Сказание о кирате. Главы 13-42.

Махабхарата

Араньякапарва (Лесная книга)

Главы 13-42

Сказание о кирате

ГЛАВА 13

Вайшампаяна сказал:

Прослышав об изгнании Пандавов и выдавших им лишениях, сошлись в тот великий лес бходжи и вришни с андха-ками. Сыновья и родичи царя панчалов (Друпады), Дхриштакету, правитель Чеди и великой отвагой стяжавшие славу во всей вселенной братья Кекаи — все они, пылая гневом и негодованием, присоединились в лесу к Партхам. «Что (теперь) делать?!» — восклицали они, порицая сынов Дхритараштры. Предводительствуемые Васудевой, быки-кшатрии толпой окружили Царя справедливости — Юдхиштхиру.

Васудева сказал:

Напьется земля крови Дурьодханы, Карны, злодея Шакуни и последнего из четырех — Духшасаны! И тогда мы сообща посвятим на царство Царя справедливости — Юдхиштхиру. Поступающие подло заслуживают смерти — таков закон извечной дхармы!

Вайшампаяна сказал:

Учиненное сыновьям Притхи притеснение привело Джанардану в такую ярость, что он готов был, казалось, испепелить все живое. Видя, как разгневан Кешава, попытался Арджуна умиротворить его. Принялся Пхальгуна воспевать хвалу совершенным в прежних воплощениях деяниям воистину славного, великого духом (мужа), беспредельного Пуруши, (Воплощения) истины, главы всех праджапати, Опоры мира, обладателя непомерной духовной мощи, мудрого Вишну¹.

Арджуна сказал:

В стародавние времена ты, о Кришна, был подвижником, ночевавшим, согласно особому обету, там, где застигнут сумерки, и скитался десять тысяч лет по святой горе Гандхамадана. Потом десять тысяч и еще десять сотен лет ты, о Кришна, прожил близ Пушкар, питаясь одной водою. В Вишала-Бадари ты, губитель Мадху, сотню лет простоял на одной ноге, питаясь только воздухом, воздев руки к небу². Совлекши с себя верхнюю часть одежды³, истощенный до того, что проступили наружу все внутренние каналы тела⁴, ты, о Кришна, пребывал у (берегов) Сарасвати все время, пока не завершилась двенадцатилетняя сатра.

Затем, придя к тиртхе Прабхаса, куда каждый благочестивый человек обязан совершить паломничество, ты, обладатель великого духовного пыла, во исполнение данного обета тысячу небесных лет предавался там подвижничеству, стоя на одной ноге. Ты — «знающий поле⁵», в тебе — исток и конец всего живого, в тебе находят опору подвижники; ты — извечное жертвоприношение, о Кришна-Кешава!  

Сразивши Нараку, сына Земли, ты, о Кришна, отнял у него алмазные серьги⁶ и выпустил перворожденного жертвенного коня⁷! Свершив сей подвиг, ты, вселенский бык, покоритель мира, истребил на поле брани всех до единого дайтьев и данавов. И затем, передав свой сан миродержца супругу Шачи, ты, мощнодланный Кешава, вновь явился среди людей! Бывши Нараяной, ты, губитель недругов, проявился как Хари, Брахма⁸, Сома, Сурья, Дхарма, Дхатри, Яма, Ана-ла, Баю, Вайшравана, Рудра, Кала, Небо, Земля, Страны света — все это ты, Нерожденный, Наставник всего живого и неживого, Творец (мира), Высочайший Пуруша!

В лесу Чайтра-ратха ты, о Кришна, богатый духовным пламенем, совершил тураяну и другие жертвенные обряды, сопровождавшиеся обильными дарениями. И при каждом из жертвоприношений твоих, о Джанардана, доставались любому (из брахманов) сотни, а то и многие тысячи золотых! Ты же, приняв рождение от Адити, стал известен земле как Вишну, младший брат Инд-ры, о радость ядавов!  

И, будучи младенцем, ты, о Кришна, гроза недругов, благодаря своей духовной мощи смог тремя шагами покрыть землю, небо и воздушное пространство⁹. Овладев небом и поднебесьем, ты, о душа всего сущего, вступил в дом Адитьи и сиянием духовного пламени своего затмил самого Бхаскару¹⁰. Уничтожив сети (демона) Муру, сокрушив Нисунду и Нараку, ты вновь сделал безопасными пути ко граду Праджьотиша¹¹».

Ты победил в Джарутхи Ахути, Крантху, Шишупалу с его воинством, а также Бхимасену, Шайбью и Шатадханвана. На колеснице, сверкающей, как солнце, грохочущей, как грозовая туча¹², ты в битве одолел Рукмина и сделал дочь Бходжи своей царственной супругой. В ярости ты поразил Индрадьюмну и явану Кашерумана; тобой уничтожен Шальва, правитель Саубхи, и сама Саубха низвергнута¹³. В Иравати пали от твоей руки Бходжа, не уступавший в ратном деле самому Картавирье, а также Гопати и Талакету.

Любезный святым мудрецам¹⁴, благословенный, цветущий град Двараку ты сделал своей столицей, о Джанардана; ты же (в будущем) низведешь его в океан¹⁵. Ты свободен от зависти, злобы, неправды, жестокости, о Губитель Мадху, — нельзя и помыслить о том, о Дашарха, чтоб ты поступил не по чести. К тебе, о Неколебимый, когда ты восседаешь, уйдя в свои думы, озаряясь пламенем духа, без страха подходят святые мудрецы со своими мольбами. Когда завершается юга, ты собираешь воедино все сущее, вбираешь в себя этот мир и пребываешь в покое, о Губитель Мадху, гроза недругов! Не были прежде и впредь не будут совершены кем-либо деяния, подобные тем, что ты совершил, о бог, будучи еще ребенком¹⁶, с помощью Баладевы. В небесном дворце Вайраджа, о лучезарный, лотосоокий владыка, обитал ты вместе с самим Брахмой!  

Вайшампаяна сказал:

Оказав это Кришне, словно бы самому себе¹⁷, умолк Пандава. И тогда обратился к Партхе Джанардана: «Воистину, ты — мой, а я — твой; все, кто со мной, те и с тобой; твой враг — мой враг; кто за тебя — тот и за меня! Ты — Нара, а я — Нараяна-Хари; мы с тобой, о необоримый, — два святых мудреца, Нара и Нараяна, пришедшие в этот мир из иного. Ты неотличим от меня, а я — от тебя, о Партха; между нами двумя нельзя обнаружить разницы, о бык-бхарата!»

Но вот на сходке мужей-героев, среди кипящих негодованием царей, Кришна-Панчали, сопровождаемая отважными братьями во главе с Дхриштадьюмной, приблизилась к лотосоокому (Кришне) — заступнику, восседавшему вместе с прочими ядавами, и обратилась к нему с мольбой о защите: «В незапамятные времена первотворения ты звался Единым, Праджапати, Творцом всех существ; о том поведал Асита Девала. Ты — Вишну, о необоримый, ты — жертвенный обряд, о Сокрушитель Мадху, ты — жертвователь и сама жертва, как говорил о том сын Джамадагни. Милосердием и истиной зовут тебя святые мудрецы; о высочайший Пуруша¹⁸, ты — жертвоприношение, рожденное из Истины, как о тебе сказал Кашьяпа.

Владыка тех, кто властвует над всеми богами, садхьями и васу; Властелин мира, Движитель мира — так называл тебя Нарада. Главою ты заполнил небеса, стопами (покрыл) всю землю, твое чрево, о владыка, — эти миры, ты — извечный Пуруша!

Ты — величайший среди святых риши, закаливших дух свой в пламени знания и тапаса, трудом подвижническим проявивших свое истинное «Я», достигших полноты созерцания Атмана. В тебе, высочайший Пуруша, обретают спасение благочестивые цари-мудрецы, не обращавшиеся вспять на поле брани, удовлетворившие все требования дхармы. Ты — Прабху, Вибху, Бху, Самосущий, Вечный! И Хранители мира, и сами миры, созвездия, десять стран света, небо, Солнце, Луна — все они пребывают в тебе! Смертность тварей и бессмертие небожителей, все, чему надлежит быть во вселенной, заключено в тебе, о мощнодланный! Уповая на тебя, о Мадхусудана, хочу поведать тебе о своих бедствиях, ибо ты — верховный владыка всех существ, как людей, так и небожителей!

Я довожусь супругой Партхам, сестрою Дхриштадьюмне, владыка Кришна, — как же осмелились такую, как я, силой втащить в Зал собрания! Горе мне, благонравной супруге: меня, дрожащую, в единственном, кровью запятнанном одеянии втащили в Собрание рода Куру! Видя меня в пору нечистоты моей среди царей, в Собрании, потешались подлые сыновья Дхритараштры! Не терпелось им порадоваться, превратив меня в рабыню, — и это при живых-то Пандавах, панчалах и вришнийцах, о Губитель Мадху! Ведь я, о Кришна, и Бхишме, и Дхритараштре — обоим по закону довожусь невесткой, и вот меня насильно обратили в рабство!

Я обвиняю Пандавов, могучих, непревзойденных бойцов, в том, что они спокойно наблюдали, как истязают их многославную законную супругу! Позор мощи Бхимасены, позор (искусству) лучника Арджуны — ведь оба они, о Джаяардана, допустили, чтобы измывались надо мной эти ничтожества! Как бы ни был муж слаб, он должен вступаться за жену — это вечная стезя дхармы, коей всегда следуют праведники. Защищая жену, оберегаешь свое потомство; оберегая потомство, защищаешь себя самого; ведь (супруг) возрождает в жене себя самого, потому она (для него) «родительница¹⁹».

Так же и жена должна оберегать супруга: «Не он ли возродится в моем чреве?» Никогда еще прежде не отказывали Пандавы искавшим у них защиты, а мне, взывавшей о помощи, не вняли! Каждому из пятерых родила я безмерно могучего сына; хотя бы о тех подумав, они должны были спасти меня, Джанардана! От Юдхиштхиры — Пративиндхья, от Врикодары — Сута-сома, от Арджуны — Шрутакирти, от Накулы — Шатаника, от младшего — Шрутакарман; все они истинно доблестны, столь же сильны в колесничном бою, как твой Прадьюмна!  

Превосходные стрелки из лука, неодолимые для недругов в битве, как могли они претерпеть такое от немощных сынов Дхритараштры! Беззаконным путем отняли у них царство, самих обратили в рабов, меня же в пору нечистоты моей под одним лишь покровом вволокли в Зал собрания!

Никому не под силу напрячь тетиву Гандивы, кроме Арджуны, Бхимы и тебя, Губитель Мадху! Но — позор Гандиве Партхи, позор мощи Бхимасены за каждый миг жизни, о Кришна, дарованный ими Дурьодхане! Когда они были еще детьми, постигали учение Вед, соблюдали обеты — не он ли, о Губитель Мадху, ни в чем не повинных, изгнал их из страны вместе с матерью? Этот негодяй подсыпал в пищу Бхимасене сильный, свежий, крепкий, смертоносный яд. Однако Бхима вместе с пищей полностью переварил его, не ощутив ни малейшего вреда, о мощнодланный Джанардана, высший Пуруша! Когда в Праманакоти Врикодара безмятежно забылся сном, (Дурьодхана) связал его, о Кришна, бросил в Гангу и убежал прочь²⁰! Пробудившись, мощнодланный сын Кунти, силач Бхимасена, изорвал свои путы и выбрался (из воды). Ему, спящему, все тело изжалили ядовитые черные змеи — но и тогда выжил губитель недругов!

Пробудившись, сын Кунти тотчас перебил всех змей и, ударив наотмашь, умертвил любимого возницу (Дурьодханы)! Другой раз, во граде Варанавате, когда дети крепко уснули рядом с почтенной матерью, надумал он сжечь их живьем²¹; кто еще посмел бы совершить такое? Почтенная женщина, окруженная языками пламени, попав в столь страшную беду, испугалась и, плача, молвила сыновьям Панду: «О горе, близка моя смерть! Где найти избавление от этого пламени? Не имея защитника, суждено мне погибнуть здесь вместе с малыми детьми!» Тогда мощнодланный, отважный, стремительный, как вихрь, Врикодара утешил почтенную мать и братьев: «Сейчас я полечу, подобно птице Гаруде, Вайнатее, красе пернатых, — вам не страшна беда!»

 Почтенную мать усадил он на левое бедро, царя (Юдхиштхи-ру) — на правое, близнецов — на плечи, а Бибхатсу — себе на спину. Унося их с собой, стремительно и мощно взлетел ввысь Бхимасена; так могучий (герой) спас почтенную мать и братьев от пламени.

Выступив оттуда в ночи вместе с многославной матерью, добрались они до великого леса, прилегавшего к лесу Хидимбы²².

 Когда утомленные дорогой, удрученные скорбью, Пандавы вместе с матерью расположились на ночлег в том лесу, приблизилась к ним, спящим, ракшаси по имени Хидимба. Своевольно положив ноги Бхимы к себе на колени, прекрасная (ракшаси) принялась любовно поглаживать их своей нежной рукой. Истинно доблестный, могучий Бхима, чей дух необъятно велик, пробудился ото сна и спросил ее: «Что ищешь ты здесь, безупречная дева?»

Заслышав звук их беседы, грозный обликом, страшный, мерзейший из ракшасов приблизился к ним, издавая оглушительный рев. «С кем ты там разговорилась? Тащи-ка его сюда, поближе, мы съедим его, Хидимба! Поскорей же, что медлишь?» Но безупречная, гордая дева, чье сердце преисполнилось жалостью, сочувствуя (Бхимасене), не пожелала отвечать (брату). Тогда людоед-ракшаса, издавая устрашающие вопли, вихрем налетел на Бхимасену. Обрушив на него в ярости натиск невиданной силы, могучий ракшаса рукою схватил Бхимасену за руку. Другую же руку сжав в кулак, крепкий, как Индрова ашани, разящий, как ваджра, нанес он ею Бхимасене молниеносный удар. Не мог стерпеть Бхимасена того, что ракшаса схватил его за руку; воспламенился гневом мощнодланный Врикодара. Тут у Бхимасены с Хидимбой, искусно владеющих всевозможным оружием, закипела шумная, яростная схватка, подобная той, что была у Вритры с Васавой. Умертвил Бхимасена Хидимбу и вместе с братьями продолжил путь, впереди же пошла (сестра ракшасы) Хидимба. Родила она (Бхиме) Гхатоткачу.

Затем славные Пандавы вместе с матерью, сопровождаемые толщами брахманов, поспешно направились к Экачакре. В пути пользовались они добрыми советами Вьясы, всегда радевшего об их благе. Наконец прибыли Пандавы, строгие блюстители обетов, в Экачакру. Здесь они уничтожили столь же грозного, как и Хидимба, силача-людоеда по имени Бака. Сразивши это чудовище, Бхима, первейший среди бойцов, пошел вместе с братьями в столицу (царя) Друпады.

Пока там гостили, добился руки моей Савьясачин, как и ты когда-то, о Кришна, завладел Рукмини, дочерью Бхишмаки. В славном бою добыл меня Партха²³, о Сокрушитель Мадху! Величайший, для других невыполнимый подвиг совершил он на моей сваямваре.

Теперь же, о Кришна, великое множество скорбей терзает нас, несчастных; а за отсутствием почтенной матери мы должны будем жить, повинуясь руководству одного Дхаумьи. Как могли эти мужи, отважные, словно львы, всех недругов превосходящие мощью, спокойно наблюдать мои мучения, причиняемые презренными (врагами)! Как давно уже терпят они от слабейших и мелочных злодеев столь мучительные притеснения! Я происхожу из славнейшего рода, чудесным было мое рождение²⁴, я — невестка великого духом Панду, любимая жена его сыновей; и меня-то, примерную супругу, на глазах у пятерых (моих мужей), каждый из которых подобен Индре, волокли, схватив за волосы, о Губитель Мадху!»

С этими словами медоречивая Кришна, заслоняя свой лик лотосовым бутоном нежной руки, зарыдала. Горькими слезами орошала Панчали свою прекрасную, высокую, округлую, отмеченную благоприятными знаками грудь. Отирая с глаз слезы, то и дело вздыхая, голосом, прерывающимся от рыданий, вскричала она в гневе: «Ни супругов, ни сыновей больше нет у меня! Ни братьев, ни отца, ни родичей — и даже ты покинул меня, о Губитель Мадху! Ведь вы бестрепетно наблюдали за тем, как ничтожные людишки наносят мне оскорбление! Не унимается моя душевная мука, (рожденная) теми насмешками Карны!»

Тогда посреди Собрания мужей-героев молвил ей Кришна: «Заплачут жены тех, кто прогневил тебя, красавица! Усыпанные стрелами Бибхатсу, залитые потоками крови, сраженные, будут враги, расставшись с жизнью, простерты на ложе земли! Не печалься! Все, что в силах моих, сделаю я для Пан-давов. Истинно то, что тебе обещаю: будешь царицей, супругой царей. Скорей рухнет небо, расколется Химаван, земля распадется в прах, океан иссохнет, о Кришна, нежели это слово мое не сбудется!»  

Дхриштадьюмна сказал:

Я убью Дрону, Шикхандин — Прадеда, Бхимасена — Дурьодхану; Карна примет смерть от Завоевателя богатств. Ведь «ели придут на помощь к нам Кришна и Баларама, тогда, о (красавица) с ясной улыбкой, не одолеть нас в бою самому Губителю Вритры — что там говорить о сыновьях Дхритараштры!

Вайшампаяна сказал:

При этих словах герои обратили лица свои к сыну Васудевы; и, стоя между ними, мощнодланный Кешава начал свою речь.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» тринадцатая глава.

ГЛАВА 14

Васудева сказал:

Останься я тогда в Двараке, о царь, владыка земли,— никогда не случилось бы с тобою этой беды. Пускай бы даже кауравы — сын Амбики и царь Дурьодхана — меня не звали; я все равно пришел бы на игру, о необоримый! Заручившись поддержкой Бхишмы, Дроны, Крипы и Бахлики, я предотвратил бы игру, указав на многие (присущие ей) скверны. Чтобы помочь тебе, владыка, «удержи сыновей от игры, о Индра царей, каурава!» — (оказал бы я) царственному сыну Вичитравирьи. Я поведал бы там о сквернах, ныне вызвавших твое падение, из-за которых также встарь лишился царства сын Вирасены²⁵. Я живо описал бы ему, о царь, владыка народа, как губит (игрок достояние свое), коим не успел насладиться, и как ненасытно увлечение азарта. Ведь говорят, что женщины, кости, охота и пьянство, о царь, — суть четыре наихудших, страстью рожденных порока, похищающих (царскую) удачу. Должно порицать их повсюду — считают люди, сведущие в шастрах, особенно же, как свидетельствуют постигшие это, подлежит осуждению игра в кости.

Представ перед сыном Амбики, я рассказал бы ему, о мощнодланный кауравья, о том, как в один-единственный день губит (игрок) все свое достояние, нисходит в пучину бедствий, теряет богатство, которым еще не успел насладиться; о том, как неслыханно грубы речи (игроков), и, помимо того, о прочих пагубных последствиях игры. Если бы тогда прислушался он к моим словам, о потомок Куру, невредимой осталась бы дхарма, процветал бы и род кауравов. Но если бы он не внял добром моему благому совету, о Индра царей, то я силой принудил бы его к этому, о достойнейший бхарата! Я разоблачил бы тогда ненавистников его, прикидывающихся друзьями, и посеял бы тем раздор среди игроков, присутствовавших в Собрании! Лишь потому, что не было меня тогда в стране анартов, постигла тебя из-за этой игры такая беда, о кауравья!  

Только по возвращении в Двараку, о сын Панду, достойнейший в роде Куру, узнал я доподлинно все о несчастье твоем от Ююдханы. При этом известии, о Индра царей, я был крайне удручен и поспешил сюда, дабы увидеться с тобою, владыка народа! Ныне, бык-бхарата, все мы пребываем в тревоге, видя, как ты претерпеваешь лишения вместе с единоутробными братьями!

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» четырнадцатая глава.

ГЛАВА 15

Юдхиштхира сказал:

Почему же отсутствовал ты, о Кришна, потомок Врингаи?

Где ты скитался, что делал в чужих краях?

Кришна сказал:

Я выступил в поход, о лучший из людей, чтобы разрушить Саубху, город Шальвы; узнай, о бык-бхарата, какова была у меня на то причина.

Многославный, мощнодланный, пламенно-отважный царь Шишупала, храбрый сын Дамагхоши, не мог примириться с почестями, оказанными мне тобой, о краса бхаратов, при жертвоприношении твоем раджасуя, и, будучи зол по природе, поддался власти гнева. Я убил его²⁶.

Прослышав о его смерти, пришел Шальва в лютую ярость и двинулся на Двараку, в то время пустовавшую, так как я находился здесь, о бхарата! Взошел этот бич рода человеческого на Саубху, направляемую волей²⁷, и, прилетев туда, вступил в сражение с сильнейшими из вришнийских юношей. Злодей умертвил многих юных вришнийских героев и предал опустошению все увеселительные рощи в окрестностях города, о мощнодланный, восклицая при этом: «Куда он подевался, презреннейший в роду Вришни, слабый разумом Васудева, сын Васудевы?! Я сокрушу в сражении гордыню этого любителя схваток! Анарты, скажите по правде мне, где он, и я отправлюсь за ним! Вернусь, когда уничтожу убийцу Кансы и Кешина, а без того не будет мне пути назад, клянусь на своем оружии²⁸!».

 Поминутно выкликая: «Где он? Где он?», горевший желанием сразиться со мною царь Саубхи взад и вперед носился по полю битвы. «Сейчас я отошлю презренного злодея, вероломного предателя в обитель Ямы, не спущу ему убийства Шишупалы! Замертво повергну я наземь нечестивца, сразившего моего царственного брата Шишупалу! Нет, не на поле брани, но захватив врасплох, сразил он юного царя, отважного брата моего; за это я убью Джанардану!» Много еще он сокрушался (о брате) и поносил меня, затем же, о потомок Куру, на своей мыслью управляемой Саубхе поднялся в небо.

По возвращении, о кауравья, узнал я о том, как обошелся со мной злой и глупый царь Мартикаваты: глаза мои расширились от гнева! Я все обдумал, о царь-кауравья, и, приняв во внимание утеснение, причиненное анартам, нанесенную лично мне обиду, а также непомерную гордыню того злодея, утвердился в решении убить его. Тогда, о владыка земли, выступил я в поход, дабы сокрушить Саубху. Я жаждал встречи и наконец нашел его среди морской пучины²⁹. Тогда, о царь, дунул я в свою раковину Панчаджанью, вызывая Шальву на бой и изготовился к сражению. Битва моя с данавами длилась один лишь миг; всех их я одолел и поверг (замертво) наземь. Вот причина, по какой не мог я тогда явиться к тебе, мощнодланный, ибо не знал я ничего о (готовящейся) в Хастинапуре игре, о том, что подняло голову беззаконие.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» пятнадцатая глава.

ГЛАВА 16

Юдхиштхира сказал:

О мощнодланный, мудрый сын Васудевы, поведай мне более пространно о сокрушении Саубхи, ибо не насыщен я твоим повествованием!

Васудева сказал:

Прослышав о том, что царственный сын Шрутапгравы принял смерть от моей руки, приступил Шальва к городу Два-равати, о мощнодланный, достойнейший из бхаратов! Со всех сторон осадил ее тот великий злодей, о сын Панду; расположил также Шальва, владыка земли, боевым порядком свой летающий град и на нем (с воздуха) всеми силами обрушился на мою столицу! Закипело сражение.

В городе же, во всех концах его, запасены были метательные диски, железные прутья, приспособления для земляных работ, на воротах .водружены знамена, приведены в готовность крепостные башни, наблюдательные вышки, сторожки, а также укрепления главных и задних ворот; заготовлены были камни и факелы для метания в осаждающих, кувшины-«верблюды», о достойнейший бхарата, орудия качаграхани, боевые «стебли куша», о царь, «плугообразные» орудия для (метания) шатагхни, каменные ядра, бхушунди, боевые топоры и всякое другое оружие, а также обитые железом (щиты) и катапульты для метания горючих веществ и ядер³⁰. Следуя предписаниям шастр, о бык-бхарата, Гада, Самба, Уддхава и другие (военачальники) обеспечили (город) всевозможными припасами, а также, о тигр-каурава, мужами-защитниками, способными отразить любое нападение, происходящими из известных родов, в битвах явившими доказательства своей доблести. Центральная и вспомогательные гульмы вместе (с отдельными отрядами) пехотинцев и всадников занимали оборону (на стенах) и бдительно несли сторожевую службу (по всему городу).

Дабы предотвратить безрассудные поступки, Уграсена, Уддхава и другие (военачальники) объявили в городе запрет на употребление крепких напитков³¹. «Пьяных ведь перебьет нас царь Шальва», — решили вришнийцы с андхаками и стали блюсти трезвость. Всех анартских плясунов, певцов и актеров стражи хранящихся (в городе) богатств выдворили за пределы Двараки³².

Мосты повсюду были разрушены, о кауравья, судоходство прекращено, во рвах укреплены заостренные колья, вся земля в пределах одной кроши (от города изрыта), чтобы сделать ее труднопроходимой, о достойнейший в роде Куру, выкопаны (замаскированные) ямы с водой и ловушки-«сковороды³³».

От природы (Дварака) ограждена и неприступна, всегда надежно охраняема, обеспечена вооружением — теперь же вдвойне такою стала, о царь! Отменно защищенный, неусыпно охраняемый, снабженный всевозможным оружием, стал город подобен обиталищу Индры, о краса бхаратов! Ввиду приближения владетеля Саубхи никто не мог теперь, о царь, не подав условного знака, ни войти в столицу вришни и андхаков, ни выйти из нее. На всех улицах ее и перекрестках, о каурава, Индра царей, стояли войска со множеством коней и боевых слонов. Воинам выданы были жалованье, съестные припасы, одежды, вооружение и каждому указано, что надлежит делать, о мощнодланный! Не было в войске никого, кому задержали бы жалованье, кому выплатили бы его не благородным металлом, кто не был бы одарен милостью, чья доблесть осталась бы не отмечена.

Вот так, о лотосоокий царь, не скупясь на дары, царь Ахука привел Двараку в боевую готовность и обеспечил ей надежную защиту.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» шестнадцатая глава.

ГЛАВА 17

Васудева сказал:

Царь Саубхи Шальва, о Индра царей, придя под стены (Двараки) со множеством воинской силы и боевых слонов, стал там лагерем. Армия, состоявшая под началом царя Шальвы и включавшая в себя войска всех четырех родов³⁴, расположилась на равнине, изобилующей источниками питьевой воды; она покрыла все, обойдя стороной только места сожжения трупов, святилища богов, муравейники и чайтьи. Отдельные части ее (отгородились друг от друга), проложив через лагерь Шальвы шесть дорог, (которые, пересекаясь), образовывали внутри лагеря девять перекрестков, о царь!

Войско было снабжено всевозможным оружием, искусно во владении им; в нем было множество коней, слонов и колесниц, толпы пехотинцев, лес знамен; воины, привыкшие к сытости и довольству, отмеченные знаками доблести, (щеголяли) прекрасными стягами и доспехами, колесницами и боевыми луками. Приведя (такое войско к стенам) Двараки, о муж-бык, кауравья, обрушился (Шальва) на город стремительно, словно Индра пернатых.

Завидев надвигающееся войско царя Шальвы, юноши рода Вришни вышли навстречу и вступили с ним в бой: не могли Чарудешна, Самба и великий колесничный воин Прадьюмна (наблюдать сложа руки), о каурава, как идет на них царь Шальва. Пестрея знаменами и украшениями, в сплоченном колесничном строю сблизились Они с могучими воинами шальвийского царя. В упоении схватки Самба, взяв свой лук, сошелся на поле брани с военачальником и советником Шальвы по имени Кшемавриддхи. Великий сын Джамбавати, о краса бхаратов, обрушил на него потоки стрел, как будто пролил дождь Тысячеокий. Но полководец Кшемавриддхи, о великий царь, стоял под шумным ливнем его стрел неколебимо, словно Химаван.

Затем, о Индра царей, Кшемавриддхи и сам пустил в Самбу огромнейшую тучу стрел, прибегнув к колдовским чарам. А Самба с помощью (защитных) чар развеял ту волшебством сотворенную тучу и снова тысячами стрел осыпал колесницу врага. Пораженный Самбой, страдая от ран, нанесенных его стрелами, полководец Кшемавриддхи на своих резвых конях умчался прочь.

Когда этот свирепый военачальник Шальвы был обращен в бегство, на сына моего напал могучий дайтья именем Вега-ван. Отважный Самба, продолжатель рода Вришни, стойко выдержал, о царь Индра царей, стремительный натиск Вегавана. Истинно доблестный, мужественный Самба, размахнувшись, с силой метнул в Вегавана тяжелую палицу, о Каунтея! Сраженный ею, о царь, рухнул иа землю Вегаван; так дерево-великан, когда подгниют его корни, (падает), сломленное, сокрушенное ветром. Как только, сраженный палицей, пал отважный великий асура, сын мой врезался в несметную рать (врагов) и вступил с нею в сражение.

Против же Чарудешны, о великий царь, выступил грозный колесничный боец, прославленный стрелок из лука, данава по имени Вивиндхья. И пошла тут у Чарудешны с Вивиндхьей, о царь, многошумная битва, подобная той, что встарь была у Васавы с Вритрою. Горя взаимной ненавистью и издавая рычание, подобно двум могучим львам, друг друга разили они стрелами, о царь!

Но вот сын Рукмини наложил на (тетиву) своего великого лука (чудесную) стрелу, сиявшую, подобно солнцу и огню, погибельную для недругов. Великий колесничный боец, сын мой заговорил ее мантрами, затем, пылая гневом, окликнул Вивиндхью и выстрелил в него, о царь! Тот упал замертво. Видя, что пал Вивиндхья, а войско пришло в смятение, вновь явился туда Шальва на мыслью управляемой Саубхе. Лицезрение Шальвы, на своей Саубхе приближавшегося к земле, привело в трепет войско защитников Двараки, о мощнодланный!  

Тогда, о великий царь Каунтея, Прадьюмна вышел вперед, восстановил в анартском войске порядок и возгласил: «Стойте же здесь и смотрите, как я, сражаясь, силой своей обращу вспять Саубху и ее царя! Сейчас, о ядавы, железными, змееподобными, пущенными моей рукой из лука (стрелами) перебью я войско владетеля Саубхи! Ободритесь, прочь страх, царь Саубхи сейчас простится с жизнью! Ударю на нечестивца, и да сгинут разом и он, и Саубха!» После того как Прадьюмна, исполненный боевого пыла, обратился к войску с этой речью, оно — о храбрый сын Панду!— обрело стойкость и с воодушевлением продолжило битву.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» семнадцатая глава.

ГЛАВА 18

Васудева сказал:

Воззвавши к ядавам, сын Рукмини, о бык-бхарата, взошел на золотую колесницу, запряженную одетыми в доспехи конями. Он водрузил на ней изукрашенный стяг с изображением оскалившего пасть макары³⁵, и (быстрые), словно бы по воздуху летящие кони понесли его на врага. Могучий герой подбрасывал (в воздух) свой превосходнейший лук и звенел (тетивой) ; были при нем меч и колчан, а на руках — (защитный) ремень и наперстки³⁶.

Лук свой он перебрасывал из ладони в ладонь, и тот мелькал быстрее молнии, отчего мутилось в глазах у пребывавших на Саубхе дайтьев. То и дело бросал он лук в воздух и снова ловил его; однако и малейшего просвета невозможно было углядеть между (стрелами), коими на поле битвы разил он врагов!

Не изменился цвет его лица, дрожь не объяла тела; слышал (весь) мир, как издавал он чудесный, громогласный львиный клич. Великолепный стяг с изображением оскалившего пасть водного чудовища, пожирателя рыб, реял на золотом древке над дивной его колесницей и ослепительно сверкал в лицо шальвийскому воинству, сея в нем ужас.  

Вырвавшись стремительно вперед, губитель недругов Прадьюмна обрушился, о царь, на Шальву, жаждавшего схватки. Взъярился Шальва, не в силах он был стерпеть приближения к нему на поле брани отважного Прадьюмны, о продолжатель рода Куру! Опьяненный гневом и гордыней Шальва, покоритель чужих городов, сошел со своей, мыслью направляемой (Саубхи) и сразился с Прадьюмной.

И грянула между Шальвой и первым из вришнийских героев многошумная битва, подобная той, что была между Бали и Васавой; за ней следили все (обитатели) миров! Вся изукрашенная золотом колесница (Шальвы), о герой, со знаменами, флагами, днищем: и (запасными) колчанами сотворена была волшебством. Взойдя на эту лучшую из колесниц — о владыка-кауравья, — могучий, славный (царь) осыпал стрелами Прадьюмну.

Тотчас же ж Прадьюмна в ходе битвы обрушил на Шальву целый ливень стрел и проворством рук привел его, казалось, в полное заме шательство. Натиска (стрел) его в битве не мог потерпеть царь Саубхи; стрелами, схожими с пылающим огнем, осыпал он сына моего! Поразили стрелы Шальвы сына Рукмини, и тогда поспешно метнул он «в сердце разящую» стрелу³⁷, о Индра царей! Пущенная сыном моим оперенная стрела, пробна доспех, вонзилась Шальве в сердце; померкло сознание его, и пал он (на землю).

Когда же простерся в бесчувствии храбрый шальвийский царь, индры данавов обратились в бегство, раздирая (ногами) землю. Как только, лишившись сознания,, пал наземь властитель Саубхи, воинство Шальвы вскричало: «Горе нам, горе!» — о царь, владыка земли! Но вот очнулся могучий (Шальва), восстал (с земли) и тотчас же, о кауравья„ послал стрелу в Прадьюмну. Прадьюмна, поглощенный боем„ тяжко ранен был ею в основание шеи; в изнеможении пал мощнодланный герой на (днище) своей колесницы. Шальва, сразивши сына Рукмини, издал львиный клич, о великий царь, заполнивший громом всю землю. Едва лишь повергся в бесчувствие сын мой, о бхарата, как (Шальва) немедля послал в него новые, неотразимые стрелы. Ошеломленный напором бесчисленных стрел, Прадьюмна (лежал) недвижим среди бранного поля, о цвет рода Куру!

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» восемнадцатая глава.

ГЛАВА 19

Васудева сказал:

Когда сильнейший из сильных Прадьюмна сражен был стрелами Шальвы, пришедшие к битве вришнийцы поддались смятению, угасла (былая) решимость. При падении Прадьюмны все войско вришнийцев и андхаков разом вскричало: «Горе нам, горе!», врагов же, о царь, обуяло веселье. Видя (Прадьюмну) лишившимся чувств, искусный его колесничий, сын Даруки, на резвых конях, поспешая, вынес его из битвы.

Не успели они отъехать подальше, как уже повелитель славнейшей из колесниц пришел в чувство, взялся за лук и так обратился к возничему: «Что ты умыслил, сын суты? Почему бежишь без оглядки? К тому ли в минуту сражения побуждает вришнийоких героев дхарма? Уж не смутился ли ты видом Шальвы на поле брани? Не само ли зрелище битвы (породило в тебе) отчаяние? Объяснись предо мною начистоту, о сын возницы!»

Колесничий сказал:

О сын Джанарданы, не поддавался я ни страху, ни смятенью! Думаю только, что очень уж трудно (одолеть) тебе Шальву, о дитя Кешавы! Вот я не торопясь и отъезжаю прочь. Ведь сколь силен этот злодей! К тому же, если герой, сражающийся с колесницы, во время схватки лишается чувств, то долг колесничего, о храбрец, — обеспечить ему безопасность. Мне ведь, о долговечный³⁸, надлежит неусыпно охранять тебя, а тебе — меня. Я отъезжаю прочь, ибо рассудил, что долг (возницы) — всегда защищать колесничного воина. О мощнодланный, ведь ты один, а данавов — множество; я отъезжаю прочь, о сын Рукмини, потому, что считаю этот бой неравным.  

Васудева сказал:

Едва произнес это сута, как Тот, на чьем знамени макара, сказал ему, о кауравья: «Поверни колесницу назад! И никогда больше впредь не поступай так, сын Даруки! Никогда, сын возницы, если я еще жив, не покидай поля битвы! Кто добивает упавшего, кричащего: «Я в твоей власти!», простертого (на земле), потерявшего колесницу, сломавшего оружие, кто убивает женщину, старца, ребенка и кто бежит из сражения — тот не рожден в роду Вришни! Ты же рожден в роду сут, обучен службе возницы; тебе-то известны (установления) дхармы для вришнийцев во время сражения, сын Даруки!

(Мыслимо ли), Сын суты, зная все предания о подвигах вришнийцев во главе сражающихся ратей³⁹, все же бежать (из битвы)! Никогда так больше не делай! Что обо мне сказал бы необоримый Мадхава, Старший брат Гады, (услышь он, что) я, устрашившись, бежал с поля битвы и был поражен в спину? Или что сказал бы мне при встрече разгоряченный вином⁴⁰, облаченный в голубое старший брат Кешавы, мощнодланный Баладева?  

Что сказали бы муж-лев, великий стрелок из лука, внук Шини и победоносный в битвах Самба, о Сын суты, (знай они, что) я бежал из сражения? Что бы сказали мне, о колесничий, неодолимый Чарудешна, Гада и Сарана, мощнодланный Акрура? А что скажут, встретив меня, жены вришнийских героев, неизменно знавшие меня как благочестивого, храброго, уверенного в отваге своей (воина)? «Вот Прадьюмна, испугавшись, бежит прочь, покинув поле великой битвы. Позор ему!» — скажут они; «Славно (поступил)!» — не скажут.  

Для меня же и мне подобных позорящие речи, насмешки хуже самой смерти, о Сын возницы; потому никогда больше не обращайся ты вспять (с поля битвы!) Отправляясь на жертвоприношение неизмеримо-мощного Партхи, льва среди бхаратов, не на меня ли возложил бремя (ответственности) Хари, Сокрушитель Мадху?

Когда Критаварман, отважный воин, готов был ринуться вперед, не я ли, о Сын возницы, остановил его словами: «Стой здесь, я сам отражу Шальву!»; и из уважения ко мне сдержал себя сын Хридики! Что я, бежавший из битвы, скажу при встрече этому славному колесничному воину? Что я окажу мощнодланному, необоримому, лотосоокому мужу, владетелю раковины, диска и палицы, когда он прибудет сюда? Что же скажу я Сатьяки, Баладеве и прочим андхакам и вришний-цам, всегда состязавшимся со мною (в доблести)?

Если я покину поле этой битвы, пораженный стрелами в спину, если даже против воли моей увезешь ты меня прочь, — не жить мне больше, о Сын возницы! Поверни же скорее назад колесницу, сын Даруки! Никогда, даже в крайней беде не следует так поступать! Если в страхе умчусь я из битвы, пораженный стрелами в спину, жизнь отныне не будет иметь для меня ни малейшей цены, о Сын суты! Помнишь ли ты такое, о Сын возницы, чтоб я когда-либо, гонимый страхом, бежал прочь, покинув поле битвы, словно последний трус? Не должен ты покидать поле битвы в то время, как я столь жажду сражения! Итак, сын Даруки, вези (меня) в бой!»

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» девятнадцатая глава.

ГЛАВА 20

Васудева сказал:

На эти слова, о Каунтея, Сын возницы средь боя тотчас же ответил Прадьюмне благозвучной и учтивой речью: «О сын Рукмини, я не ведаю страха, правя в битве конями. Я также среди вришнийцев (лучший) знаток битв — могло ли то быть иначе? Но мы, несущие службу возничих, чтим за лравило, о долговечный: оберегать колесничного воина должно любыми средствами! Ты к тому же был так жестоко изранен! Тяжко ранила тебя стрела, пущенная Шальвой, твой дух был подавлен, герой, потому и отъехал я прочь! Теперь же, сын Кешавы, славнейший из сатватов, к тебе вернулось сознание; так любуйся сколько угодно искусством моим в управлении конями! Дарукой я рожден и подобающе им обучен; без страха проеду я сквозь несметные полчища Шальвы!»

С этими словами, о герой, он натянул поводья и помчался, направляя коней в (сторону) битвы. Превосходные кони его, о царь, погоняемые кнутом, побуждаемые поводьями, казалось, летели по воздуху, (выписывая) по всему полю всевозможные, самые разнообразные двойные и простые лево- и правосторонние фигуры.

Подчиняясь молниеносным движениям рук сына Даруки, они едва касались земли, словно жгла она им копыта. Не затратив как бы ни малейших усилий, совершил он вокруг войска Шальвы объезд апасавья; и было то подобно чуду, о бык-бхарата! Не мог потерпеть царь Саубхи этого объезда Прадьюмны; тотчас же три стрелы пустил он в его колесничего. Однако, о мощнодланный, сын Даруки продолжил свой путь, не обратив на стрелы внимания, мысли его заняты были конями.

Тогда царь Саубхи вновь осыпал всякого вида стрелами рожденного от Рукмини моего отважного сына. Сын Рукмини на лету расщепил их своими острыми стрелами; рассмеялся губитель вражеских героев, явив это (доказательство) проворства своих рук!

Увидел царь Саубхи, что стрелы его отражены Прадьюмной; тогда стал он пускать стрелы (по-особому), применяя злые колдовские чары асуров. Догадавшись, что пущено в ход оружие дайтьев, могучий (Прадьюмна) высоко в воздухе отразил его оружием Брахмы, а затем метнул и другие оперенные стрелы.

Мигом рассеяв все оружие (Шальвы), в голову, грудь и лицо впились ему кровожадные (стрелы), померкло сознание (его), и пал он на землю. Когда, израненный стрелами, рухнул наземь презренный Шальва, сын Рукмини наложил на тетиву еще одну стрелу, разящую насмерть любого врага.

Но как только на виду (у всех) эта стрела, к которой уст ремились молитвенные упования бесчисленных дашархов, как пламя светозарная, была возложена на тетиву, послышались из поднебесья крики смятения.

Вслед за тем от всего сонма богов, вместе с Индрой и Владыкою сокровищ, снаряжены были посланцами Нарада и могучий Ветер. Явились эти двое к сыну Рукмини и передали?

ему слова небожителей: «Герой, не суждено шальвийскому царю пасть от твоей руки!  

Возьми стрелу назад: хотя, поистине, нет человека, которого она не могла бы сразить на поле брани, но не дозволено тебе убить в (этой) схватке Шальву! Примет он смерть в сражении от Кришны, сына Деваки, — таково предначертание Установителя, мощнодланный, и да не будет то ложно!»

Тут Прадьюмна, исполненный ликования, снявши с отменного лука ту чудную стрелу, вложил ее в колчан. А злодей из злодеев Шальва поднялся (с земли), о Индра царей, и спешно бежал со всем своим войском, израненный стрелами Прадьюмны. Пострадав от (рук) вришнийцев, о Индра царей, злобный (демон) оставил Двараку и на своей Саубхе вознесся в небо.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» двадцатая глава.

ГЛАВА 21

Васудева сказал:

Когда завершилось, владыка людей, великое жертвоприношение твое раджасуя, прибыл я в избавленную (от врага) столицу анартов. Но Дварака явилась моему взору лишенная былой своей красоты, великий царь! Никто не читал вслух Веды, не возглашал: «Вашат!», прекрасные женщины (Двараки) ходили без украшений, пригородные сады ее стали неузнаваемы.

При виде всего этого почуяв недоброе, спросил я у сына Хридики: «Отчего столь удручены мужи и жены вришлийской столицы? Муж-тигр, мы желаем слышать об этом!» В ответ на это сын Хридики, о достойнейший из царей, подробнейше рассказал мне об осаде (города) Шальвой и об избавлении от нее. Выслушав рассказ его от начала до конца, о лучший в роде Куру, я утвердился в мысли убить шальвийского царя. Тогда, о краса бхаратов, успокоил я горожан, царю же Ахуке, (старцу) Анакадундубхи и всем вришнийским героям, одобряя их, сказал: «Не ослабляйте ни на миг попечения о городе, о быки-ядавы! Обо мне знайте, что я иду в поход, дабы убить шальвийского царя. Пока не сражу его, не будет мне пути назад, ко граду Дваравати! Увижусь с вами снова только тогда, когда сокрушу город Саубху, а с ним и Шальву.  

Ударьте же в (грохочущий) на три тона барабан дундубхи, (чей звук) внушает трепет врагам!»

Мною подобающе ободренные, отважные мужи, о бык-бха- 10—38 рата, весело и дружио отвечали мне: «Ступай и истреби (наших) недругов!» Напутствуемый благословениями ликующих героев, лучшим из дваждырожденных велел я возглашать (мантры), а сам склонился до земли перед Ахукой. Дунув в прекраснейшую из раковин — Панчаджанью, о царь, громом своей колесницы, влекомой (конями) Сугривой и Сайньей, я огласил страны света. Я вышел во главе огромной армии, (отлично) снаряженной, (ступавшей) с победным видом, (состоявшей) из войск четырех родов, о муж-гигр! Пройдя через много земель, лесистых гор, рек и озер, прибыл я в Мартикавату. Там я услышал, что Шальва на своей Саубхе ушел из окрестностей города; о муж-тигр, я преследовал его по пятам и достиг наконец океана. Шальва на своей Саубхе был там, в пучине моря, во чреве (кипевшего) огромными валами океана⁴¹, о губитель недругов!

Завидев меня издали, нечестивец, словно в насмешку, многократно прокричал мне вызов на битву, о Юдхиштхира! Разящие насмерть стрелы, во множестве пущенные мною из лука Шарнги, не достигли его града, и это привело меня в ярость. Этот же прирожденный злодей, недостижимый мне (Шальва), гнуснейший из дайтьев, пролил на меня тысячами потоки своих стрел, о царь! Он засыпал стрелами колесничего моего, коней и все войско; мы, однако, продолжали сражаться, словно не замечая их, о бхарата!

Тут и отважные воины из окружения Шальвы также пустили в меня сотни тысяч безупречно прямых стрел. Метко разящие стрелы асуров покрыли мою колесницу, коней и самого Даруку. Ни коней, ни колесницы, ни возничего моего Даруки нельзя было разглядеть, ибо стрелы окутали, словно завесой, меня и моих воинов, о герой! Тогда и сам я волшебным способом выпустил из своего лука многие десятки тысяч заговоренных мантрами стрел, о кауравья!  

Воины мои не могли метить в цель, о бхарата, ибо Саубха висела под самым небосводом, на высоте целой кроши; однако они, словно зрители в театре, ободряли меня громогласными львиными кличами и рукоплесканием. (Стрелы), слетавшие в этой великой битве с лука моего, окрашиваясь кровью, подобно саранче вгрызались в тела данавов. Поднялись тогда в Саубхе стенания (демонов), сраженных моими острыми стрелами и низвергавшихся в великий океан. Одни с руками, отсеченными по самое плечо, другие — уподобившись видом Кабандхе, данавы неслись вниз, издавая вселяющие ужас вопли.

Тогда я наполнил дыханием раковину Панчаджанья, белизной подобную серебру и волокнам лотоса, месяцу, цветам жасмина и коровьему молоку. Видя, как падают наземь (данавы), Шальва, владыка Саубхи, стал тогда биться со мной, применяя грозное оружие колдовских чар. Непрерывным потоком полетели в меня железные палицы, дротики, пики, копья, боевые топоры, паттиша и бхушунди. Но я силою волшебства тотчас же отбивал и уничтожал их; когда чары его были развеяны, стал он сражаться горными пиками.

Попеременно то падала тьма, то вновь светало, то пасмурно становилось, то ясно, то жарко, то холодно, о бхарата! Так сражался со мною враг мой, творя колдовские обманы, но все их я распознал и развеял своими чарами! При каждой возможности со всех сторон разил я его в битве стрелами! И взошли тогда на небе сотня солнц, сотня лун, миллионы звезд, о великий царь, Каунтея! Не различить было, ночь сейчас или день, (по небу) не определить направления; смутился мой разум, и тогда я воспользовался оружием высшего знания; оно развеяло оружие (врага), словно то были пучки травы! Тут грянула шумная, грозная битва, о Индра царей; обретя способность различать окружающее, я снова вступил в схватку с врагом.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» двадцать первая глава.

ГЛАВА 22

Васудева сказал:

Итак, о муж-тигр, Шальва, грозный противник царей, среди битвы, сражаясь со мной, снова взлетел на небо.

И вот горевший желанием победы, слабый разумом Шальва в ярости обрушил на меня шатагхни, огромные палицы, горящие копья, мечи и дубины, о великий царь! Но я тотчас же быстрыми, второпях пущенными (стрелами) еще в полете, у самого небосвода отразил их, расколов надвое либо натрое: то-то грохот стоял в поднебесье!

Но вот сотнями тысяч безупречной прямизны стрел засыпал он коней моих, колесницу и Даруку. Тут, о герой, обращаясь ко мне, как в бреду, проговорил Дарука: «Я изранен стрелами Шальвы и держусь только потому, что так велит мне долг». Вняв жалобным словам колесничего, я поглядел на него и увидел, как он изранен стрелами. На обеих руках его, туловище, голове и груди не было места, о первый средь Пандавов, которого не поразили бы стрелы. От ударов превосходных стрел (Шальвы) он истекал обильной кровью, словно гора красного известняка, которую облака поливают дождем.

Видя, что мой колесничий (хоть и не выпускает) из рук поводьев, но, изранный в битве стрелами Шальвы, пал духом, я принялся ободрять его, о мощнодланный!

Тут некий муж из числа жителей Двараки, о бхарата, поспешно приблизившись к колеснице с дружескими, казалось, намерениями, опечаленный, сдавленным голосом передал мне слова Ахуки, у которого он был в услужении: услышь их, отважный Юдхиштхира! «О герой, Ахука, правитель Двараки, молвит тебе такое слово: внемли, о Кешава, вот что говорит друг твоего отца: в твое отсутствие, необоримый потомок Вршпни, Шальва приступил к Двараке и благодаря (превосходству) в силе сразил сына Шуры. Потому покончи эту битву и возвращайся (домой), Джанардана; защищай лучше Двараку, в этом (теперь) твоя важнейшая обязанность!»

Выслушав эту его речь, я был крайне удручен и никак не мог решить, что надо, а чего не следует делать. Получив столь огорчительную весть, о герой, я обратил мысленно укоризны к Сатьяки, Баладеве и великому колесничному воину Прадьюмне.

Ведь это им, о потомок Куру, поручил я защиту Двараки и моего отца, когда выступил, дабы сокрушить Саубху! «Жив ли еще мощнодланный губитель недругов Баладева, — сокрушался я, — живы ли Сатьяки, сын Рукмини (Прадьюмна), отважный Чарудешна и все они во главе с Самбой!» Ведь будь они живы, о муж-тигр, тогда и сам Владетель ваджры не в силах был бы погубить сына Шуры! Если верно, что сын Шуры убит, то несомненно, решил я, что и все они во главе с Баладевой уже мертвы. Поминутно обращаясь мыслями к их общей гибели, я был, в крайнем смятении, о великий царь, но все же возобновил свою битву с Шальвой.

И тут увидел я, о герой, сына Шуры летящим с Саубхи вниз; от этого, о великий царь, мой (разум) пришел в смятение. Падение отца моего, о владыка людей, было подобно падению Яяти, лишившегося благих заслуг, с неба на землю⁴². Тюрбан его размотался и упал (с головы), волосы и одежды разметались (в беспорядке); казалось, то падает (с неба) звезда, исчерпавши благие заслуги⁴³. Помрачение ума лишило меня сил: превосходнейший лук мой, Шарнга, выпал из моей руки, о Каунтея, и опустился я на днише колесницы. Видя, что я, лишившись сознания, словно мертвец, простерся в своей колеснице, все мое войско вскричало: «Горе нам, горе!»—о бха-рата! Возникло предо мной видение моего отца, который, раскинув руки и ноги, падал вниз, словно птица; при этом воины Шальвы, держа в руках копья и пики, нещадно разили ею на лету, о мощнодланный! Дух мой пришел в смятение.

Но вот через какой-то миг среди великого побоища опять придя в сознание, я не увидел там, герой, ни Саубхи, ни Шальвы-недруга, ни старика отца.

Тогда я рассудил в уме: «Все это были колдовские чары, но теперь я распознал их!» И снова тысячами посыпались (на врага) мои стрелы.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» двадцать вторая глава.

ГЛАВА 23

Васудева сказал:

Взял я свой чудесный лук, о краса бхаратов, и посыпались с Саубхи отсеченные стрелами головы богоненавистников! Нарядно оперенные, похожие на ядовитых змей, высоко летящие, жгуче-острые стрелы пустил я из Шарнги в шальвийского царя. И вдруг силою волшебства сделалась Саубха невидимой, о продолжатель рода Куру! Я был изумлен, но стоял недвижимо, о бхарата! Тут толпы лохматых, уродливых данавов подняли (сильный) крик, о великий царь! Тогда я поспешно, среди великой битвы, применил на погибель им оружие, разящее цель по звуку; крик тотчас же смолк. Всех тех данавов, что кричали, поразили мои летящие на звук, пламенные, словно Адитья, стрелы. Едва затихли их вопли, как в другом месте опять поднялся крик; я туда ударил стрелами, о великий царь! Так во всех десяти направлениях, вокруг меня и надо мной, вопили асуры, но всех их я перебил, о бхарата!

Тут, воротившись из Прагджьотиши⁴⁴, вновь появилась, о герой, волею управляемая Саубха, помрачив взор мой (своим блеском). И погубитель рода человеческого, обезьяноподобный данава внезапно обрушил на меня огромную лавину камней. Со всех сторон разили меня потоки каменных глыб; заваленный камнями, я стоял (в их груде), словно в муравейнике, о Индра царей! Под завалом каменных глыб уже ни меня, ни коней, ни колесничего, ни стяга невозможно было разглядеть, о царь! Тут отважнейшие из вришнийцев, бывшие в моем войске, поддались страху и бросились бежать во все стороны. Когда не стало меня видно (под камнями), тут все, о владыка народа, — и небо, и земля, и поднебесье — огласилось криками смятения.

И все, кто был со мной дружен, о царь, проникшись отчаянием и скорбью, в тоске сердечной принялись вопить и стенать. Врагам моим было ликование, друзьям же — горькая мука; но я, о неколебимый герой, узнал об этом только потом, когда одержал победу. И вот воздел я ваджру⁴⁵, любимейшее мое оружие, дробящее любой камень, и расколол все эти каменные глыбы! Кони мои, еле живые, измученные каменной ношей, стояли, пошатываясь, словно от толчков, о великий царь! При моем появлении все друзья мои вновь предались ликованию, как если бы на глазах у них в небе взошло солнце, пробившись сквозь завесу облаков.

Тут, о царь, сложивши ладони, с поклоном сказал мне возничий: «Благо тебе! Погляди, о Варшнея, вот стоит пред тобою царь Саубхи Шальва; полно тебе пренебрегать им, примени наконец силу! Пора отказать Шальве в милосердии твоем и дружелюбии! Убей Шальву, мощнодланный, не дай ему уйти живым, о Кешава; врага надлежит предавать смерти, не щадя сил, о герой, губитель недругов! Не должен сильный (воин) пренебрегать противником, хотя бы тот был и слаб или увечен, не говоря уже о том, который противостоит ему в сражении.  

Потому, о владыка, муж-тигр, лучший в роде Вришни, собрав все силы, порази его, пока еще не упущена возможность! Не может считаться другом твоим и не заслуживает твоей милости тот, кто пошел войною на тебя, о герой, кто опустошил Двараку!»

Выслушав эти и им подобные речи возничего, «Истинно так!» — подумал я и принял решение сражаться. Чтоб умертвить шальвийского царя и сокрушить Саубху, «Попридержи-ка на миг!» — сказал я Даруке, о герой; сам же неотразимое, несокрушимое, непревзойденно-мощное, любимое мое огненное оружие, великое, дивноблещущее, все поражающее, способное испепелить на поле брани (всех) якшей, ракшасов, данавов и враждебных царей, этот незапятнанной чистоты диск с краями, (острыми), как бритвенные лезвия, несравненный, подобный богу разрушительного времени — Яме, гибельный для недругов, — заклявши мантрами и повелев: «Сокруши мощью своею Саубху и всех пребывающих там врагов моих!», всею мощью руки метнул я в ярости в (город демонов).

Пролетая через поднебесье, Сударшана обликом подобен был окруженному венцом лучей второму солнцу при конце юги. Приблизившись ко граду Саубхе, красота коего (уже) померкла, он рассек его надвое, как пила (проходит сквозь) высокое дерево дару. Рассеченная пополам, сокрушенная мощью Сударшаны, рухнула Саубха, как (некогда) Трипура, поверженная стрелами Махешвары.

Когда пала Саубха, боевой диск вернулся ко мне в руку;, тут я снова с силой метнул его ввысь, приказав: «На Шальву!» (Сударшана) разом рассек надвое Шальву, среди битвы занесшего уже (для удара) тяжелую палицу, и испепелил его своей пламенной мощью. Когда пал этот герой, данавы, чьи сердца обуял страх, мучимые моими стрелами, с криками «Горе! Горе!» побежали в разные стороны. Я же, поставив колесницу свою у самой Саубхи, радостно затрубил в раковину, возвеселив друзей своих. Видя, что их (город), некогда подобный вершине Меру, объят пламенем, его дворцы и надвратные башни разрушены, жены (данавов) пустились в бегство. И вот, сразивши в битве Шальву и низвергнувши Саубху, я вновь, на радость всем любящим меня, возратился в страну анартов. Вот почему, о царь, не смог прибыть я в Город слона. А уж будь я там, о губитель неприятельских героев, так не ушел бы живым Суйодхана!

Вайшампаяна сказал:

Так сказавши потомку Куру, мудрый, величайший из мужей, мощнодланный Губитель Мадху распрощался с Пандавами и двинулся в путь. Могучий (Кришна) почтительно поклонился Царю справедливости Юдхиштхире, царь же и мощнодланный Бхима вдохнули запах его головы. Усадив в золотую колесницу Субхадру и Абхиманью, Кришна взошел на нее и сам, (в то время как) Пандавы воздавали ему почести. Ободрив Юдхиштхиру, на колеснице, влекомой Сугривой и Сайньей, сверкавшей, словно сам Адитья, направился Кришна в Двараку.

По отъезде Дашархи Дхриштадьюмна, сын Паршаты, сопровождаемый сыном Драупади, также поехал в свою столицу. Повидавшись с Пандавами, Дхриштакету, царь Чеди, взяв с собою сестру⁴⁶, поехал в свой прекрасный град Шуктимати. Затем, о бхарата, Кекаи, испросив дозволение у безмерно-мощного Каунтеи, распрощались со всеми Пандавами и тоже уехали.

Однако брахманы, вайшьи и прочие подданные Пандавов не покинули их, как настоятельно те их от себя ни отсылали. Потому толпа, сопровождавшая великих духом (Пандавов) в Камьяке, была чудо как огромна, о Индра царей, бык-бхарата! И вот многомудрый Юдхиштхира, испросив одобрение у тех брахманов, когда пришло время, отдал своим людям приказ «Запрягать колесницы!»

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» двадцать третья глава.

ГЛАВА 24

Вайшампаяна сказал:

По отъезде владыки дашархов Юдхиштхира, Бхимасена, Арджуна и близнецы с Кришною и своим родовым жрецом взошли на дорогие, превосходнейшими конями запряженные колесницы и дружно двинулись к (другому) лесу. Герои, каждый из которых обликом был подобен Повелителю бхутов, одарили (брахманов), знающих правильное произношение священных слогов и мантр, коровами, одеждами и (многими) нишками золота. Двадцать слуг следовали за ними, неся луки, доспехи, медные стрелы⁴⁷, мечи, (запасные) тетивы и прочее снаряжение. А еще, везя царскую дочь (Субхадру), нянек, служанок, одежды и украшения, поспешал следом за ними на своей колеснице Индрасена.

Тут приблизились к лучшему среди куру благородные горожане и обошли его по кругу прадакшины. Все брахманы и славнейшие из жителей Куруджангалы с ликованием воздали ему почести. Довольный Царь справедливости и его братья также почтительно их приветствовали. Завидев огромное скопление жителей Куруджангалы, великий духом царь сделал в том месте остановку.  

Великий духом бык среди куру испытывал к ним такое чувство, словно бы отец к своим детям, да и они к тому превосходнейшему из бхаратов относились, как сыновья к родному отцу. Огромные толпы их, приблизившись к храбрейшему в роде Куру, стали вкруг него и, мучимые стыдом, заливаясь слезами, восклицали: «О горе! (Что стало) с защитником нашим! (Что стало) с дхармой! Достойнейший среди куру, властелин своих подданных, как отец, покидая всех нас, своих сыновей — горожан и поселян, куда же Царь справедливости держит свой путь? Позор сыну Дхритараштры, преисполненному ненависти к людям, вместе с сыном Субалы и злокозненным Карной! Тебе, о Индра людей, доброму, неизменно преданному дхарме, вечно ищут вреда эти лютые злодеи! Великий духом вершитель плодотворных деяний, покидая свой, не имеющий равных себе, подобный разве что граду небожителей, великий город Шатакратупрастху, куда же Царь справедливости держит свой путь? Тебе, великий духом, сам Мая построил Дом собрания, не имеющий равных, подобный Собранию богов, а также хранимой богами божественной майе; покидая его, куда же Царь справедливости держит свой путь?»

Превосходно-мощный Бибхатсу, знаток дхармы, артхи и камы, громогласно ответил собравшимся жителям Куруджангалы: «Поселившись даже и в этом жилище, среди лесов, царь все равно лишит своих недругов всей их славы. Вместе и порознь, во главе с дваждырожденными, ступайте вы к подвижникам, сведущим в дхарме и артхе, и умилостивьте их речами; то будет лучшим залогом достижения нашей (общей) цели!»

Выслушав эту речь Арджуны, брахманы, а также люди всех прочих сословий, о царь, радостно приветствовали достойнейшего из блюстителей дхармы и совершили вокруг него прадакшину. Распрощавшись с Партхой (Юдхиштхирой), Врикодарой, Завоевателем богатств, Яджнясени и близнецами, (почувствовали они, однако, что) радость их угасла, и, отпущенные Юдхиштхирой, разбрелись по своим домам во (все уголки) царства.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» двадцать четвертая глава.

ГЛАВА 25

Вайшампаяна сказал:

После их ухода верный данному слову, благочестивый Юдхиштхира Каунтея сказал своим братьям: «Двенадцать лет должны мы провести в безлюдной чаще. Найдите же в этом великом лесу место, богатое зверем и дичью, цветами и плодами, приятное, благодатное, достойное людей благочестия, где мы могли бы покойно прожить все эти годы».

Тогда Завоеватель богатств воздал мудрому Царю справедливости, наставнику всех людей, почести, подобающие духовному учителю, и отвечал ему:

Арджуна сказал:

Почтенный, ты подвизался в послушании у великих старцев, святых мудрецов; в мире людей нет ничего, что было бы тебе неведомо. Бык-бхарата, ты постоянно пребываешь в ученическом служении у брахманов, таких, как Двайпаяна и великий подвижник Нарада, укротивших волею чувства, непрестанно странствующих через врата всех миров, от мира богов до мира Брахмы, мира гандхарвов и апсар. Тебе, я уверен, известны все пути этих брахманов, ты знаешь чудесное могущество каждого из них, о царь!  

Открыто тебе, несомненно, и то, в чем залог нашего благополучия; а потому, где ты пожелаешь, великий царь, там мы и поселимся. Есть озеро, называемое Двайтавана; оно красиво, полно всяческой пищи, богато цветами, плодами и пригодно для жизни людей благочестия. Мне думается, хорошо бы нам там и провести эти двенадцать лет, если будет на то, о царь, твое одобрение; быть может, однако, почтенный решит иначе?

Юдхиштхира сказал:

Ты высказал то, о чем и сам я думал, о Партха! Идемте же к славному, святому, великому озеру Двайтавана!

Вайшампаяна сказал:

И вот благочестивые Пандавы в сопровождении многочисленных брахманов направились к священному озеру Двайтавана. Хранители огня и те, что не имеют (своего огня⁴⁸) 48, твердящие Веды, нищенствующие, шепчущие молитвы, жительствующие в лесах, а также многие другие брахманы и сотни следующих добрым правилам, неуклонных в соблюдении обетов подвижников окружали в дороге Юдхиштхиру. Наконец, закончив путь, быки-бхараты, Пандавы, сопровождаемые многочисленными брахманами, вступили в прекрасную святую (обитель) Двайтавана.

И явился взору царя великий лес в начале поры дождей, полный цветущих деревьев шала, тала, амра, мадхука, нипа, ка-дамба, сарджа, арджуна и карникара. В том лесу на верхушках высоких деревьев восседали, испуская чарующие сердце крики, бесчисленные павлины, датьюхи, чакоры и лесные кукушки. Увидел царь в том лесу несметные толпы огромных слонов, подобных горам, охваченных бешенством страсти, вожаков стад, а также множества слоних.  

Придя на (берег) пленительной Бхогавати, в том лесу, обиталище стойких духом, носящих мочальное платье и отшельнические косы блюстителей дхармы, увидел он многочисленные сообщества достигших совершенства святых мудрецов. Тут царь, сойдя с колесницы, вместе с братьями и спутниками своими вступил, достойнейший из наделенных благочестием, в тот лес, подобно безмерно-мощному Шакре, (вступающему) в свой небесный мир. Чтобы увидеть верного слову (Юдхиштхиру), собрались туда сонмы сиддхов и чаранов; обитатели леса столпились вокруг того мудрого (царя), льва среди земных Индр.

Почтительно приветствовав сиддхов и в ответ удостоенный ими почестей, подобающих и царю, и богу, славнейший из блюстителей дхармы в сопровождении главнейших из брахманов, с (молитвенно) сложенными руками углубился в (священный лес). Следующий уставам благочестия, великий духом царь приблизился к большому цветущему дереву и воссел у его подножия (в окружении) преданных дхарме, ответно приветствовавших его отшельников, как (некогда сиживал и) отец (его, Панду).  

Тут превосходнейшие из бхаратов, Бхима, Дхананджая, близнецы, сошли с колесниц и, распрягши коней, уселись с ним рядом. Пригнувшее под тяжестью лиан свои ветви к земле огромное дерево с пятью расположившимися под ним грозными лучниками, великими духом сынами Панду, подобилось видом огромной горе с (пятью) вожаками слоновьих стад у ее подножия.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» двадцать пятая глава.

ГЛАВА 26

Вайшампаяна сказал:

1—3 Прибыв в тот лес, созданные для счастья сыновья земного Индры поселились в убогом жилище. Подобные обликом самому Индре, они занимались охотой в благословенных шаловых рощах, (раскинувшихся вдоль берегов) Сарасвати. Многославный же царь, бык среди куру, умилостивлял отшельников, подвижников и лучших из дваждырожденных, (живших) в том лесу, (подношением) отборных плодов и кореньев. Дхаумья, их домашний жрец, всегда преисполненный духовного пламени, совершал, словно отец потомков Куру, для поселившихся в том великом лесу Пандавов обряды ишти и обильные жертвоприношения предкам⁴⁹.

В эту обитель, где поселились, лишившись царства, праведные Пандавы, явился однажды гость: щедро наделенный жгучим духовным пламенем, древний святой мудрец Маркандея. Когда тот безмерно мощный, великий духом, всеведущий (старец) поглядел на Кришну-Драупади, Юдхиштхиру и Бхимасену с Арджуной, пришла ему на ум мысль о Раме, отчего, (сидя) в кругу подвижников не смог он удержать улыбки. Царь справедливости, будто обидевшись, сказал ему: «Все эти подвижники (из уважения к моему горю) скромны (в проявлениях чувств), как же можешь ты, почтенный, усмехаться при них, глядя на меня, словно радуешься чему-то?»

Маркандея сказал:

Не радовался я, не насмехался, сын мой, не посетила меня рождаемая (суетным) весельем гордыня. Но, видя нынешнее твое несчастье, вспомнил я о честном Раме, сыне Дашаратхи. Некогда этот царь по приказу отца вместе с Лакшманой тоже поселился в лесу; я видел, как с луком в руках бродил он тогда по вершине горы Ришьямука. Безгрешный сын Дашаратхи, подобный обликом Тысячеокому, великий духом Губитель Намучи, Победитель Май, повинуясь воле родителя и своему долгу, поселился в лесу. Исполненный достоинства, Шакре равный величием, неодолимый в сражениях, он все же, отринув мирские блага, скитался по лесам — ведь тот, кто знает: «Я силен!», не должен поступать противно дхарме!

Набхага, Бхаги-ратха и другие цари одною истиной не только покорили всю омываемую океаном землю, но также, сын мой, добыли для себя (небесные) миры; кто знает: «Я силен!», не должен поступать противно дхарме! О лучший из людей, когда правдивый, добрый царь Каши и Каруши отрекся от своих владений и от богатств, его прозвали Аларкой⁵⁰, но тот, кто знает: «Я силен!», не станет поступать противно дхарме! О Партха, лучший из людей, благие Семь мудрецов (за то, что) свято чтили обычай, от века данный Установителем, сияют (ныне звездами) на небе⁵¹; кто знает: «Я силен!», не должен поступать противно дхарме!

Смотри, Индра людей: ведь и могучие, бивнями вооруженные слоны, огромные, как горные вершины, и те послушны велениям Установителя; кто знает: «Я силен!», не должен поступать противно дхарме! Смотри, Индра людей: ведь вся земная тварь живет по обычаям своей породы, установленным для нее дивным могуществом Создателя; кто знает: «Я силен», не должен поступать противно дхарме! Все живое ты превзошел правдивостью, благочестием, скромностью, достоинством поступков; слава твоя и пыл души горят как пламя, как Солнце, о Партха! Прожив (положенный срок) в этой бедной лес-вой обители, ты, досточтимый владыка земли, пламенной силою духа вырвешь из рук кауравов свою светозарную славу!

Вайшампаяна сказал:

Молвив такое слово (Юдхиштхире), сидевшему в окружении друзей и подвижников, святой мудрец распрощался с Дхаумьей, а также со всеми Партхами и удалился, держа путь на север.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» двадцать шестая глава.

ГЛАВА 27

Вайшампаяна сказал:

Случилось, так, что, пока пребывали великие духом Пандавы в Двайтаване, весь тот огромный лес полнился брахманами. Постоянно оглашаемое тут и там голосами читающих Веды (брахманов), озеро Двайтавана сравнялось святостью с миром Брахмы. Чарующе было звучание всюду произносимых ричей, яджусов, саманов и святых изречений. Звенели тетивы на луках сыновей Панду, мудрые (брахманы) возглашали речения Вед; (сливаясь вместе, эти звуки) придавали еще большую прелесть сочетанию брахманства с кшатрой.

Однажды вечером к Царю справедливости, Юдхиштхире Каунтее, восседавшему в окружении святых мудрецов, обратился (брахман по имени) Бака Далбхья. «Посмотри, о Партха, достойнейший из куру, наступает в Двайтаване тот час, когда возжигаются священные огни и подвижники-брахманы совершают жертвоприношение хома.

В этом святом месте верные обетам (подвижники) под твоим покровительством шествуют стезей дхармы. Ты видишь перед собой первых во всей вселенной, удостоенных высшей доли, исполнителей дивных, обетов, потомков Бхригу, Ангираса, Васиштхи, Кашьяпы Агастьи и Атри.

Сосредоточь же помыслы свои, о Партха, Каунтея, и выслушай вместе с братьями такое речение, которое я возвещу тебе, потомок Куру! Могущество брахманов, соединяясь с кшатрийским могуществом, равно как и могущество кшатры, когда приложится к нему брахманское могущество, возрастает и способно испепелить всех врагов⁵²; так пламя, соединившись, с ветром, (выжигает целые) леса. Кто желает завоевать этот или другой мир, не вынесет долгой борьбы, если нет при нем брахмана, сын мой; тот же царь, кто заполучит себе дваждырожденного, искушенного в дхарме и артхе, избавленного от заблуждений, устранит всех своих соперников! 

(Царь) Бали ступал по ведущей к блаженству стезе дхармы, обеспечивая тем самым безопасность своих подданных, и ни у кого на свете? не искал он доброго совета, за исключением брахманов. Не было отказа ни одному из желаний того асуры, сына Вирочаны, неиссякаема была его удача; но, обретши (власть) над землей с помощью брахманов, он погиб, как только стал дурно поступать с ними⁵³. Земля, хранительница богатств, не потерпит долго второго сословия, правящего безучастия брахманов; и на против, вся она в пределах океана восславит того (царя), который послушен брахману, сведущему в делах управления. Когда кшатра лишена (руководства) брахманов, она лишается силы своей, как слон, потерявший во время битвы погонщика.

Бесподобна у брахманов способность прозрения, несравненна у кшатриев физическая мощь; когда обе они идут рука об руку, вся вселенная исполняется ликования. Как раздуваемое-ветром пламя большого пожара сжигает рощу сухих деревьев, так и тот, о царь, кто действует заодно с брахманом, дотла испепеляет своих врагов. Умный (кшатрий), если хочет овладеть тем, чего у него нет, или преумножить то, что уже имеет, пусть обращается (за помощью) к мудрости брахманов.

Итак, если хочешь обрести то, чего не имеешь, или возрастить то, что у тебя есть, а также чтобы пожалования твои советчикам окупались сторицею, то приблизь к себе прославленного, мудрого, многознающего, сведущего в Ведах брахмана. Ты всегда вел себя безупречно по отношению к брахманам, о Юдхиштхира; потому-то и сияет во всех мирах твоя великая слава!».

Тогда все (присутствовавшие) брахманы воздали почести-Баке Далбхье; очень понравилось им, как пропел он хвалу Юд-хиштхире. Двайпаяна, Нарада, Джамадагнья, Притхушравас, Индрадьюмна, Бхалуки, Критачетас, Сахасрапат, Карнашравас, Мунджа, Лаванашва, Кашьяпа, Харита, Стхунакарна, Агни-вешья, Шаунака, Критавак, Сувак, Брихадашва, Критавасу, Урдхваретас, Вришамитра, Сухотра, Хотравахана — все эти, а также и многие другие верные обетам брахманы почтительно приветствовали Аджаташатру, словно святые мудрецы — Пурандару.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» двадцать седьмая глава.

ГЛАВА 28

Вайшампаяна сказал:

Однажды вечером сидели тоской и горем обуянные лесные изгнанники — Партхи вместе с Кришной (Драупади) — и вели беседу.  

И тут Кришна, верная своему долгу, мудрая и прекрасная, любимая супруга (Пандавов), обратилась к Царю справедливости с такими словами: «Злому сыну Дхритараштры, этому лютому извергу, верно, и дела нет до нашего горя, коли он ни слова не сказал, когда ты, о царь, я и все братья твои облачились в оленьи шкуры; прогнал (нас) в лес, подлый нечестивец и (ничуть) не раскаивается (в этом)!  

Видно, сердце у него, злодея, железное, если уж тебя, достойнейшего, преданного дхарме, принудил он выслушивать дерзкие (речи)! Тебя, созданного для счастья, не заслужившего лишений, в такую беду вовлек этот грешный, дурной человек, а (сам, верно), радуется вместе со своими друзьями! Когда ты, о бхарата, облачившись в оленью шкуру, уходил в лес, ни слезинки не пролили эти четыре негодяя: Карна, нечестивец Шакуни, Дурьодхана и его скверный, злобный брат Духшасана. Все же остальные кауравы, обуянные горем, пролили из очей потоки слез, о достойнейший в роде Куру!

Ведь ты создан для счастья, ничем не заслужил лишений — и, сравнивая это ложе твое с тем, прежним, я исполняюсь печали, о великий царь! Тоска гнетет меня, когда сравню я эту подушку из травы куша с твоим драгоценностями изукрашенным троном из слоновой кости, стоявшим посреди Собрания! Может ли, царь, обрести покой мое сердце, пока не увижу я тебя как прежде, в Собрании окруженным (подвластными) царями? (Помню), видела я: умащенный сандалом, ты сиял, словно солнце; теперь погляжу на тебя, покрытого грязью, и разум мой меркнет, о бхарата! Облаченным в дорогие белые одежды из шелка прежде видела я тебя, о Индра царей, — и вот ты предо мною в отшельническом рубище!

Раньше из дворца твоего разносили брахманам на золотых блюдах тысячи изысканных, на любой вкус угождающих лакомств; превосходнейшие яства раздавал ты, могучий царь, и бездомным отшельникам, и брахманам-домохозяевам; может ли обрести покой мое сердце, о царь, когда больше я этого не вижу? Братьев твоих, о великий царь, юные повара со сверкающими серьгами (в ушах) потчевали отборнейшими лакомствами; теперь же, о Ивдра людей, я вижу, как они, прежде не знавшие лишений, (живя) в лесу, дарами леса поддерживают свое существование, — и душе моей нет покоя!

Как только (мысль о том, что) Бхимасена, терпя лишения,, живет в лесу и предается созерцанию, не пробудит в тебе справедливого гнева! Почему ты не приходишь в ярость, о неколебимый, видя, как бедствует созданный для счастья Бхимасена, сам, (без чьей-либо помощи) совершивший все свои подвиги?! Почему ты не приходишь в ярость, видя изгнанным в леса того, кто прежде владел по праву почета бесчисленными колесницами и всевозможными нарядами?! В его силах было бы истребить весь род Куру; однако могучий Врикодара (кротко) сносит (все) это ради твоего спокойствия.  

Арджуна подобен обликом Яме-Погубителю; хоть и две лишь руки у него, но расторопностью в стрельбе из лука не уступит он и Арджуне Многорукому. Благодаря мощи его оружия все земные владыки (явились) почтительно прислуживать, брахманам при твоем жертвоприношении, о великий царьГ Почему ты не приходишь в ярость, видя погруженным в созерцание Арджуну, этого мужа-тигра, чтимого богами и данавами?! Видя, что Партха, привыкший к довольству, не заслуживший лишений, удалился в леса, как не приходишь ты в ярость?! От этого разум мой меркнет, о бхарата!

Почему ты не приходишь в ярость, видя удалившимся в леса того, кто один: на своей колеснице над людьми, богами и змеями одержал победу, кто, смертоносный для недругов, противостав окружившему его (множеству) дивноизукрашенных колесниц, конницы и слонов, одержал верх и отнял у земных владык их сокровища?! Почему ты не приходишь в ярость, видя удалившимся в леса того, кто разом посылает (в цель) пять сотен стрел?!

Почему ты не приходишь в ярость, видя здесь, в лесу, рослого, смуглого, юного Накулу, превосходящего всех в пешем бою? Почему ты не приходишь в ярость, Юдхиштхира, видя здесь, в лесу, красивого, отважного сына Мадри, Сахадеву? Почему ты не приходишь в ярость, видя удалившейся в леса меня, рожденную в роде Друпады, невестку великого духом Панду? Видно, вовсе не ведомо тебе чувство гнева, о лучший из бхаратов, если душа у тебя не болит, когда глядишь на меня и на братьев!

«Не кшатрий тот, кто не знает гнева!» — вот (истина) слывшая на свете неоспоримой; теперь же в тебе, кшатрий, мне видится исключение (из правила). О Партха, если в должный миг не явит кшатрий своего (ратного) пыла, то на него падет навеки презрение всего живого! И потому не должен ты никогда смиряться перед врагами; ведь нет сомнения в том, что у тебя достанет пламенности духа истребить их.

Так же и тот кшатрий, кто не сложит оружия при наступлении мира, ненавистен всему живому; и в этом, и в ином мире суждена ему гибель».

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» двадцать восьмая глава.

ГЛАВА 29

Драупади сказала:

Для пояснения этого обычно излагают такое древнее преданье о беседе Прахлады с Бали, сыном Вирочаны. Спросил (однажды) Бали у деда своего, многомудрого Прахлады, Индры дайтьев и асуров, обретшего знание (различных) путей дхармы: «Есть у меня одно сомнение, дедушка; прошу тебя, разъясни мне толком, что лучше: смирение или же пламенность духа? О чем ты скажешь наверное, о знаток дхармы, что оно предпочтительней, тому я и буду всецело следовать, согласуясь с твоим указанием». И на просьбу (Бали) разрешить его сомнение его мудрый праотец, постигший правильное решение всех (вопросов), отвечал ему с исчерпывающей полнотой.

Прахлада сказал:

Вот две бесспорные истины, узнай их, сын мой: нехорошо во всех случаях проявлять пламенность сердца, нехорошо (также и) со всем смиряться. Человека неизменно кроткого постигают многие беды; свои же слуги, да и люди сторонние выказывают ему пренебрежение, и никто из живущих не уважает его; а потому мудрые, о сын мой, осуждают постоянство в смирении. Слуги, (привыкнув) презирать такого (хозяина), впадают в бездну пороков; суетные умом, стремятся они завладеть его богатствами.

Вверит ли он на их попечение колесницу, одежды, украшения, ложа, сиденья, яства, напитки и любое другое добро — эти безумцы тотчас и присвоят, что им понравится; велит ли им хозяин передать что-либо в дар — то против воли его не передадут. И почитания, положенного хозяину, они: никогда не воздают ему; а ведь непочтительность, (как известно) всему свету, хуже даже смерти. С таким смиренником, сын мой, дети его, слуги, посыльные, да и посторонние люди (становятся) дерзки в речах.  

Презирая исполненного кротости, они домогаются даже жен его, а жены, неразумные, ведут себя, как им заблагорассудится. Вечно предаются они развлечениям и чуть (отойдут) от супруга— (уже в грехе), достойном наказания, (уже) порочны; а от порочных (жен) — одна беда! Вот каковы, не говоря о многих других, изъяны, присущие тем, кто вечно кроток⁵⁴; теперь же, сын Вирочана, узнай, какие есть изъяны у тех, кто лишен кротости.

Если кто, обуянный лютостью, мощью пыла своего налагает (без разбору) всяческие кары и на правого, и на виноватого, то, одержимый вспыльчивостью, вступает он во вражду со своими друзьями, пожинает неприязнь всех людей, даже своих близких. И до того человека этого (доводит) гордыня, что он теряет свои богатства, встречает (повсюду) осуждение и презрение, (наживает) врагов, жаждущих ссоры, (ищущих) причинить (ему) боль.

Человек, который в гневе подвергает (без разбору других) людей различным карам, (весьма) скоро лишается власти, (разлучается) даже с родными своими и с (самой) жизнью. Того, кто обращает пламя своего гнева (равно) и на друзей, и на недругов, люди страшатся, как заползшей в дом змеи. А тот, кого все страшатся, может ли жить спокойно? Стоит только людям разведать, где его слабое место, как они непременно спешат причинить ему вред. Потому не должно давать много воли сердечному пылу, как не следует и оставаться неизменно кротким. Тому же, кто в подобающем случае кроток, а в другом, по необходимости, суров, поистине, уготовано счастье и в этом мире, и в ином.

Слушай, я подробно опишу тебе, в каких именно случаях (подобает являть) смирение; ты же не отклоняйся впредь от этих возвещенных мудрецами (правил).

Если тот, кто прежде сделал тебе добро, будет повинен перед тобой, (но) не слишком тяжко, надлежит простить ему его вину, (памятуя о прежнем) благодеянии. Подлежат прощению также люди, обидевшие тебя по невежеству своему; ведь никогда не был легким для человека путь к учености. Но таких извращенных умом негодяев, которые, совершив обдуманный шаг, выдают тебе его (потом) за необдуманный, следует уничтожать, как бы ни была вина их незначительна. Любой человек, впервые причинивший тебе обиду, должен быть прощен; но повторный проступок, пусть сколь угодно малый, заслуживает смерти.

(Мудрые) говорят, что если кто нанес тебе обиду, будучи в неведении, то надо это тщательнейшим образом проверить и, (если подтвердится), то простить его. Добротой побеждают слабость, добротой одолевают жестокость, для доброты нет недостижимого, а потому доброта — вернейшее (из средств). Следует сообразовываться с преимуществами своими и слабостями, а также с местом и временем; и время, и место надо тщательно выбирать; не к месту же и не ко времени ничего (предпринимать нельзя). Иногда, например, опасаясь народного (мнения), приходится и виновным даровать прощение. В таких вот описанных (мною тебе) случаях следует проявлять терпимость; при всех же иных обстоятельствах подобает, говорят, проявить свой гневный пыл.

Драупади сказала:

Полагаю, владыка людей, что пора обратить твой гневный пыл на завистливых, неуемных в злодействах сыновей Дхритараштры! Ведь (то, что содеяли) потомки Куру, не подходит ни под один из тех случаев, в которых можно проявить терпимость; это случай, когда нужно проявить гневный пыл, и тебе подобает дать волю неистовству гнева! Кроткого люди презирают, неистового — боятся; кто же, согласуясь с обстоятельствами, чередует эти два (образа действий) — тот (истинный) владыка земли!

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» двадцать девятая глава.

ГЛАВА 30

Юдхиштхира сказал:

Гнев — людям погибель, но он же им и защита; знай, многомудрая, что гнев — (в равной мере) корень и зла, и блага. Подавляющий в себе гнев, о красавица, достигает благополучия; кто же, о милая, не в силах постоянно его сдерживать, того неистовый гнев доводит до беды. Ведь известно, что именно гнев — основная причина гибели живых существ в этом мире; может ли такой человек, как я, дать волю гневу, (зная, что это) грозит людям гибелью? В гневе человек способен на (любой) грех; в гневе может он убить даже духовных наставников; и даже тех, которые лучше его, оскорбляет он в гневе дерзкими речами.

Гневающийся совершенно не делает различия между тем, что дозволено говорить, а что — нет; для обуянного гневом не существует запрета ни на какое слово и ни на какое дело. В гневе человек поражает невинного, но воздает почести тому, кто заслуживает смерти; гневающийся сам себя направляет в обитель Ямы. Мудрецы, стремящиеся к величайшему, высшему благу и в этом, и в ином мире, прозревая все эти скверны, обуздывают гнев. А раз (люди), сильные духом, отвергают гнев, пристало ли таким, как мы, ему предаваться? Я осознал это, и потому ярость больше не закипает во мне, о Драупади!

Кто гневающемуся на него не отвечает гневом, тот и себя, и того, другого, избавляет от великой опасности; для обоих он как бы целитель. Если человек слабый и притесняемый людьми более сильными (будет столь) глуп, (что) выкажет им свой гнев, он таким образом сам себя бесповоротно погубит.  

Тот же, кто таким путем губит свою душу, лишаясь души, лишается и всех (посмертных) миров. Потому-то и говорят, о Драупади: «Слабый да обуздает свой гнев!» Мудрый человек, если его притесняют, даже и будучи силен, не проявляет гнева; и этим он в ином мире притеснителя своего обрекает на гибель, сам же вкушает блаженство.  

Потому и говорят, что мудрый человек, будь он слаб или силен, неизменно должен прощать (обидчика), даже когда (его) постигли беды. Святые, о Кришна (Драупади), воздают хвалы (тому, кто) в этой жизни (одержал) победу над гневливостью; человек благочестивый и смиренный неизменно торжествует в этом мире — так полагают праведники. Истина выше лжи, доброта выше жестокости.

Гнев сопряжен со многими сквернами, люди святые отвергают его — так может ли человек, мне подобный, дать ему волю, хотя бы и (грозила нам) смерть от руки Суйодханы?

Люди ученые, прозревшие сокровенное, считают бесспорным, что носителем духовного пыла можно поистине назвать лишь того, кто в душе остается чужд гневу. Обладателем духовного пыла мудрецы, постигшие истину, считают того, кто поднявшийся в нем гнев подавляет (могуществом) знания.

Одержимый гневом, о прекраснобедрая, не представляет себе толком, что от него требуется, не знает гневающийся, что ему должно делать, как подобает вести себя. Обуянный гневом казнит ни в чем не повинных, с дерзкими речами поднимает он руку даже на духовных наставников; потому гнев весьма далек от подлинных проявлений пыла. Человеку, одержимому гневом, не дадутся легко достоинства, (присущие подлинному) пылу: ловкость, решительность, стремительность и отвага.  

Человек, отринувший гнев, проявляет свой пыл во всей полноте; гневливым же людям, (растрачивающим его на мелочи), о многомудрая, очень трудно бывает явить свой пыл в подходящее для того время.  

Невежды, как правило, полагают, что гнев — это и есть сердечный пыл. Однако качество лютости⁵⁵ для того лишь и дано людям, дабы вести их к погибели. Потому человек правильного поведения должен всегда воздерживаться от гнева. Бесспорно ведь, что даже отступившийся от своей дхармы и тот лучше гневливого. Быть может, безумные глупцы и преступают все (установления), но такому ли (человеку), как я, пренебрегать ими, о беспорочная? Когда бы не являлись среди людей такие, которые смирением сравнялись с самой Землей, то не было бы меж людей согласия, (царил бы) один раздор, коренящийся в гневливости. Притеснителю воздавали бы притеснением, старшему отвечали бы ударом на удар — таким образом, все живое пришло бы к гибели и воцарилось бы беззаконие. На поношение всякий человек тотчас отвечал бы поношением, на удар — ударом, на мучительство — мучительством;

отцы били бы сыновей, сыновья же отцов, мужья — жен, а жены — мужей. Поистине, в этом обуянном гневом мире, о Кришна, прекратились бы рождения, ибо рождение всей земной твари — знай, ясноликая, — зиждется на добром согласии. А в таком случае, о Драупади, быстро перевелась бы вся земная тварь. Потому и (сказано, что) злоба (существует) на беду и погибель всему живому.

Лишь потому, что являются в этом мире (люди), с самой Землею сравнявшиеся смирением, живые существа пока еще рождаются на свет и благоденствуют. Среди всех бедствий этого мира должен человек проявлять смирение, о красавица, ибо смирение указуется как (залог) рождений и благоденствия всех существ. Кто, будучи сильнейшим подвергнут поношению, бит и озлоблен, явит смирение, кто всегда, как мудрый и благородный человек, обуздывает гнев, хотя и наделен могуществом, тот муж обретает вечные миры; гневливый же (человек) глуп, гибель ждет его и здесь, и по смерти.

Для пояснения обычно приводят здесь такую песнь о тех, кто неизменно хранит смирение, спетую некогда, о Кришна, исполненным смирения носителем духовного величия Кашьяпой: «Смирение — дхарма, смирение — жертва, смирение — Beды, смирение — шрути; кто знает, что это так, обязан во всем проявлять смирение. Смирение — Брахман, смирение — истина, смирение — все, что и есть, и будет; смирение — подвижничество, смирение — очищение, смирением поддерживается (существование) Вселенной. Выше тех (миров), где (обитают) знатоки Брахмана, выше даже тех, где подвижники и где знатоки жертвенной обрядности, (лежат) миры, обретаемые смиренными! Смирение — пыл наделенных пылом, смирение — Брахман подвижничающих, смирение — истина преданных истине, смирение — даяние, смирение — слава».

Может ли человек, подобный нам, о Кришна, отвергнуть столь (дивное) смирение, в котором пребывают и Брахман, и Истина, и Жертва, и вся Вселенная, а также те миры, где после смерти блаженствуют смиренные (вместе с) совершителями жертвоприношений!

Так пусть же человек мудрый всегда проявляет терпимость: ведь всепрощающий приходит к Брахману.

Смиренным принадлежит этот мир, смиренным — же (мир) иной; здесь достается им почет, а там — благой (посмертный) удел. Тем людям, которые всегда искореняют злобу в себе смирением, (даруется посмертное) блаженство в наивысшем (из миров); а потому терпимость почитается высочайшею (из добродетелей). Таковы строфы о тех,- кто неизменно смиренен, пропетые Кашьяпой; вняв этим строфам всепрощения, успокойся, о Драупади, и впредь не гневайся.

Дед (наш, Бхишма), сын Шантану, (также) восхвалил бы смирение; наставник (Дрона) и Видура Кшаттри превозносили бы смирение; и Крипа, и Санджая (так же) призывали бы к миру. Сомадева и Юютса, а с ними и сын Дроны, и дед наш Вьяса — (все они) неустанно призывают к миру. Думается мне, что побуждаемый ими к незыблемому миру царь отдаст (нам наше) царство; в противном же случае алчность приведет его к гибели.

Наступила для бхаратов грозная пора бедствий; давно уже предвидел я это, о красавица! Не дано смирение Суйодхане, ибо он того недостоин; я же — достоин, и смирение само снизошло на меня. Смирение и незлобивость — вот образ действий познавших Атман. Такова вечная дхарма. Я буду неуклонно следовать этому.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» тридцатая глава.

ГЛАВА 31

Драупади сказала:

Я поклоняюсь Дхатри и Видхатри, повергшим тебя в заблуждение! Твой образ мыслей противоречит (характеру) предназначенных тебе испытаний и тому, как поступали твои отцы и деды! Праведность, незлобивость, смирение, честность и сострадательность еще никому из людей не принесли в этом мире славы. Разве иначе ты, о бхарата, не заслужив того, попал бы в столь тяжкую беду вместе со своими исполненными мощи братьями? Ведь никогда — ни прежде, ни теперь — не было для тебя, о бхарата, ничто на свете — даже сама жизнь — милее дхармы. Брахманы, духовные наставники и даже боги признавали, что (одной лишь) дхарме служишь ты правлением своим и самой жизнью. Полагаю, что ты скорее покинул бы Бхимасену с Арджуной, сыновей Мадри и меня, нежели отступил бы от дхармы. Слышала я от людей, что царя — хранителя дхармы сама дхарма за это охраняет. Однако не вижу я, чтобы тебя она охраняла.

Как неотступно следует за человеком его тень, так разум твой, о муж-тигр, всегда неуклонно тянулся к дхарме. Ни равным тебе, ни низшим, ни тем более высшим не выказываешь ты пренебрежения; овладев всей землей, ты все же не возрастил рога (гордыни⁵⁶).

О Партха, ты постоянно ублаготворяешь богов возглашениями «Сваха!», предков — возлияниями, дваждырожденных — (предписанными) почестями. Ты всегда, о Партха, удовлетворяешь все желания брахманов, будь то подвижники, смиряющие чувства, о бхарата, или те, что достигли освобождения, или (брахманы) домохозяева. Ты раздаешь лесным отшельникам медные сосуд» (с пищей); в доме твоем не сыскать ничего такого, что пожалел бы ты отдать брахманам. Той (пищей), что каждым утром и вечером при завершении обряда вайшвадева приносится (в жертву), ты потчуешь затем гостей своих и слуг, сам же питаешься остатками, о царь! (Ты) постоянно занят совершением всех, какие только есть, жертвоприношений: и (бескровных) ишти, и приношений жертвенных животных, и жертв для исполнения желания, и приуроченных к случаю, и приношений вареного⁵⁷. Даже (теперь), когда ты, покинув свое царство, поселился в этом великом, безлюдном лесу, где бродят дасью, — не оскудело твое благочестие!

Ашвамедха, раджасуя, пундарика, госава — вот какие совершил ты великие жертвоприношения, сопровождавшиеся обильной раздачей даров. Не в своем уме ты был, о царь, когда в злой час поражения проиграл в кости царство свое, богатства, оружие, меня и братьев! Ты ведь честен, кроток, щедр, скромен и правдив — как же (случилось), что пал (столь низко) твой разум, увлеченный болезненной страстью к игре? Сознание мое меркнет, сердце разрывается от боли, когда вижу я тебя в этом несчастье, в столь великом бедствии!

Здесь обычно для пояснения излагают древнее предание, (свидетельствующее о том), что люди не вольны над собою, но подвластны Ишваре⁵⁸. Владыка Установитель от века зачал, испустив семя, все, что несет живым существам радость или горе, наслаждение или страдание⁵⁹. Как деревянная кукла⁶⁰ движет своим телом (потому, что) ведома (нитью кукольника), так же, о царь, храбрейший из мужей, движут своими членами и эти создания.

Проникая, как пространство, (тела) всех существ, Ишвара устанавливает для них в этом мире благоденствие или злую участь, о бхарата! (Человек) скован, беспомощен, словно птица, схваченная силком⁶¹; не хозяин он ни себе, ни другим, но пребывает во власти Ишвары. Как бусинка, надетая на нить, как бык с продернутой в носу (веревкой) , покоряется он воле Установителя, ибо из него сотворен, им направляем.

Никогда, ни на единый миг, не волен человек распоряжаться собой; он подобен дереву, рухнувшему с берега прямо в середину потока⁶². Счастье или несчастье этого невежественного создания нимало от него не зависит; на небо ли идет он или в Нараку — то Ишвара его направляет. Как стебли травы отданы во власть могучему Ветру⁶³, так и все существа, о бхарата, покоряются воле Установителя⁶⁴. И на благородный поступок, и на грех — на все подвигает только он, Ишвара.

Проникая все существа, действует он в них, но (так, что) никто не заметит, (не скажет): «Вот он!». Это тело, называемое также «полем», — только орудие (в руках) Установителя; (пользуясь) им, Владыка вызывает совершение деяний, приносящих как добрые, так и дурные плоды.

Узри, сколь могущественна эта, сотворенная Ишварой майя; она обольщает самообманом умы живых существ, и они уничтожают друг друга. Одно виделось подвижникам, прозревшим сущность Вед; но все оборачивается совсем по-иному, (непредугаданно), как (сменяются) потоки ветра⁶⁵. Ведь люди по-своему судят о тех или иных вещах, Бог же создает и пересоздает эти вещи по-своему.

Как недвижный, неодушевленный камень, кусок железа или дерева сокрушают другим камнем, куском железа или дерева, точно так же и Самосущий Владыка, Бог-Праотец, опутав людей обманом, истребляет их (руками) им же подобных, о Юдхиштхира! Как ребенок — игрушками своими, так Владыка играет живыми существами⁶⁶: то сложит их, то разымет — как ему захочется. И относится Установитель к живым существам не как отец или мать, но как некто чужой, так что кажется, будто движет им только гнев.

Я вижу, как благородные, скромные, добродетельные томятся в нужде, а подлые благоденствуют; стоит мне только подумать об этом, и я теряю покой. Видя, как бедствуешь ты, о Партха, и как процветает Суйодхана, я обвиняю Установителя, допустившего такую несправедливость! Что за плод намерен он пожать, наделяя счастьем жестокого, алчного, ненавидящего добродетель, преступающего все законы арьев сына Дхритараштры? Если только (последствие) деяния ложится на того, кто совершил его, а не на кого другого, тогда такое дурное дело пятнает самого Ишвару⁶⁷! Ну а если последствия не настигают тех, кто творит дурные дела, то, значит, в этом мире основа всего — сила⁶⁸, и я горюю о тех, кто слаб.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» тридцать первая глава.

ГЛАВА 32

Юдхиштхира сказал:

Мы (внимательно) выслушали произнесенную тобою изящную и образную речь, прекрасная Яджнясени! Ты излагаешь учение настиков.

Никогда, о царская дочь, не совершаю я действий с надеждой быть вознагражденным⁶⁹ за свое благочестие; но что должно отдать — отдаю, что следует принести в жертву — жертвую. По мере сил своих, о Кришна (Драупади), я исполняю все то, что надлежит делать человеку, ведущему свое хозяйство, (и не забочусь о том), принесет это свой плод или нет. Я следую благочестию, красавица, не ради плода, (приносимого) благочестием, но лишь стараясь не нарушить (установлений) Вед и подражать образу действий праведников; поистине, о Кришна, сознание мое от природы утверждено в дхарме!

Не обретет плод благочестия тот, кто хочет доить дхарму, (как корову), а также тот дурномыслящий, кто совершает действие, но сомневается (в существовании у него плода), будучи настиком. В безумии, в увлечении хулою не дерзни усомниться в (самой) дхарме, ибо человеку, усомнившемуся в дхарме, не миновать возрождения в зверином лоне. У того слабого духом (человека), кто смеет сомневаться в дхарме и в возвещенном святыми мудрецами⁷⁰, отнимается мир вечной юности и бессмертия, как у шудры — знание Вед⁷¹. Кто рожден в славном роде, кто изучает Веды и предан дхарме, того цари., блюстители дхармы, (даже если он и молод), причисляют к высокочтимым старцам. Тот же слабый умом (человек), который сомневается в дхарме и преступает (заповеди) шастр, тот, поистине, хуже шудры, грешнее даже разбойника.

Своими глазами видела ты приходившего сюда богатого подвижническим пылом, необъятно-великого духом святого мудреца Маркандею; (следуя) дхарме, обрел он долголетие. Вьяса, Васиштха, Майтрея, Нарада, Ломаша, Шука и прочие благомыслящие святые мудрецы, (следуя) дхарме, стали «совершенными».

Ты сама воочию можешь видеть их, погруженных в волшебную йогу; в их власти проклясть (человека) или дать ему благословение; они выше даже самих богов. И вот эти, подобные бессмертным, умственным взором объявшие все Веды (святые мудрецы) издавна указывали мне, что (следование) дхарме есть мой (первейший) долг.

Не к лицу тебе, почтенная, чтобы ум твой помрачался лютостью; не пристало тебе подвергать сомнению, а также отрицать дхарму и самого Установителя. Усомнившийся в дхарме не признает ничьих сторонних свидетельств, доверяясь только собственному опыту⁷², в обольщении гордыни презирает он даже тех, кто превосходит его (разумением).

 «Все, что видится человеческому взору, предназначено для услаждения органов чувств⁷³» — исходя из этого, ввергается невежда в заблуждение и относительно всего прочего. Тому, кто усомнится в дхарме, вовеки нет искупления; за (одну) такую мысль злополучный грешник лишается миров. Отрицающий авторитеты, хулящий учение Вед и шастр, руководствующийся только похотью и алчностью глупец ввергается в Нараку. А кто не знает сомнений, исполнен решимости и предан одной лишь дхарме, тот уже в этой жизни, о почтенная, приобщается вечности.

Кто не принимает на веру возвещенного святыми мудрецами, кто не радеет о соблюдении (частных) дхарм, кто преступает все (заветы) шастр, тот глупец в (круговороте) рождений никогда не обретет благодати. Не подвергай же, о Кришна, сомнению дхарму, которой следуют умудренные, которую возвестили в древности всезнающие, всепроницающие святые мудрецы⁷⁴!

Поистине, о Драупади, дхарма — и только она — есть лодка, переправляющая на небо; так корабль перевозит купца на противоположный берег океана⁷⁵. Если бы дхарма, коей следуют ревнители благочестия, не приносила кармического плода, то весь этот мир, о беспорочная, погряз бы во мраке заблуждения.

Люди, сталкиваясь с необоримыми трудностями, не достигали бы нирваны, не обретали бы мирских благ, а образом жизни подобились бы скоту. Если бы труды подвижников, брахмачарья, жертвоприношения, возглашение Вед, даяния и честность не приносили своего плода, то зачем (мудрецы) древних и наидревнейших времен стали бы следовать благочестию? Когда бы действия не приносили плода, все это было бы чистейшей ложью. Зачем же тогда святые мудрецы, боги, гандхарвы, асуры, ракшасы и (великие земные) владыки столь ревностно следовали бы дхарме? Они следуют дхарме потому, что постигли: Установитель в этом мире наделяет плодами достойнейших и верных — такова вечная дхарма, о Кришна!

Дхарма всегда приносит свой плод, она не бывает бесплодной. Ведь мы воочию можем видеть и плоды знаний, и плоды подвижнических трудов. Вспомни только, о Кришна, что известно тебе о твоем рождении; подумай и о том, как рожден был могучий Дхриштадьюмна. Поистине, лучшего примера и не найти⁷⁶, о дева с ясной улыбкой! «Всякое деяние приносит свой плод», — (размышляя) так, (человек) сильный духом (в этой жизни) довольствуется и самым малым. А невежественные глупцы не довольствуются и многим. Зато после смерти не будет у них никакого (плода), взращенного дхармой: ни (доброй) кармы, ни блаженства (в небесных мирах).

Как вызревают (кармические) плоды дурных и добрых деяний, как они проявляются, как исчезают — все это тайны богов, о красавица! Нет никого, кто бы их постиг, род человеческий пребывает в заблуждении; богам подобает хранить свои тайны, а ведь боги владеют (могуществом) майи, (суть коей) сокровенна.

И только дваждырожденные, исполнители дивных обетов, жаром подвижничества иссушившие тело, испепелившие грехи, обретши ясность разумения, прозревают эти (тайны). Нельзя лишь потому, что плод тебе незрим, сомневаться в дхарме или в (существовании) Божества. (Чтобы обрести плод), следует только совершать жертвоприношения без малейших упущений и даяния без пристрастия.

«Всякое деяние приносит свой плод!», а также: «Эта дхарма вечна!» — вот что изрек Брахма своим сыновьям и прозрел святой мудрец Кашьяпа. Итак, рассей же, как туман, сомнения свои, о Кришна, признай: «Все (это) существует⁷⁷!» — и отвергни воззрения настиков! Не отвращайся от Установителя, Владыки всех существ, познавай его, поклоняйся ему; не (допускай впредь) подобных мыслей! Никогда не порицай, о Кришна, Верховное Божество, по чьей милости возлюбившие его смертные обретают бессмертие!

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» тридцать вторая глава.

ГЛАВА 33

Драупади сказала:

Я вовсе не принижала и не порицала дхармы, о Партха! Тем более могла ли я выказать непочтение Ишваре, Владыке существ! Знай, бхарата, я говорила так лишь потому, что страдала; слушай, как я снова поведу свою речь теперь, когда разум мой прояснился⁷⁸.

Всякий, кто рождается в этом мире, обязан уже совершать действия, о губитель недругов! Ведь одни лишь недвижные (и неодушевленные) создания существуют, не совершая действий!  

Подвижные же существа от момента, когда начинают сосать материнскую грудь, и до (смертного) ложа поддерживают свое существование деяниями, о Юдхиштхира! Человек же среди подвижных существ выделяется тем, о бык-бхарата, что посредством деяний сознательно стремится обеспечить свое существование и в этом мире, и по смерти. Все живые существа, о бхарата, знакомы с трудом (ради пропитания); (все они) кормятся ощутимыми, зримыми миру плодами своих деяний. Для меня очевидно, что все одушевленные существа, включая Дхатри и Видхатри, живут (плодами) собственных усилий, подобно вот этому журавлю, (ловящему рыбу) в (речной) воде.

Исполняй же долг свой, не ослабляй усилий, деяния твои да будут тебе бронею! Но вряд ли найдется и на тысячу один такой человек, который знал бы, как именно следует действовать. Да (уяснит себе) каждый, что его долг — действовать ради приумножения и сохранения (своего достояния), ибо, если только наслаждаться им, не приумножая, (оно) исчерпается, (будь) даже (огромно, как) Химаван.

Если бы живые существа не совершали действий, то все они погибли бы. Видано ли, чтобы усилия людей не приносили плода? Тогда никто в этом мире вообще не мог бы поддерживать свое существование.

Кто в этом мире полагается на (благосклонность) судьбы, а также тот, кто проповедует, (что все определяет) случай, — оба отверженцы; хвалы же достоин тот, кто обратил помыслы к деятельности. Тот, кто, ожидая (благосклонности) судьбы, не (желает даже) пошевелиться и забывается сладким сном, гибнет, превеликий глупец, словно необожженный сосуд,

(упавший) в воду. А у того, кто верит в случай и, будучи способен (действовать), сидит, бездействуя, недолог век, как у человека слабого и не имеющего защитника.

Когда невесть откуда приходит к человеку какое-либо благо, (люди об этом) судят: «То произвол случая», ибо никто не прилагал к этому усилий. А когда человек обретает нечто предопределенное ему божественным установлением, то об этом думают: «Судьба»! Если же человек ценою собственных усилий обретает явный, зримый оком плод, то об этом говорят:

«Человеческое деяние». Другой же, живя согласно природе своей, обретает блага без всякой (видимой) причины; знай, лучший из людей, что такой плод (зовется) «обусловленным природою». (Но) всякий плод, который таким образом достается человеку благодаря судьбе, случаю, природе или собствен ным стараниям, есть плод его прежних деяний⁷⁹!

Ибо сам Установитель, Ишвара, (учитывая) множество разнообразных причин, устанавливает людям их личную карму, наделяя их плодами прежде совершенных деяний⁸⁰. И что бы ни содеял человек, дурное или доброе, — знай, что это лишь стал явным по воле Установителя плод его прежних деяний. Это тело — лишь орудие Установителя⁸¹ для совершения тех или иных действий; как он движет (человеком), так тот, лишенный собственной воли, и действует. Предопределив всем живым существам совершение тех или иных деяний, Великий Бог побуждает их, не властных над собою, действовать, о Каунтея!

В уме поставив определенные цели, мудрый человек затем достигает их, совершая действия; и здесь он сам выступает как причина заранее намеченного (свершения). Деяний же (людских), о муж-бык, поистине, невозможно исчислить; ведь все великолепие дворцов и градов — тоже дело (рук) человеческих!

Мудрый собственным разумом уясняет, что из сезама (можно добыть) масло, от коровы — молоко, из сухого дерева — огонь; (осознает он) и какими средствами все это достигается. Затем ради достижения цели применяет он эти средства; и благодаря успешному существлению деяний люди поддерживают свое существование в этом мире. То, что сделано

искусным мастером, (люди) почитают прекрасным; об (ином), основываясь на (качественном) отличии, судят: «Это (сделано) неумело». Когда бы не был сам человек причиной достижимых деяниями свершений, тогда не приносили бы плода жертвы и деяния благочестия, не было бы среди людей ни учеников, ни наставников. Ведь именно потому, что сам человек — деятель, (люди) славят его, когда он добивается успеха в делах, и порицают при неудаче. Как могут деяния в этом мире пропадать втуне?

Одни видят во всем произвол случая, другие — судьбу, третьи — результат личных усилий; таковы три (основных) объяснения. Другие же полагают, что это не так, но что все, (воспринимаемое нами как) судьба или случай, есть (результат) сокровенного (влияния кармы); ведь мы видим, что и судьба, и случай устанавливают пределы нашего благополучия (то есть играют ту же роль, что и карма). Люди опытные и проникшие в суть вещей считают, что если дается человеку какой-либо плод, то это или судьба, или случай, или же (результат) собственных деяний, а четвертой причины не существует.

При этом Установитель наделяет все живые существа желанными или нежеланными плодами (прежних деяний); не будь это так, не было бы среди живых существ ни одного несчастного. Ведь если бы не было (груза) прежних деяний, то к какой цели ни устремись человек, действия его всегда приводили бы к успеху. Люди, не видящие, что лишь этими тремя путями приходят к людям как успех, так и неуспех, поистине, подобны мирской черни⁸².

«Долг (человека) —действовать» — таково установление Ману; ведь бездеятельный человек неизбежно погибает. Тот же, кто действует, обычно уже в этой жизни сполна пожинает плоды своих деяний, что не дано вовек предающемуся лени. Если успех не достигнут, то предписывается (такое) средство, (как) обряд искупления; кроме того, совершая действия, (даже не приносящие успеха), человек тем самым избавляется от долга, о Индра царей!  

Ленивого, погруженного в дрему преследуют несчастья, а человек умелый неизменно вкушает плоды (своих действий) и наслаждается благополучием. Люди, избавившиеся от сомнений, мудрые и деятельные, удерживают (от действий человека), исполненного неуверенности и тем самым обреченного на неудачу, но (поощряют) человека решительного.

Ныне нас преследуют бедствия, но они, несомненно, окончатся, как только ты начнешь действовать. Придет к вам успех или нет, но (все равно) покроетесь славой и ты, и Врикодара, и Бибхатсу, и братья-близнецы. Раз у других людей деяния приносят плоды, то же (должно быть) и с нами; каким же будет плод, узнать можно лишь тогда, когда дело уже сделано.

Разрыв землю плугом, пахарь разбрасывает семена, а потом сидит себе спокойно: дело теперь за облаками. Если же дождь не снизойдет к нему, то пахарь в этом неповинен. «Все сделал я в точности так, как сделал бы и другой; если же (усилия) мои остались бесплодными, то в этом нет моей вины»,— сознавая это, разумный человек не винит себя. Не следует, подумав: «Я действую, но не добиваюсь успеха», впадать в отчаяние; ведь у всякого действия есть два (возможных исхода): успех или неуспех; бездействие же, наоборот, (всегда ведет лишь к неудаче).

Успех дела зависит от совокупного наличия многих условий; не будет одного из них — и плод (действия) ничтожен, а то и вовсе нет его; когда же делу и начала не положено, то нет ни плода, ни (какой-либо) заслуги, о неколебимый! Мудрый (человек), руководствуясь разумом, дабы возрастить (свое достояние), умело использует благоприятность времени и места, добрые знамения и (все четыре) средства⁸³ по мере своих сил и возможностей. Действовать следует с полным усердием, а наставником (да будет) решимость, ибо из всех характеристик деяния решимость — наивысшая.

Если встречает мудрый человека, имеющего многие перед ним преимущества, то пусть стремится он к обретению блага для себя посредством сладких речей, (но в то же время) и действует против него. Будь (его враг) даже горой или океаном, не говоря уже о смертных существах, — пусть он всегда ищет ему всяческого вреда и погибели, о Юдхиштхира! Кто неустанно занят выискиванием слабых мест у своих недругов, тот человек избавляется от долга перед самим собой и другими. Никогда не должен человек недооценивать себя, ибо тот, кто себя презирает, вовек не достигнет благополучия, о бхарата!

Вот на чем основывается успех людей (в их делах), о бхарата! О средствах же достижения его сказано, что они варьируются сообразно времени и обстоятельствам. Отец мой некогда поселил (у себя одного) ученого брахмана; он и поведал сию (науку о) пользе отцу моему и нам, о бык-бхарата! Сначала обучил он этой, Брихаспати возвещенной науке политики⁸⁴ моих братьев; я же, пока жила в (отцовском) доме, (часто) слушала, как они об этом говорили. Если же случалось мне прийти к отцу с какой-либо своей заботой, он, дабы успокоить, наставлял и меня, а я сидела у отца на коленях и слушала, о Юдхиштхира!

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» тридцать третья глава.

ГЛАВА 34

Вайшампаяна сказал:

Выслушав речь Яджнясени, исполненный гнева и решимости Бхимасена приблизился к царю и, (тяжко) вздыхая, сказал: В (делах, касающихся) царства, следуй стезею долга, как подобает мужу праведному. Что (пользы) нам жить в этом отшельническом лесу, отрешившись от (трех целей жизни): дхармы, камы и артхи? