).

92 Девапи (Devapi) — старший брат прадеда Пандавов Шантану. Болезнь воспрепятствовала ему занять отцовский трон, и он, передав власть Шантану, ушел подвижничать в леса, где после многих лет благочестивой жизни обрел брахманское достоинство.

93 Бог войны Сканда (Кумара) родился от семени Огня (Шивы) в зарослях тростника (см.: напр., Мбх 60. 22; [Махабхарата 1973: 148, 448]), которые стали его младенческим ложем.

94 Арджуна выпустил эти стрелы, одну за другой, из своего лука Гандивы, предварительно закляв их мантрами, так что они образовали подголовник для Бхишмы, чья голова до этого свисала вниз. В данном отрывке упоминаются некоторые обстоятельства гибели Бхишмы, описанные в различных главах VI книги Мбх: «Бхишмапарвы».

95 ...удерживал свое семя... — urdhvarelas, буквально: «поднимающий семя вверх». Так назывались адепты особой практики, которая составляла эзотерическую основу, по-видимому, уже ведийской брахмачарьи (соблюдаемого брахманами-учениками обета целомудрия). Предполагалось, что удерживаемое семя трансформируется в жизненную энергию (оджас), питающую высшие нервно-психические центры человеческого тела (Feuerstein 1990: 377).

96 Мбх еще удерживает древнее представление о том, что посмертные судьбы людей различаются в зависимости от того, в какой период времени умирает человек. Если смерть наступает в период «северного пути солнца», называемого также «путем богов» (devayana), полугодие, когда солнце возрастает (от зимнего до летнего солнцестояния), человек обретает бессмертие и «более не возвращается». Тот, кто умирает в период «южного пути солнца» («путь предков», pitryana), возвращается в мир для новых рождений (ШатБр 2. 1. 3. 1 — 4; ЧхУп 5. 10. 1. 4; БрУп 6. 2. 15 — 16; см. также [Семенцов 1981: 47 — 96, 147]). В Мбх концепция «двух путей» представлена в «Бхагавадгите» (8. 23 — 28 = Мбх VI. 30. 23 — 28). Когда Бхишма получает в битве смертельный удар, остается еще 48 дней до поворота солнца на «северный путь»; тогда, чтобы избежать новых рождений, Бхишма с помощью йоги продлевает свою жизнь на необходимый срок (как сказано в комментируемой шлоке, «сохраняет жизненное дыхание»; ср.: Мбх VI. 190. 93 и след.).

97 В «Бхишмапарве» рассказывается о том, как Бхишма сам, желая покинуть земной мир и сочувствуя Пандавам, указал им способ одолеть себя в битве: Арджуна должен приблизиться на поле боя к Бхишме, следуя за спиной Шикхандина, сына Друпады. Шикхандин родился девочкой и только благодаря волшебству превратился в мужчину; Бхишма считает его женщиной и никогда не поднимет оружия против него. Из-за спины Шикхандина Арджуна и нанес смертельный удар Бхишме.

98 Бхишма управлял царством Куру в детские годы царя Вичитравирьи, он же добыл для Вичитравирьи невест — царевен страны Каши, а когда молодой царь внезапно умер, Бхишма пригласил подвижника Вьясу оплодотворить его жен по обычаю нийога (см. I книгу Мбх — «Адипарву»).

99 Деваврата — букв.: «Тот, чьи религиозные обеты [по силе только] богам» — имя Бхишмы, полученное им при рождении (Бхишма 'Устрашающий' — прозвище, данное ему позднее).

100 До сих пор в Индии ученик приветствует духовного наставника почтительным прикосновением к его стопам.

101 Т. е. Дхриштадьюмной.

102 Что такое «три промежуточных распева», как, впрочем, и ранее упомянутые три основных, сказать трудно. По мнению издателя Критического текста В. Г. Паранджпе «промежуточными» (antahstha) названы распевы, исполняемые вполголоса.

103 Вкуситель жертв (Hutasana) — имя-эпитет бога Огня, Агни.

104 В погребальных и заупокойных обрядах круговое движение, как правило, совершалось «справа налево» (apasavya, prasavya — левой стороной к обходимому объекту, «против солнца»). В обычных обрядах направление было противоположным (pradaksina).

