Сказание о скорби. Главы 1-8.

Махабхарата

Стрипарва (Книга о жёнах)

Главы 1-8

Сказание о скорби

ГЛАВА 1

Джанамеджая сказал:

Когда пал Дурьодхана и все войско было перебито, что предпринял, прослышав (об этом), великий царь Дхритараштра, о подвижник¹? Также Сын Дхармы, благородный царь из рода Куру², и те трое, во главе с Крипой³, — что они предприняли? (Мы уже) знаем о деянии Ашваттхамана⁴, о взаимно наложенных проклятьях⁵; расскажи о том, что случилось после! О чем (еще) рассказывал Санджая⁶?

Вайшампаяна сказал:

Потеряв сотню сыновей, Дхритараштра, сжигаемый тоской по ним, был подобен древу с обрубленными ветвями. Приблизившись к поглощенному горестной думой, отрешенному и безмолвному великому духом владыке, многомудрый Санджая сказал такое слово: «Что ты печалишься, о великий царь! Нет пользы в печали! Восемнадцать акшаухини⁷ истреблено, о владыка народа! Обезлюдела земля, вся нынче опустела! Владыки людей, собравшиеся со всех концов света, из разных стран, — вместе с сыном твоим⁸ пошли на смерть. Для отцов, сыновей, внуков, родичей, друзей, наставников — исполни в должном порядке заупокойные обряды!»

Вайшампаяна сказал:

Те горькие слова услышав, скорбя о гибели сыновей и внуков, непреклонный (царь вдруг) пал на землю, словно дерево, сломленное ветром.

Дхритараштра сказал:

Потеряв сыновей, советников, всех близких, — буду я ныне, горемычный, скитаться по этой земле! На что теперь жизнь мне — потерявшему родичей, подобному старой птице, которой подсекли крылья! Лишенный царства, друзей, так же как и зренья, — я не (смогу более) сиять (величием), как солнце не станет сиять, если лишить его лучей! Не послушал я дружеских советов ни сына Джамадагни⁹, ни Нарады — божественного мудреца¹⁰, ни Кришны Двайпаяны¹¹. Ведь Кришна посреди собрания указывал мне, в чем мое благо: «Хватит вражды, о царь! Усмири сына!» Не послушал я, глупый, того совета, и теперь жестоко страдаю; не внял я¹² и праведному речению Бхишмы¹³! Когда слышу о гибели Дурьодханы и ревевшего, как бык, Духшасаны¹⁴, о злосчастии Карны¹⁵, о закате солнца-Дроны¹⁶ — сердце мое разрывается! Не припомню, о Санджая, что я прежде совершил столь скверного, за что ныне приходится мне, глупцу, пожинать такой плод! Должно быть, чем-то погрешил я в прежних рождениях, за что Установитель¹⁷ и связал меня с делами столь злосчастными! (Преждевременный) закат моих дней, а также гибель всех родных, друзей и близких — это пришло ко мне по вмешательству судьбы: есть ли на земле человек несчастнее меня? Так пусть увидят ныне Пандавы, как я, приняв твердое решенье, открыто вступаю на долгий путь, ведущий к миру Брахмы¹⁸!

Вайшампаяна сказал:

В ответ на эти причитания Индры людей, поглощенного великой скорбью, Санджая молвил ему, чтобы прогнать тоску, такое слово: «О царь, гони прочь печаль! Ведь ты слышал установления Вед¹⁹, (слышал) шастры²⁰ и агамы²¹ из уст старцев (и знаешь), что сказали некогда подвижники Сринджае, терзавшемуся скорбью о сыне²²! Когда сын твой впал в гордыню, его младостью рожденную, ты не принял, о царь, совета, данного друзьями; из-за алчности ты, жаждущий (поскорее обрести) плод, не сделал (того, в чем было истинное) твое благо. Советниками при тебе были Духшасана да злобный Радхея²³, порочный Шакуни²⁴, дурномыслящий Читрасена²⁵ да Шалья, который весь мир превратил в острое копье (против кауравов²⁶). Этот сын твой не внял словам старшего в роде Куру — Бхишмы, а также Гандхари и Видуры. Дхарму нисколько не почитал, а на устах всегда одно: „Война!” — и вот все кшатрии истреблены, а слава врагов твоих лишь возросла. Выступив в роли посредника, ты не изрек нужного слова; взвалив на себя бремя, не сумел нести его ровно²⁷. С самого начала следует поступать достойно, чтобы потом не раскаиваться в сделанном ранее. Из-за привязанности к сыну ты стремился (прежде всего) ему угодить; теперь, когда пришла расплата, не скорби и не жалуйся. Тот, кто, лишь мед видя, не замечает бездны (под собой), потом, когда из-за алчности своей к меду сорвется (в бездну²⁸), так же точно скорбит, как и ты, господин! Не обретает скорбящий житейских благ, не находит счастья; не знает скорбящий удачи, не достигает высшего (удела). Можно ли назвать мудрым того, кто сперва раздувает огонь, прикрывая его (от ветра краем своей) одежды, а потом, обжегшись, сокрушается! Ты же и сыновья твои ветром своих речей раздували и маслом алчности поливали жаркое пламя (гнева) сынов Притхи. В этот костер и попадали твои сыновья, словно мотыльки. О них, сожженных Пламенем Кешавы, ты не должен скорбеть! То, что ты, царь, ходишь с лицом, залитым слезами, — не допускается шастрами, не одобряют этого мудрые. Ведь, словно искры, (слезы) сжигают этих сыновей Ману²⁹: обуздай же гнев разумом, возьми себя в руки!»

Так утешал его великий духом Санджая. После этого с глубоким умыслом вновь повел свою речь Видура, о притеснитель недругов!

Такова в великой «Махабхарате» в «Книге о женах» первая глава.

ГЛАВА 2

Вайшампаяна сказал:

Вот слушай, что сказал Видура сыну Вичитравирьи³⁰ словами, подобными амрите³¹, облегчая его страдания.

Видура сказал:

Восстань, о царь! Что возлежишь? Возьми себя в руки! Ведь таков приговор всем смертным, (всему) движущемуся и недвижному. Конец всему, что составилось из частей — распад, конец всех возвышений — падение, конец всякой связи — разлука, а конец всякой жизни — смерть³². Раз и героя и труса все равно уведет с собой Яма³³, то с чего бы тогда — о бхарата, бык среди кшатриев — тем кшатриям уклоняться от битвы? Этот не сражается — однако умирает, а тот сражается — и остается жив; но кому пришло (назначенное) Время³⁴ — тому уж не спастись, о великий царь! И об этих, погибших в битве, ты не должен печалиться: ведь если шастры есть в самом деле средство достоверного познания³⁵ — то они ушли высшим путем³⁶! Ведь они все прилежно учили Веды, все следовали благим обетам, все приняли смерть, сражаясь лицом к (врагу): что же здесь оплакивать! Из незримого они явились, в незримое вновь ушли; они — не твои, и ты — не их; так что же здесь оплакивать! Ведь убитый обретает небо, а убивший — славу; и то и другое для нас многоценно; в бою никто не остается без плода. Индра направит их в такие миры, где исполняются все желания; они будут гостями Индры, о муж-бык! Ни жертвоприношения с обильными раздачами даров, ни аскетизм, ни путь познания не приводят смертных так (верно) в небесный мир, как геройская гибель в битве.

Тысячи отцов и матерей, сотни сынов и супруг явлены в этой сансаре, (но) — чьи они? Чьи мы³⁷? Тысячи поводов для скорби, сотни поводов для печали изо дня в день обуревают глупца — но не ученого³⁸. Для Времени, о достойнейший из куру, нет ни милого, ни ненавистного; и безразличным оно ни к кому не бывает — всех равно уносит Время. Не вечны жизнь, красота, (не вечны) обладание богатством, здоровье, союз любящих — ученый человек да не прельстится никогда ничем из этого³⁹! Одному человеку не следует скорбеть и о бедствии всей страны, хотя бы оно даже грозило гибелью; ибо скорбью этого все равно не отвратить⁴⁰! Если кто видит (грозящую) напасть, пусть противодействует ей, но не скорбит. От беды (одно) лекарство — не думать о ней; ведь если сосредоточиться помыслами на беде, она не то что не приуменьшится, а еще возрастет. При соединении с неприятным, при разлучении с приятным — предаются сердечной скорби лишь люди скудоумные. У того, кто скорбит, нет ни прибыли, ни духовной пользы, ни чувственной радости; теряет он смысл деятельности, отпадает от трех целей жизни⁴¹. Деля всех окружающих по степени их богатства, томясь неудовлетворенностью, люди помрачаются в сознании; удовлетворенности достигают лишь мудрые. Болезнь сознания врачевать надо знанием, как болезнь телесную — целебными травами; но это по силам только знанию, простакам же никогда не достичь отрешенности.

Спит с человеком спящим, стоит со стоящим, бежит за бегущим прежде им свершенное деяние. В каком состоянии дурное иль доброе содеял человек, в таком состоянии плод того (дела) и вкушает.

Такова в великой «Махабхарате» в «Книге о женах» вторая глава.

ГЛАВА 3

Дхритараштра сказал:

Изящные речения⁴², о многомудрый, прогнали мою печаль! Но я хотел бы еще и еще внимать словам истины. Как именно избавляются люди в этом мире от страданий сознания, кои порождены сочетанием с нежеланным и отлучением от желанного?

Видура сказал:

По мере того, как и радость и страдание перестают осознаваться, мудрый, достигнув умиротворенности, обретает благую участь. Весь этот умопостигаемый мир не вечен, о муж-бык: он подобен стволу бананового деревца, лишен твердой основы⁴³. Ученые люди говорят, что тела смертных подобны домам, из которых Время (рано или поздно их) выселяет; один лишь дух вечен⁴⁴! Как человек, сбросив с себя одежду — совсем износившуюся или еще прочную, — выбирает другую, так и с телами воплощенных⁴⁵. Новую обитель, дурную или благую, обретают существа в этом мире только в силу собственных прежних деяний, о сын Вичитравирьи⁴⁶! По деяниям своим обретает (человек) небо, (а на земле - ) блаженство или страданье, о бхарата; желая того или не желая, несет он свое бремя.

Как из глиняных сосудов один разваливается, будучи лишь помещен на круг гончара, другой — во время формовки, третий — сразу после формовки, или при отделении от круга, или в момент, когда его снимают с круга наземь, или когда уже снят; будучи сырым, или сухим, или во время обжига; будучи опускаем в печь или поднимаем из нее, а другой, наконец, разваливается уже при употреблении - вот так и с телами воплощенных, о бхарата! Одни — еще в утробе, другие — сразу, как родятся на свет, третьи — днем позже; двухнедельные и кому ровно месяц исполнился, годовалые, двухгодовалые, достигшие юности, зрелости, старости — все приходят к гибели. Благодаря своим прежним поступкам существа рождаются или гибнут; так (обстоят дела) в этом природном мире⁴⁷: о чем же ты сокрушаешься!

Как бывает, что некое существо забавы ради, плавая в воде, то всплывет, то вновь погрузится, о царь, владыка народа, — так скудоумные (люди) то всплывут из глубины сансары⁴⁸, то вновь погрузятся, скованные воздаянием за свои дела, тяжко страдая. Только те, кто постиг мудрость спасения⁴⁹, кто пребывает в истине, кто стремится к выходу из сансары, кто знает, как являются в этот мир все существа, — те шествуют высшей стезей.

Такова в великой «Махабхарате» в «Книге о женах» третья глава.

ГЛАВА 4

Дхритараштра сказал:

Красноречивейший, как познать глубину сансары? Вот о чем мне хотелось бы слышать. Ответь же на это по правде!

Видура сказал:

Слушай, владыка, про все, что делают (живые) существа от самого их зарождения. Сначала такое существо какое-то время обитает на этом свете внутри «пятнышка⁵⁰». Затем, по истечении пятого месяца, у него развивается плоть, и в (следующем) месяце оно превращается в плод, все члены которого сформировались. Среди нечистот он обитает, среди мяса, крови и слизи; потом же сила Ветра (разворачивает его) вверх ногами, вниз головой⁵¹. Достигнув врат лона, сопутствуемый прежними деяниями, претерпевает он многие страдания из-за сокращений (стенок) матки⁵². Избавившись от этого, он видит, однако, как из сансары устремляются к нему другие (напасти): демоны детских болезней⁵³ бросаются на него, как собаки — на кусок мяса. И впоследствии всяческие, уже взрослые, недуги набрасываются на живущего, скованного своими прежними деяниями. К нему, слабому, опутанному узами чувственного восприятия, приверженностью к (мирским) сластям⁵⁴, приходят всевозможные пороки, о владыка людей, и, ими еще более окованный, ничем он не может насытиться. Но (всего) этого он не сознает до тех пор, пока не окажется в мире Ямы. Влекомый посланцами Ямы, встречает он в должное время свою Смерть. Когда же ему, лишенному речи, в начале (новой жизни) отмеривается (по прежним его делам) желанное и нежеланное, то он вновь перестает сознавать, что сам себя ввергает в оковы. Увы, поврежден этот мир, отдан во власть алчности; обуянный хотеньем, гневом, безумьем, сам себя он не понимает. Один, благородству рождения радуясь, насмехается над худородными; другой, упиваясь богатством своим, издевается над бедными. Третий о других говорит: «Дурачье!», а о себе не задумается; других заставляет учиться, сам же учиться не хочет. И лишь тот в этом бренном мире живых, кто от самого рожденья живет в согласии с дхармой, — обретет высшую участь! Кто, зная все это, следует истине, тот, о владыка потомков Ману, вступает на путь спасения.

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» четвертая глава.

ГЛАВА 5

Дхритараштра сказал:

Как в этой чащобе сансары разумом путь находят? Об этой стезе разуменья во всех подробностях мне поведай!

Видура сказал:

Поклонившись Самосущему⁵⁵, я тебе сейчас поведаю, что рассказываютвеличайшие из святых мудрецов о чащобе сансары.

Некий дваждырожденный, блуждая в великой сансаре, попал однажды в огромный непроходимый лес, полный хищных, прожорливых, страшных зверей: львов, тигров, слонов, повсюду в нем кишащих; (вид этого леса) внушил бы ужас (самому) богу Смерти! От этого зрелища волненье (того брахмана обуяло), сердце у него затрепетало, волосы встали дыбом, о притеснитель недругов! Продвигаясь через тот лес, он метался из одного его конца в другой и озирался по всем сторонам света: где бы найти убежище? Терзаемый перед ними⁵⁶ страхом, бежал он, ища какую-нибудь щель или нору; но не мог ни совсем убежать от них, ни хотя бы отдалиться. Тут он увидел, что этот страшный лес со всех сторон окружен сетью и что женщина преужасного вида (сторожит его), расставив в стороны руки. А еще в том великом лесу вздымались вверх, словно горы, пятиглавые змеи и огромные деревья касались (вершинами) неба.

Посреди же леса там был заросший колодец, скрытый переплетеньем лиан и травы. Туда, в этот скрытый водоем, и упал дваждырожденный и там повис на плотной сетке лиан. Словно большой плод хлебного дерева, прикрепленный к черенку, висел он там вверх ногами, вниз головой. Внутри колодца он увидел огромного, могучего змея⁵⁷, а затем появилась еще и другая напасть: он увидел наверху, у края колодца, огромного слона, шестиликого, двенадцатиногого, сквозь чащу лиан и деревьев неуклонно приближающегося. Вокруг того (брахмана), на конце ветки древесной повисшего, летали среди ветвей в дупле рожденные и мед (в нем) прежде собиравшие, престрашного вида, всевозможных форм, трепет внушавшие пчелы. Снова и снова хотелось им, о бык-бхарата, вкусить того меда, дразнящего вкус всем существам, но не дающего насыщения даже ребенку. Многими струйками тот мед стекал вниз, и человек, висящий (на дереве), из тех струй его пил; и у него, пьющего в (момент смертельной) опасности, жажда не проходила. Все время ему хотелось (меда), и все не мог он насытиться; и не возникло у него, о царь, отвращения к жизни! Даже там сохранялась у человека привязанность к жизни — а дерево тем временем подгрызали черные и белые мыши. Человеку тому грозила опасность от хищников, от той престрашной женщины на краю лесной чащи, от змея на дне колодца, от слона у края его, от падения дерева из-за мышей — опасность пятая, от жадности к меду, из-за пчел — опасность шестая, как говорят — самая великая; он же пребывал там, ввергнутый в море сансары, сохраняя привязанность к жизни, не исполнившись к ней отвращения!

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» пятая глава.

ГЛАВА 6

Дхритараштра сказал:

Увы, в великом несчастии влачит он жалкую жизнь! Но как может он там наслаждаться и быть довольным? Где та страна, о красноречивейший, в коей он пребывает, (терпя такое) для праведности (своей) утесненье? И как избавиться тому человеку от столь грозной опасности? Поведай мне все об этом, а после предпримем в добрый час усилия для его спасения, ибо я испытываю великую жалость к нему.

Видура сказал:

О царь, это (всего лишь) притча, которую приводят обычно люди, знающие (стезю) спасения, для того чтобы человек мог благодаря ей обрести в посмертных мирах благой удел. То, что названо здесь огромным лесом, это — сансара, а (в нем) непроходимая чаща — это дебри сансары. Те, что описаны как хищные звери, — знакомы (людям) как болезни; а женщину с огромным телом, что там обитает, мудрые именуют Старостью⁵⁸, губящей юный румянец и красоту. То, что в притче — колодец, это тело воплощенных; великий змей, что живет в нем на дне, — это Время⁵⁹, губитель всего живого, воплощенных существ всеуничтожитель. Та лиана, что свесилась посреди колодца, на отростке которой висит тот человек, — это привязанность к жизни, присущая воплощенным. А шестиликий слон, что у края колодца к тому дереву подходит, — называется Годом⁶⁰, о царь! Лики его — (шесть) времен года, двенадцать ног разъясняются как месяцы. Мыши, что, кропотливо трудясь, подгрызают то дерево, — это, по мнению тех, кто истолковывает (значение упоминаемых в притче живых существ), — ночи и дни. А пчелы, что там (роятся), объясняются как чувственные желания. Те же премногие струи, текущие медом, надлежит знать как вкус чувственных удовольствий, в коих люди погрязают и гибнут. Но люди, постигшие, что именно таков круговорот колеса сансары, умудренные, узы того колеса сансары рассекают⁶¹.

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» шестая глава.

ГЛАВА 7

Дхритараштра сказал:

Увы, почтенный, зрящий суть вещей, — вот и закончено твое сказанье.Радостью для меня было бы вновь вкусить амриту твоих речей.

Видура сказал:

Слушай, я расскажу снова и подробнее об этом пути, знание которогопозволяет мудрым высвободиться из сансары.

Как человек, пустившийся в дальнюю дорогу, бывает, утомившись, остановится, сделает привал, — так в круговороте сансары глупцы задерживаются на постой в материнской утробе; но мудрые — освобождаются, о царь-бхарата! Потому люди, сведущие в шастрах, называют это «путем»; а дебри сансары мудрые называют «лесом». Таково мирское коловращенье для всех смертных существ, движущихся и неподвижных, — никогда не прельстится им мудрый, о бык-бхарата! Недуги смертных, телесные либо душевные, явные либо незримые, у мудрых людей зовутся «лютыми зверями». Чудовищами собственных (прежних) деяний неустанно терзаемые и разимые глупцы, о бхарата, не преисполняются (все же) отвращением к миру! А если какому человеку от болезней удастся спастись, о царь, — впереди все равно подстерегает его Старость, губительница красоты, тогда как всевозможные запахи, вкусовые ощущения, зримые образы и звуки, со всех сторон (обступив, все глубже) в бездонную трясину его погружают! Годы, сезоны, месяцы, полумесяцы, ночи и дни с сумерками между ними постепенно его красоту и век его похищают. Все это — воплощения (смертоносного) Времени, но глупцы об этом не знают. Всем существам Установитель предначертал (судьбу) посредством деяния⁶².

Тело живых существ — колесница, саттву зовут возничим, органы чувств называют конями, разумность в действиях — поводьями⁶³. Человек, увлекаемый этими стремительно несущимися конями, в круге сансары сам вращается подобно колесу. Тот же возница, что сдерживает их разумом, — более в этот мир не возвращается. «Колесницей Ямы» называют эту (колесницу тела), ввергающую в (пучину) заблуждения скудоумных. Такому человеку достается то, что тебе выпало, о царь: гибель царства, гибель друзей, гибель сынов, о бхарата, владыка людей! И эта мука сопряжена с (непрекращающейся) жаждой, о бхарата! Святой же человек в самых страшных бедствиях применяет (особое) лекарство от бедствий. Ни доблесть, ни богатство, ни друзья, пи приятели — никто так не избавит от страданий, как твердое самообладание. Поэтому утвердись в дружелюбии и следуй благонравию, о бхарата! Смирение, мироотречение, трезвение (ума⁶⁴) — вот «три коня Брахмана». Кто, стоя на колеснице своей души, правит поводьями благих принципов, тот, избавившись от страха смерти, уходит в мир Брахмана, о царь!

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» седьмая глава.

ГЛАВА 8

Вайшампаяна сказал:

Выслушав эту речь Видуры, достойнейший в роде Куру, терзаясь скорбью о сыновьях, пал без чувств на землю. Увидев, что он, бесчувственный, простерт на земле, родственники, Кришна Двайпаяна и Видура — Сын рабыни⁶⁵, Санджая и другие друзья царя, привратники и все любящие его, приятно-прохладной водой (окропляя) и опахалами, о бхарата, что было сил овевая, касались (нежно) тела его руками и долгое время так над Дхритараштрой, пребывавшим в столь (бедственном) состоянии, хлопотали. По истечении долгого времени владыка земли, придя в сознание, долго-долго причитал, тяжко скорбя о греховных деяниях своих сыновей:

«Позор человечеству, позор человеческой природе — ибо снова и снова произрастают из них страдания! От гибели сыновей, родичей и близких, от гибели богатства приключается страдание превеликое, жгучее, словно огонь и яд, о владыка⁶⁶! Оно сожигает тело, оно губит мудрость; им измученный, человек почитает смерть за лучшее. И раз меня, из-за превратности моей доли, постигла эта беда, то я сейчас так и поступлю⁶⁷, о достойнейший из дважды-рожденных!»

Сказав своему великому духом отцу⁶⁸, достойнейшему из познавших Брахман, такие слова, Дхритараштра впал в сильную скорбь и смятение; погрузившись в глубокое раздумье, царь умолк, о владыка земли! А господин Кришна Двайпаяна, выслушав его, к сыну своему, терзаемому скорбью о сыновьях, обратился с такой речью:

«О могучий Дхритараштра, послушай, что я скажу тебе! Ты многонаслышан⁶⁹, разумен, искушен в законе и пользе; из того, что следует знать, ничто от тебя не укрылось, о притеснитель недругов; и ты, конечно, знаешь о бренности всех смертных. Если непрочен этот мир живых существ, не вечно само это обиталище, если жизнь (неизбежно) кончается смертью, — о чем ты тогда печалишься, о бхарата? Ведь ты сам свидетель тому, как по воле Времени возникла эта вражда, о Индра царей, сын же твой был избран (к этому) орудием. Грядущая погибель рода Куру неизбежна, о царь: почему же ты скорбишь об этих героях, удостоившихся наивысшей участи? Ведь великий духом, всезнающий Видура не жалел усилий, чтобы (сохранить) мир, о могучий владыка людей! Но стези, что намечена судьбой, никто из живущих изменить не в силах, сколь он долго ни старайся, — я уверен! Ведь я сам слышал, как боги решали, что делать; поведаю тебе об этом, — ведь (иначе) как придать тебе твердость!»

«Как-то раз, поспешая, не зная усталости в пути, прибыл я в небесную сабху⁷⁰ Индры и увидел собравшихся там небожителей-богов, а также всех божественных святых мудрецов во главе с Нарадой. И там я видел, как Земля, о владыка земли, предстала перед (сонмом) богов, (прося их) об (одном важном) деле. Приблизившись, Кормилица⁷¹ молвила собравшимся богам: „То, что вам надлежит сделать, вы сами, наделенные великой долей, прежде, в обители Брахмы, пообещали⁷². Так скорей же исполните это!”

Эти ее слова услышав, чтимый всем миром Вишну улыбнулся и так обратился к Земле в собрании богов: „Из сотни сыновей Дхритараштры старшего зовут Дурьодханой; он и свершит для тебя это дело. Ступай к тому царю — хранителю земли и достигнешь своей цели! Из-за него (цари — ) защитники земли сойдутся на Поле Куру⁷³ и, разя железным оружием, истребят друг друга. В той битве и сгинет твоя тяжкая ноша, о богиня! Ступай же на свое место и (продолжай), о прекрасная, подпирать собой (все) миры⁷⁴!”

Этот сын твой, о царь, как частичное воплощение Кали⁷⁵ зародился, на погибель человечеству, в утробе Гандхари. Он был нетерпим, суетлив, гневен и творил зло. Такими же, по воле судьбы, родились и его братья. Дядя его с материнской стороны — Шакуни и лучший друг — Карна, а также все прочие цари родились на погибель земле; и Нарада был полностью посвящен в эту тайну, о мощнодланный! Сыновья твои погибли из-за собственных грехов, о владыка земли! Не скорби же о них, о Индра царей, здесь нет причины для скорби! Ведь Пандавы ни в чем, даже в самом малом, не провинились, сыновья же твои — злодеи, именно из-за них опустошена земля! А Нарада — благо тебе, царь! — прежде, при (совершении) раджасуи⁷⁶, возгласил, как достоверно известно, в присутствии Юдхиштхиры: „Пандавы и кауравы, сойдясь друг с другом в битве, погибнут; так исполни свой долг, о сын Кунти!” Услышав те слова Нарады, опечалились Пандавы. Вот и поведано тебе все об извечной тайне богов. Да развеется оттого твоя скорбь, да вернется любовь к жизни, о владыка! Да почувствуешь ты приязнь к Пандавам, после того как узнал об установлении, назначенном судьбой! Обо всем этом я давно уже прослышал, о мощнодланный, и рассказал Царю Справедливости — Юдхиштхире при величайшем из жертвоприношений — раджасуе. Когда я поведал ему тайну, Сын Дхармы (немало) постарался, чтобы предотвратить раздор среди потомков Куру — но судьба сильнее всего! Назначенного Губителем никак не избежать всему сущему, подвижному и неподвижному, о царь! Ты же, достойнейший бхарата, хоть и деятелен, и славишься разумением, хоть и постиг, что есть путь и что не есть путь для всех живых существ, — а здесь все же заблуждаешься! Если царь Юдхиштхира узнает, что ты, терзаясь скорбью, то и дело помрачаешься умом, — (боюсь,) он расстанется с жизнью! Всегда сострадателен он даже к тем, кто рождается в звериных лонах; может ли быть так, о царь царей, что он к тебе не проявит сострадания! По моему настоянию, по причине неотвратимости судьбы и из сочувствия к Пандавам — оставайся в живых, о бхарата! Продолжая жить, ты обретешь в мире славу, (достигнешь) величайшей праведности и сможешь еще долгое время предаваться подвижничеству. А эту скорбь о сыновьях, которая, подобно пылающему Пожирателю жертв⁷⁷, то и дело вспыхивает (у тебя в сердце), надо угашать водой мудрости, о великий царь!»

Выслушав эту речь наделенного непомерным духовным пылом Вьясы и немного поразмыслив, ответил Дхритараштра: «Великою сетью скорби я (опутан и) увлекаем⁷⁸, о достойнейший из дваждырожденных! Сам себя не сознаю, то и дело умом помрачаюсь. Вняв этим твоим словам, подсказанным самой судьбою, я удержу в себе жизнь и постараюсь обуздать скорбь!»

Услышав эти слова Дхритараштры, Вьяса, сын Сатьявати⁷⁹, тут же, (не сходя с места,) исчез, о Индра царей!

Такова в «Книге о женах» великой «Махабхараты» восьмая глава.

ЗАКОНЧЕНО «СКАЗАНИЕ О СКОРБИ»

1 Царь Джанамеджая, живущий спустя много лет после событий, описанных в эпосе, обращается к рассказчику «Махабхараты», брахману-подвижнику Вайшампаяне.

2 Юдхиштхира, старший из Пандавов, чьим «небесным отцом» является бог благочестия и справедливости. Дхарма.

3 Крипа, Ашваттхаман и Критаварман — три великих воина, единственно уцелевших из всего войска кауравов после его поражения и отомстивших, напав ночью на лагерь спящих Пандавов (см. книгу «Об избиении спящих»).

4 Ашваттхаман выступил инициатором и основным исполнителем ночного нападения на спящих Пандавов.

5 Имеется в виду, по-видимому, заклятье, посредством которого Ашваттхаман поразил еще не родившихся детей Пандавов в материнской утробе, а также ответное проклятие, которым Кришна обрек Ашваттхамана на три тысячи лет одиноких скитаний по земле.

6 Санджая — сута (возничий и бард-панегирист) при слепом царе Дхритараштре. Находясь в столице кауравов, вдали от места великой битвы, Санджая «божественным оком» видел все происходившее там и тут же описывал это Дхритараштре в эпических стихах (см.: [Belvalkar 1946]). В образе Санджаи ощутимо изумление и преклонение древних индийцев перед искусством устного эгшческого поэта-импровизатора, способность которого «видеть» и живо описывать события далекого прошлого представлялась сверхъестественной.

7 Акшаухини — мифическая войсковая единица, включающая в себя: 21 870 колесниц, столько же боевых слонов, 65 610 всадников и 109 350 пеших воинов. Имеются и другие расчеты численности акшаухини.

8 Имеется в виду старший сын Дхритараштры Дурьодхана, к этому времени уже убитый Пандавами.

9 Сын Джамадагни — по-видимому, Парашурама, брахман-воитель, некогда истребивший всех кшатриев на земле и удостоенный богами необычайного долголетия. В «Удьогапарве» рассказывается о том, как он, вместе с другими святыми мудрецами, явился в Хастинапуру, ко двору Дхритараштры, и пытался предотвратить войну между кауравами и Пандавами (Мбх V. 92. 37 — 53; 94).

10 Haрaдa — божественный мудрец (devarsi) — посредник между людьми и богами, вечно странствующий между небесными мирами и землей. В «Удьогапарве» он возглавляет святых мудрецов, явившихся в Хастинапуру, чтобы отговорить Дхритараштру и Дурьодхану от войны с Пандавами (Мбх V. 92. 37 — 53; V. 104 — 121).

11 Кришна (Черный) Двайпаяна (Островной) — Вьяса, чье основное имя означает «разделитель», «составитель» или «оформитель» Вед. Ему также приписывается «авторство» Мбх. Был рожден Сатьявати до брака и оставлен на острове (откуда «Двайпаяна»). Фактический отец Дхритараштры, Панду и Видуры, породивший их, по обычаю нийога, от жен бездетного царя Вичитравирьи (см. I книгу Мбх — «Адипарву»). Многократно пытался склонить к миру с Пандавами Дхритараштру и Дурьодхану.

12 Не внял я... — В подлиннике форма srota 'smi, совпадающая с формой описательного будущего времени, но в примечании к Критическому изданию оговаривается, что это лишь совпадение: srota (srotr) в данном случае — trjanta, что в грамматической системе Панини обозначает просто имя деятеля на -tr. Буквально srota 'smi означает в таком случае «Я не есмь слушатель», причем действие имени srota (srotr) может относиться как к настоящему, так и к прошедшему времени («я не есмь тот, кто слушал»). Издатель Критического текста указывает несколько случаев сходного употребления имен деятеля в «Стрипарве» (7. 3; 13. 3; 19. 10).

13 Бхишма — сын Шантану и Богини Ганги, дед кауравов и Пандавов.

14 Духшасана — второй по известности (после Дурьодханы) сьш Дхритараштры, подвергший Драупади тяжким оскорблениям, когда Юдхиштхирой была проиграна игра в кости с кауравами. Характеризуется буйным, неукротимым нравом. Убит Бхимой, который, во исполнение прежде данной клятвы, напился его крови на поле битвы.

15 Карна — сын Кунти, рожденный ею от бога Сурьи (Солнца) до брака с Панду и усыновленный сутой Адхиратхой; частичное воплощение Сурьи; брат Юдхиштхиры, Бхимасены и Арджуны, он, не зная об этом родстве, в результате обиды на Пандавов, оказывается во враждебном им лагере. Убит Арджуной (см. VIII книгу Мбх — «Карнапарву»).

16 Дрона — брахман-воитель, сын Бхарадваджи, наставник кауравов и Пандавов в военной науке. Убит Дхриштадьюмной (см. VII книгу Мбх — «Дронапарву»).

17 Установитель — Дхатри (Dhatr), древний бог личной судьбы, «устанавливавший» плод во чреве матери и тем самым предопределявший будущую судьбу («долю») человека. В некоторых поздних контекстах «Махабхараты» образ Дхатри сливается по общности функций с Брахмой.

18 Иначе говоря, Дхритараштра намерен путем подвижничества и йоги уйти из этого мира в Brahmaloka — что может быть понято, в зависимости от уровня интерпретации, либо как запредельный «мир Брахмана», Абсолюта, откуда нет возврата в мир перерождений, либо как мир бога Брахмы — высший из райских миров, блаженство в котором временно и кончается новым рождением.

19 Веды — древнейшие памятники индийской литературы, представленные тремя сборниками исполняемых при жертвоприношениях гимнов: «Риг-», «Яджур-» и «Самаведа», к которым несколько позднее был добавлен четвертый — сборник магических заговоров «Атхарваведа».

20 Шастры — древнеиндийские трактаты по всем отраслям знания (включая философию).

21 Агамы — в широком смысле: традиционные тексты вообще (иногда включая упоминаемые здесь же веды и шастры).

22 Ни К. М. Гангули (который вообще принимает чтение ряда рукописей: «Санджая» вместо «Сринджая»), ни Б. Л. Смирнов в своих переводах никак не комментируют упоминаемый легендарный эпизод, который, кстати сказать, излагается лишь в некоторых версиях «Махабхараты». Эпизод, в котором святые мудрецы утешают царя Сринджаю, потерявшего сына, не вошел в Критическое издание (см., однако, VII, Арр. 1, №8 = Бомб. изд., VII. 33 — 70: ср. Бомб, изд., XII. 29. 12 — 141). В этом эпизоде риши Парада утешает царя Сринджаю (имя которого свидетельствует, что это царь ведийского племени сринджаев). Сын Сринджаи был убит разбойниками. Парада рассказывает Сринджае истории о 16-ти царях древних времен, каждый из которых превосходил его сына благочестием и доблестью; тем не менее все они стали добычей смерти.

23 Радхея — «(приемный) сын Радхи», Карна.

24 Шакуни — брат Гандхари, супруги царя Дхритараштры, дядя по матери братьев-кауравов, умелый игрок в кости, обыгравший Юдхиштхиру, что привело к изгнанию Пандавов и последующей войне Пандавов с кауравами.

25 Читрасена — сын Дхритараштры и брат Дурьодханы, один из наиболее известных кауравов.

26 Шалья... острое копье... — Обыгрывается прямое значение имени Шалья — «Копье». Царь племени мадров в Пенджабе, брат Мадри, дядя Пандавов Накулы и Сахадевы, Шалья в силу опрометчиво данного обещания оказался в лагере кауравов, но симпатии его на стороне Пандавов (см., напр.: V. 8; Удьогапарва 1976: 17 — 18). Назначенный возничим на колеснице главного воителя партии кауравов — Карны, он постоянно язвительными речами («словами-копьями») стремился подорвать его боевой дух, чтобы помочь Пандавам и погубить кауравов.

27 Не сумел нести его ровно — т. е. не склоняясь на ту или иную сторону.

28 Не исключено, конечно, что в основе образа этого стиха лежит какая-нибудь практика разорения ульев диких пчел, лепящихся на отвесных скалах; но гораздо более вероятно, что здесь предвосхищается один из центральных образов «Стрипарвы»: образ человека, висящего над колодцем или пропастью на ветке дерева и окруженного со всех сторон грозящими ему гибелью гадами и хищниками, но забывающем об этом ради капель меда, капающих из улья с вершины дерева. Аллегория раскрывается обычно как иносказательное описание отчаянного положения человека в сансаре, в мире страданий и бесконечных перерождений, о котором он, впрочем, забывает, обращая свой взор к мирским радостям. Сама аллегория (притча) содержится далее в «Стрипарве», в главах 5 — 7. В комментируемой шлоке можно видеть свидетельство того, что сюжеты, которые предстоит излагать далее, присутствуют в памяти сказителя эпоса, хотя механизм ассоциации работает в данном случае скорее всего бессознательно. Тот же образ использован и в «Араньякапарве»: «Убогие разумом Дурьодхана, Шакуни, Сын суты и Духшасана... ждали для себя только меда, а не падения в пропасть...» (Мбх III. 225. 21).

29 Сыновья Ману — люди как потомство первочеловека Ману (единственного, кто пережил всемирный потоп). К. М. Гангули и Б. Л. Смирнов (с которыми мы согласны в том, что объектом сравнения здесь являются неназванные «слезы») понимают эту фразу иначе: «(твои слезы) сжигают тех людей, (о которых ты плачешь)». Но выражение «сыновья Ману» имеет здесь скорее всего более общее значение: слезы «сжигают» (или, как мы сказали бы по-русски, «иссушают») людей вообще — т. е. самого плачущего.

30 Сын Вичитравирьи — т. е. Дхритараштра (см. выше, примеч. 11).

31 Амрита (amrta) — в индийской мифологии и фольклоре: «живая вода», напиток, возвращающий или обновляющий жизнь; согласно известному мифу, был добыт богами при пахтании молочного океана.

32 Конец... смерть. — Этот афористический стих используется также в других книгах Мбх (XII. 27. 29; Бомб. изд., XII. 330. 20; XIV. 44. 19) и в других памятниках древнеиндийской литературы (напр., Рам. II. 105. 16; VII. 52. 11; Гобхиласмрити 3. 43; Катхасаритсагара 51. 26 — 27).

33 Уведет с собой Яма... — метафора смерти. Яма — бог смерти, царь усопших.

34 Время (kala) — божество всеразрушающего времени, в отдельных контекстах эпоса по функции совпадающее с Ямой (см. предыдущее примечание) и Смертью (Мритью).

35 ...средство достоверного познания... — Использован термин традиционной индийской логики: pramana.

36 Т. е. в уготованные благочестивым, исполнившим свой долг воинам блаженные миры, о существовании которых свидетельствуют брахманистские трактаты — шастры.

37 Этот афористический стих, выражающий характерную для раннего индуизма мысль об иллюзорности всех родственных связей, используется и в других книгах Мбх: XII. 28. 38; варианты — Бомб. изд., XII. 321. 85; XVIII. 5. 60. Сансара — «поток» — мир явлений, круговорот смертей и рождений, сфера действия закона кармы, обитель страдания. Противоположностью сансаре в индийских религиях выступает мир трансцендентной реальности (nirvana, dtman, brahman).

38 Еще один популярный в древнеиндийской фольклорной дидактике афоризм, которыми так богата эта глава; ср.: Мбх III. 2. 5; Бомб, изд., XVIII. 5. 61; см. также: Bohtlingk 1870 — 1873: III, 391, № 6525, с указанием на ряд мест Калькуттского издания Мбх и на «Хитопадешу».

39 Ср. III. 2. 45; Бомб, изд., XII. 330. 14; см. также: Bohtlingk 1870 — 1873: I, 54, № 290, с указанием на различные издания «Хитопадеши».

40 Ср. вариант в стихе: Бомб, изд., XII. 330. 15. Ни К. М. Гангули, ни Б. Л. Смирнов не могли, по-видимому, принять истинного смысла этой шлоки, поэтому их переводы с разной степенью неточны. У Гангули: «А person may, by indulging in grief, himself perish, but grief itself, by being indulged in, never becomes light». Ближе к сути переводит Б. Л. Смирнов: «И о несчастии подданных тебе скорбеть не надо: ведь если даже до смерти скорбеть, ничего не изменишь». Ни индийцу Нового времени, ни европейцу не понять, как можно быть равнодушным к судьбе своей страны, если ей грозит гибель. Но в Мбх мы встречаем и такие примеры, как предание о Джанаке, философствующем царе Митхилы, который, наблюдая пожар, уничтожавший его столицу, твердил, с позиции «высшего знания»: «В прекрасной Митхиле нет ничего, что я считал бы моим...» — и это вызывает восхищение повествователя. С точки зрения раннего индуизма, характеризующейся резким мироотрицанием, связь с родиной столь же иллюзорна, сколь и связь с родственниками (ср. выше в этой главе, стихи 8, 12). В последующем развитии индуизма это мироотрицание было в значительной мере смягчено или преодолено.

41 Три цели жизни — trivarga, состоящая из «пользы» — artha, «религии» или «закона» — dharma и «любви», «желания» — kama последнее в комментированном стихе обозначено словом sukha — «счастье», «блаженство».

42 Употреблено слово subhasita — в классический период: термин, обозначавший краткие дидактические афоризмы или лирические миниатюры. Здесь оно также, по-видимому, употреблено терминологически, относясь к тем, преимущественно формульным, афоризмам «житейской мудрости», из которых составлена речь Видуры.

43 Банан как растение (kadali, kadali, kandali — см.: Law 1949: 129; Mehendale 1987:235) служит в древнеиндийской поэзии символом непрочности, нестойкости, отсутствия твердого стержня. Банан может вырасти до значительных размеров и на вид казаться высоким деревом, однако ствол у него — не настоящий, образован наслоенными друг на друга листьями и крайне непрочен; к тому же банановое «дерево» гибнет сразу же после плодоношения.

44 В подлиннике sattvam ekam tu sobhanam, что можно переводить как «украшает же (эти дома) только саттва» (sattva в индийской философии — один из трех первоэлементов, образующих в сочетании природный мир и человеческую психику; светлый аспект психики, развивая который человек способен достичь освобождения). Если допустить для sattva более широкое значение, то получим смысл: «один лишь дух прекрасен». Мы предпочли в данном случае чтение большого числа рукописей: sasvatam вместо sobhanam, лучше вписывающееся в контекст.

45 Воплощенных... — saririnam. Термин saririn синонимичен термину dehin (или jiva, jivatman) и обозначает в религиозно-философских контекстах Мбх человеческое сознание, индивидуальное «Я», заключенное в телесную оболочку и отличное (хотя бы в силу иллюзии, как утверждает философская школа Веданта) от трансцендентного. Высшего «Я» (paramatman).

46 Вичитравирья — сын царя племени куру Шантану, скончавшийся бездетным; по обычаю нийога его жены были оплодотворены его сводным братом, святым Кришной Двайпаяной Вьясой, и родили Панду и Дхритараштру, которые стали считаться его законными сыновьями и наследниками. Об эпическом Вьясе — праотце основных героев Мбх, как соответствии богу Брахме, праотцу всех богов, см. [Sullivan 1991]. «Сыном Вичитравирьи» (Vaicitravirya) здесь назван Дхритараштра.

47 ...в этом природном мире... — samsiddhike loke. Возможно, следует предпочесть чтение некоторых рукописей evam samsiddhikam loke «таков естественный (ход вещей) в мире». Заметим, что встречается и чтение samsarike, дающее значение «в этом сансарном мире».

48 Глубина сансары — samsaragahana — то же словосочетание, которым далее, в главе 5 (стихи 1 — 2), обозначен играющий в «Стрипарве» исключительно важную роль образ «чащобы сансары».

49 ...Кто постиг мудрость спасения... — В подлиннике одно слово: prajnah — «обладающие prajna» (не просто «мудростью», а интуитивным мистическим знанием трансцендентной реальности и пути к ней, то есть пути спасения).

50 «Пятнышко». — В подлиннике: kalala, термин традиционной индийской эмбриологии, обозначающий самую раннюю стадию эмбрионального развития. Этимология спорна (Mayrhofer 1956 — 1976: I, 179), перевод дан условно, в соответствии с этимологией варианта того же термина kalana. В традиционную последовательность эмбриональных состояний, как она представлена в Мбх (см., напр., XII. 308. 116 — 117), входят также стадии 2) arbuda «продолговатая округлая масса», или budbuda «пузырь», 3) pesi «кусок мяса» и 4) ghana «твердая масса». Поскольку фрагмент из паришишты («дополнения») к Нирукте Яски, содержащий вариант данной последовательности, в настоящее время признан очень поздней интерполяцией (Sarup 1982: II, 158 — 159; Suneson 1991: 110), древнейшими случаями ее описания в индуистской литературе следует считать именно некоторые места Мбх, а в буддийской литературе — каноническую «Самьютта-никаю» (Х.1.3). На более позднем этапе учение о стадиях эмбрионального развития фиксировано в буддийской философской литературе (прежде всего — в «Висуддхамагге» Буддхагхоши и в «Абхидхармакоше» Васубандху, см.: Buddhaghosa 1975: 236; Vallee Poussin 1971: III, 58; ср.: Васубандху 1994: 103) и в индуистских пуранах (Ваю-пурана, I. 14, 17; Маркандея-пурана, XI. 2 — 3). В разных источниках состояние kalala по-разному соотносится со сроком беременности: приурочивается к первому дню (паришишта Нирукты, 14. 6), первой неделе (Suneson 1991: 111), первому месяцу (Вишнудхармоттара-пурана, II. 114). Классические медицинские трактаты («Сушрута-самхита», «Чарака-самхита») резко расходятся почти со всеми немедицинскими текстами в том, что не воспроизводят всю традиционную последовательность стадий, а противопоставляют состояние калала (первый месяц) сразу состоянию гхана, на котором у зародыша происходит формирование частей тела (со второго месяца). Традиционные же термины pinda («шар», название одной из поздних стадий в некоторых традиционных классификациях), pesi и arbuda превращаются в медицинских текстах в различные формы развившегося плода, по которым можно судить о поле будущего ребенка (pinda сулит мальчика, pesi — девочку и arbuda — бесполое существо). Любопытно, что данное место «Стрипарвы» стоит ближе к медицинским трактатам, чем к эмбриологическим фрагментам в немедицинских текстах (даже в самой Мбх), в том отношении, что здесь также отсутствуют промежуточные стадии, выделены лишь kalala и следующая (безымянная) стадия, наступающая после пятого месяца, когда завершается формирование всех членов тела и зародыш превращается в плод (см. следующий стих).

51 Ветер (vayu, vata), или пневма, рассматривался традиционной индийской медициной как один из трех телесных первоэлементов (говоря языком средневековой европейской медицины — гуморов), взаимодействием и взаимосочетанием которых определяются все состояния человеческого организма (см., напр.: Бонгард-Левин, Герасимов 1975: 293 — 294; о предыстории данного понятия в ведийской традиции см.: Sharma & Keswani 1974; специально о функции ветра-пневмы в человеческом организме см.: Caraka-samhita, Sotrasthana, 12; Susrutasamhita, Nidanasthana, 1; перевод соответствующих фрагментов дан в книге: Filliozat 1964). Вероятно, еще в общеиндоевропейской и определенно — в индоиранской мифологии Ветер мыслился как первоэлемент и мифологическое существо двойной природы: податель жизни, бог жизненного дыхания — и губитель, бог, пресекающий всякое дыхание и жизнь (Васильков 1991; см. также: Рам. VII. 35 и Мбх XII. 315, где бог Ваю и ветер как первоэлемент определенно выступают в связи со смертью). Если в комментируемой шлоке ветер внутри тела является причиной рождения живого существа («Вишну-пурана» в параллельном месте называет его «ветром Праджапати», см.: Наrа 1989: 72; Vishnupuranam 1896: 441), то в «Анугите» мы видим, что именно деятельность в организме «свирепого ветра» (tiurauayu) дает толчок к началу процесса умирания, завершающегося исходом души из тела (Мбх XIV. 17. 15, 20 — 21; ср. Long 1983: 53 — 54). В классических медицинских трактатах (прежде всего в «Чарака-самхите») время также возвеличивается как бог и первоэлемент, с одной стороны, дающий всем существам жизнь, но с другой — ответственный за их уход из нее и совпадающий в этой функции со смертью (и богом смерти Ямой; см.: Sharma & Keswani 1974а: 61).

52 В параллельном месте «Абхидхармакоши» Васубандху (III. 19) говорится о том, что «подобно твердому кому экскрементов, он (плод) оттуда с великим страданием (или: трудом) выталкивается» (sa krurapurlsaplnda iva' timatram sthanat pracyuto duhkham samparivariyale) — то есть речь идет, очевидно, о страданиях роженицы. Но в «Стрипарве», вне всякого сомнения, сказано о причиняемых сокращениями матки (yonisampidanat) страданиях самого рождающегося существа. Более того, пояснено даже, за что терпит эти страдания еще не родившееся существо: оно сопутствуемо «прежними деяниями» (purvakarmabhir anvitah). Мы имеем, таким образом, в «Стрипарве» древнейшее описание родовой травмы, которой уделяет огромное внимание новейшая психология (см.: Rank 1924; Fodor 1949; Топоров 1983: 246) и особенно «грансперсональная психология» (см.: Grof 1983; Гроф 1994). Согласно индуистским источникам эта травма рождения (janmaduhkha) вызывается пребыванием плода среди нечистых субстанций (см. в предыдущей шлоке: «среди нечистот он обитает...»; современная психология также рассматривает контакт плода с такими биологическими материалами, как моча, слизь, кал и т. п. в качестве важного фактора «травмы рождения») и сокращениями стенок матки, сдавливающих плод, что причиняет ему страдания (Visnupurana VI. 3: Brahmapurana 233; Visnusmrti 96. 133; Agnipurana 369. 27; Padmapurana 2. 66. 93 и др.; см.: Нага 1989: 71 — 73, 79). Результатом родовой травмы, согласно древнеиндийским текстам, является утрата памяти о предыдущих существованиях.

53 Демоны детских болезней — grahah.

54 Мотив «сласти» (svadu), возможно, предваряет тему «меда мирских утех», содержащуюся в притче о «чащобе сансары» (см. следующую главу).

55 Самосущий (svayambhu) — эпитет Брахмы.

56 ...перед ними... — т. е. перед лесными чудовищами.

57 Составители Критического издания опустили это упоминание о змее на дне колодца, присутствующее в ряде рукописей и в Бомб. издании. Это тот случай, когда данные текстологии, учтенные редакторами Критического текста, противоречат всем другим показаниям. Есть много оснований полагать, что упоминание о змее на дне колодца в этом месте исконно. Во-первых, во всех других индийских версиях притчи неизменно присутствует опасность, находящаяся внизу (на дне колодца или пропасти). Во-вторых, далее в самом Критическом тексте при перечислении (и даже подсчете) опасностей, грозящих повисщему на дереве человеку (5. 20), и при раскрытии их аллегорических значений (6. 7) прямо назван «змей на дне колодца». Почему же тогда полустих с упоминанием о змее после шлоки 12 так плохо представлен в рукописной традиции? Здесь можно предположить сознательную редактуру, осуществленную переписчиками тех версий, на которые прежде всего ориентировано Критическое издание. Если в ранних версиях притчи важна не только аллегория, но и исходная картина (тем более что она воспроизводит некоторые космологические представления архаики — см.: Vasil'kov 1995; Vassilkov 1995), то в поздней версии Мбх для «редакторов» и комментаторов более важна стройность аллегорического толкования, а картина могла бы быть и противоречивой. В древних версиях, возможно, еще осознавалось, что «змей на дне колодца» — это космологический «змей глубин». Аллегорически этот змей трактуется как «Время» (kala). Но версия Мбх впервые вводит в притчу образ слона у края колодца, интерпретируемого как «Год»; поскольку «Год» и «Время» в древнеиндийской традиции — символы взаимозаменяемые, редакторы ряда версий сочли, по-видимому, «змея», интерпретируемого как «Время», элементом избыточным.

58 Старость — Jara.

59 ...великий змей... — это Время... — В основе центрального образа притчи, образа дерева с висящим на нем человеком, лежит древний образ мирового древа, представлявший собой статико-динамическую, пространственно-временную модель мира (о временном аспекте древнеиндийского мирового древа см.: Топоров 1974: 57 — 58; о сходном образе славянской мифологии и фольклора как «древе времени» см.: Филатова-Хелльберг 1984). Неудивительно, что многие детали аллегорической картины раскрываются в «Стрипарве» как временные символы (змей — Время и далее: шестиглавый, двенадцатиногий слон — Год, черные и белые мыши — ночи и дни). Следует иметь в виду, что древний образ мирового древа, представлявший архаическую концепцию «вечного возвращения», в рассматриваемой притче (варианты которой встречаются в ряде других памятников индуистской и буддийской традиции — см.: Шохин 1988: 131 — 136) подвергнут отрицанию с позиций мировоззрения индуизма и буддизма как «религий спасения», в своих ранних формах отвергавших мир в целом как юдоль зла и в «вечном возвращении» усмотревишх кошмар сансары. Поэтому в притче архаические временные символы получают негативное мировоззренческое наполнение.

60 Наиболее ранние изображения Года в виде символической фигуры с шестью звериными головами (соответствующими шести временам года), восходят в Индии, по всей вероятности, к эпохе Хараппской (Индской) цивилизации (Волчок 1972: 309 — 310).

61 Дерево или столп, отмечающие пространственный центр мироздания, и колесо (Времени, Года, Солнца — т. е. преимущественно временной символ) выступают в архаической индийской культуре как два тесно взаимосвязанных аспекта мифологической модели мира, два символа, каждый из которых сам может представлять эту модель (по принципу «части вместо целого»). В космологических гимнах «Атхарваведы» (Рохите — XIII. 1 — 4; Скамбхе — X. 7 — 8; Времени — XIX. 53 — 54; см.: Atharvaveda 1855) эти образы (дополняемые также образом сосуда с амритой на вершине мироздания и мотивом восхождения к нему) часто непосредственно сменяют друг друга в потоке видений, составляющих образность ведийских гимнов. В раннеиндуистских текстах, негативно трактующих архаический образ мира, ассоциативная связь этих двух его символических вариантов сохраняется. Например, в «Анугите» аллегорическое описание Колеса Времени в терминах философии санкхья завершается призывом к человеку, ищущему освобождения, «отринуть и разбить» это колесо (Мбх XIV. 45. 1 — 10); чуть позже аналогичное описание мирового древа («древа Брахмана») завершается призывом к адепту «срубить его острым мечом мудрости» (Мбх. XIV. 47. 12 — 14). Не случайно, по-видимому, и здесь развернутая аллегория «древа мира», интерпретируемого уже как «древо смерти» или «древо сансары», заключается указанием на возможность «рассечь узы колеса сансары».

62 При переводе последней фразы отдано предпочтение варианту Бомбейского издания и ряда рукописей: dhatrabhilikhitani вместо atrabhilikhitani. Избранный вариант согласуется с теми характерными для эпического мировоззрения контекстами, в которых Установитель (Dhatr) упоминается рядом с Временем (kala), максимально сближаясь с ним по функции (см., напр., Мбх VI. 32. 33; VI. 64. 22; XII. 105. 26. 30), и выступает как распределитель или контролер кармы (напр., Мбх III. 32. 28; 33. 19 — 22; Махабхарата 1987: 78, 80). Вариант Критического издания с буквальным значением: «здесь деяние (karman) надписало на всех существах (их судьбу)» — на наш взгляд, чересчур эллиптичен, да и по идее своей представляет чистый «кармизм», который выбивался бы из данного контекста.

63 Образ человеческого тела как колесницы, которую влекут кони-индрии (органы чувств), популярен в древнеиндийской литературе (см., напр.: КатУп 1. 3. 3 — 9; МтУп II. 6; Мбх III. 2. 62; XIV. 50. 3 — 6 = Бомб. изд. XIV. 51. 3 — 6; Упанишады 1967: 104 — 105, 136, 271, 287; Анугита 1977: 51, 153; Махабхарата 1987: 20). О саттве см. выше, примеч. № 43. Появление здесь саттвы в роли возничего необычно (возничим чаще является «высший ум» — buddhi или «низший ум» — manas) и заставляет вспомнить «Бхагавадгиту» (II. 45 = Мбх. VI. 24. 45), согласно которой выход за пределы «совокупности трех гун» достигается в результате культивирования одной из них — саттвы (ср.: Feuerstein 1990: 315). Сложное слово karmabuddhi, переведенное нами как «разумность в действиях», также отсылает к соседним контекстам II главы «Гиты», в которых выдвигается как главное условие спасения требование правильной установки ума (buddhi) по отношению к действиям (karman) — установки, при которой действия совершаются без заинтересованности в результатах и превращаются в конечном счете в акты жертвоприношения.

64 Смирение, мироотречение, трезвение (ума)... — damas tyago 'pramadas са. Эти слова в том же порядке содержатся в знаменитой надписи Гелиодора на Беснагарской колонне, где dama, caga (пракритская форма от санскр. tyaga) и apramada определены как «три шага к бессмертию» (trini amutapadani). Надпись Гелиодора является, как известно, одним из наиболее ранних документов вишнуизма, отражает воззрения почитателей Бхагавана Васудевы (среди которых встречались индо-греки) и датируется II в. до н. э. (см.: Rapson 1916: plates III, VI, p. 156 — 157; Striparvan 1956: 117).

65 В подлиннике — Ksattr, прозвище Видуры, отражающее его происхождение от кшатрия и шудрянки; нарицательное ksattr обозначает потомство от смешанного брака такого типа. Видура считался сыном кшатрия — царя Вичитравирьи и шудрянки Амбики, хотя физически его отцом был брахман Кришна Двайпаяна Вьяса, заместивший бесплодного царя по обычаю нийога (о таком же «двойном происхождении» сводных братьев Видуры — Дхритараштры и Панду — см. выше, примеч. 45).

66 ...владыка! — Из предшествующего и последующего ясно, что Дхритараштра обращается, согласно этикету, к старшему из присутствующих — Кришне Двайпаяне Вьясе, брахману-отшельнику, легендарному создателю Мбх и физическому отцу как самого Дхритараштры, так и его сводных братьев — Панду и Видуры.

67 Дхритараштра, таким образом, выражает намерение совершить самоубийство.

68 Т. е. Кришне Двайпаяне; см. выше, примеч. 46, 65, 66.

69 Поскольку образование в Древней Индии было преимущественно устным, тексты воспринимались от учителя на слух и заучивались наизусть, эпитет «многонаслышанный» (srutavat) имел значение «образованный, эрудированный».

70 Сабха — «собрание»; в эпосе: дом царского совета и собрания кшатрийской знати; пережиточно сохраняет некоторые черты центра половозрастного класса молодых (неженатых) воинов, из которого со временем сформировалась царская «дружина» (см.: Васильков 1988: 103 — 108; Vasilkov 1990).

71 Dhatri. — В прошлом веке этот эпитет Земли понимался как ж. род от Dhatr «Установитель» (см., напр.: Monier Williams 1899: 514), однако это — омоним, образованный от другого глагола — dhayati, «кормить грудью» (Mayrhofer 1936 — 1976: 11. 97).

72 После того как многие тысячи асуров — «титанов» индийской мифологии, вечных противников клана богов, — спасаясь от преследования богами, воплотились в земных царях и наполнили мир людей злом и насилием. Земля явилась к Брахме, старейшине богов, с просьбой избавить ее от демонов, тяжести и буйства которых она была уже не в силах выносить. Боги пообещали воплотиться своими частями в благочестивых героях и святых, которые уничтожат асуров и тем самым «облегчат ношу земли» (Мбх I. 58. 25 — 51; Махабхарата 1950: 172 — 174; Mahabharata 1973: 137 — 138).

73 Поле Куру — Курукшетра; названная по имени Куру (царя из Лунной династии) священная земля ведийских индоариев между реками Дришадвати и Сарасвати (подробное описание Поля Куру и его святынь см. в Мбх III. 81; Махабхарата 1987: 177 - 188, 637 — 645).

74 Допустимо также иное понимание: «и (по-прежнему), о прекрасная, неси на себе род людской!»

75 Имеется в виду Kali, демон игральных костей, дух раздора и соперничества (а не Kali — одна из форм Богини в мифологии позднего индуизма). О Дурьодхане как частичном воплощении Кали см.: Мбх I. 61. 80 (Махабхарата 1930; 187; Mahabharata 1973: 153 — 154).

76 Раджасуя — rajasua (букв.: «порождение царя») — обряд царского посвящения (см. о нем.: Heesterman 1937; Sen 1982: 102 — 103). Когда Пандавы и кауравы поделили между собой территорию племени куру, в столице Пандавов Индрапрастхе (на месте современного Дели) над старшим из них, Юдхиштхирой, был совершен обряд раджасуя, описанный во II книге «Махабхараты» (Мбх II. 30 — 32; см.: Махабхарата 1962: 66 — 70; Mahabharata 1973: 86 — 91).

77 Пожиратель жертв — hutasa — эпитет бога огня, Агни.

78 В подтексте, возможно, присутствует мотив иллюзорности скорби и поводов к ней, ибо jala означает не только «сеть», но также «иллюзию», «обман». Ранее, кстати, такое же аллегорическое значение (раскрытое в последующем истолковании аллегории) имела, по-видимому, «сеть», окружавшая со всех сторон «чащобу сансары» в 5. 8 (там. правда, vagura — ловчая сеть птицелова или охотника, но аллегорическое значение — то же, что и у jdla: это майя, иллюзия сансарного бытия).

79 ...сын Сатьявати... — Вьяса рожден от союза брахмана-подвижника Парашары с дочерью рыбака Сатьявати.