105 Из дальнейшего (см. ниже, 27. 44, 27. 1-5. 24) ясно, что целью движения к Ганге после обряда кремации было совершение возлияний воды для «насыщения» (tarpana) усопшего, без чего у него не могло появиться новое, «тонкое» тело, необходимое для благополучного существования в мире предков (обряд экоддишта-шраддха).

106 Бхуришравас.

107 Гибель Сомадатты описана в «Дронапарве» (Мбх VII. 137. 33).

108 Слова «ужасный конец юги» (ghoram yugdntam) несут двойной смысл. Во-первых, светопреставление, циклически имеющее место при конце великого мирового периода (махаюги, кальпы), составляет в Мбх своего рода художественный фон эпического повествования о битве, что проявляется в обильном использовании так называемых «эсхатологических» сравнений (см.: [Васильков, Невелева 1988: 168 — 170]). С учетом этого определение битвы как «ужасного конца юги» воспринимается как метафора, отсылающая к образу космической катастрофы. Но соотнесение битвы на Курукшетре с «концом юги» может быть понято и иначе, в прямом, буквальном смысле, если понимать слово «юга» как обозначение одного из четырех «малых» временных периодов, последовательность которых образует махаюгу. Дело в том, что индийская традиция считает битву на Курукшетре вехой, отмечающей конец предпоследней, еще относительно благополучной Двапара-юги, и начало последней, предкатастрофической Кали-юги — эпохи порока и деградации, соответствующей «железному веку» древних греков. Таким образом, слова «конец юги» могут иметь в виду и конкретно конец Двапара-юги.

109 Yupadhvaja — прозвище Бхуришраваса, который носил на своем знамени (или в качестве такового) золотое изображение жертвенного столба (yupa) в ознаменование совершенных им и упоминаемых в этом же стихе многочисленных жертвоприношений.

110 Распущенные волосы — знак траура. Тот же знаковый смысл имело и обнажение верхней части тела, то есть отказ от верхней из двух обвертываемых вокруг тела полос ткани, которые составляли одежду индийцев той эпохи.

111 В подлиннике — Yupadhvaja (см. выше, примеч. 188).

112 Стих, поражающий своим весьма неожиданным в данном контексте эротизмом (см. сопроводит, статью). В. Г. Паранджпе считает, что упоминание здесь об «интимнейших секретах половой любви» призвано именно по контрасту с описываемой трагической ситуацией вызвать у читателей эмоцию сострадания. Однако игра на контрастах такого рода все же характерна больше для поэтики древнеиндийской классической литературы, а не эпоса.

113 Отметим здесь контраст эпитета с описываемой ситуацией: Партха (Арджуна, сын Притхи) назван своим традиционным героическим эпитетом «вершитель незапятнанных деяний» как раз при описании того, как он совершает крайне неблаговидный поступок, нарушает воинский кодекс чести. Использование такого рода контрастных эпитетов (создающих «аффективное противоречие», которое вызывало «противоположные, взаимно замыкающиеся ряды чувств» и разрешалось в специфической эстетической реакции) входило в систему художественных средств древнеиндийской эпической поэзии (см.: [Невелева 1979: 35 — 36]).

114 Отсюда ясно, что свекровь, согласно обычаю, должна была подхватить плач, если молодая вдова запнулась.

115 Пандава Сахадева назван здесь «племянником, сыном сестры» Шакуни потому, по-видимому, что царица Гандхари как старшая женщина в царском роде Куру после смерти матери близнецов Сахадевы и Накулы, Мадри (взошедшей с Панду на его погребальный костер) считалась матерью близнецов (подобно тому, как ее супруг, царь Дхритараштра после смерти Панду считался отцом всех Пандавов).

116 Камбоджа — страна на крайнем северо-западе Индии (в южной части современного Афганистана). Давшее ей свое имя племя Камбоджей упоминается в числе древнейших ведийских племен, но со временем подверглось, вероятно, значительному иранскому влиянию. Страна славилась издревле своими конями, а также овцеводством и производством шерсти. Знамениты были камбоджийские шерстяные покрывала (kambala; в более южных областях Индии они, впрочем, не пользовались спросом по причине жаркого климата) и ковры (dstarana). Ведийский экзегет (толкователь) Яска давал самому имени kdmboja «этимологическую реинтерпретацию» в связи с существительным kambala 'покрывало' и глаголом kam- 'наслаждаться': Камбоджи называются так, а не иначе, потому что они kamaniyabhojdh 'наслаждающиеся приятными вещами', к каковым «приятным вещам» и относятся, по словам Яски, шерстяные покрывала — kambala (см. подробнее: [Law 1943: 1 — 8]).

117 Неувядаемость венков — одна из примет, по которым Дамаянти отличает богов от смертного героя Налы в известной «Повести о Нале» (Мбх. III. 54. 21 — 24; [Махабхарата 1987: 125 — 126]). Именно по семантическим соображениям мы предпочли чтение ряда рукописей vibudhanam 'богов' — не дающему смысла чтению vividhanam 'всевозможных', которое избрал редактор Критического издания.

118 В переводе Гангули ошибочно: «держась к погребальному костру правой стороной» (keeping the pyre to their right. [Mahabharata 1993: III, Stree Parva, 38]); на самом деле в погребальном обряде обходят костер, держась к нему именно левым боком. У Б. Л. Смирнова неточно: «слева обходят костер» (чаще о таком обходе говорят наоборот: «справа налево»), но из комментария явствует, что он имеет в виду именно движение «против солнца» [Махабхарата 1972: 195 — 196]. О движении «против солнца» в погребальных обрядах см. выше, примеч. 183.

119 ...внука царевны дашархов... (Dasarhiputraja). — Из контекста ясно, что имеется в виду Дхриштакету. Именно на основании этого стиха С. Сёренсен заключает, что бабушкой этого царя Чеди должна была быть царевна племени дашархов.

120 Чтобы предотвратить войну между двумя ветвями царского рода племени куру, Кришна из Упаплавьи, столицы царства матсьев, где жили по истечении срока изгнания Пандавы, отправился в Хастинапуру, к кауравам с посольством, которое оказалось безуспешным (см.: Мбх V. 70 — 137; Махабхарата 1976: 159 — 274).

121 Шаури — «Происходящий от Шуры», имя Кришны по деду (Шура — отец Васудевы).

122 Примечательно, что эпитеты, с которыми обращается здесь Гандхари к Кришне (Носитель диска и палицы — Cakragadadhara, Тот, чей Атман труднодостижим — Duravapatman), относятся не собственно к Кришне — земному царю племени ядавов, а к богу Вишну, воплощением (аватарой) которого выступает Кришна. Первый из них описывает мифологические атрибуты Вишну, хорошо известные по иконографии бога, во втором же закодировано представление о мистическом пути к слиянию индивидуального неэмпирического «Я» (atman) с трансцендентным Абсолютом, Высшим Атманом (Paramatman). Персонажам Мбх далеко не всегда доступно знание божественной природы Кришны (как и в целом мифологической «подоплеки» эпического действия). Закономерно, что в данном случае это знание открыто Гандхари, демонстрирующей в это же самое время способности ясновидения (divyacaksus 'чудесное око') и пророчества.

123 В соответствии с предсказанием-проклятием Гандхари, Кришна впоследствии принял участие в предопределенном судьбой междоусобном побоище, в результате которого было истреблено его родное племя ядавов (вришни). Об этом повествуется в XVI книге Мбх — «Книге о побоище палицами» (Mausalavadhaparvan; см.: [Махабхарата 1981: 53 - 55]).

124 В древнеиндийском эпосе (как и в более позднем индийском фольклоре) очень часто продолжительность больших отрезков времени обозначается двенадцатилетием или дается в числах, кратных 12-ти (число 36 в данном стихе = 12 х 3), что связано, по-видимому, с 12-летней цикличностью определенных ритуалов (см.: [Васильков 1972: 319 - 327]).

125 Кришна умрет не в бою, как подобало бы кшатрию, и не в йогическом самадхи, оставив тело для слияния с Богом, как надлежало бы «царственному риши». После гибели ядавов он попытается уйти в самадхи, погрузившись в медитацию в лесу, под деревом; но охотник с «говорящим» именем Джара («Старость»), приняв Кришну за притаившегося в чаще оленя, поразит его стрелой в пятку (возможно — рудимент индоевропейского фольклорно-мифологического мотива о неуязвимости всего тела за исключением пяты). См.: [Махабхарата 1981: 58 — 59]).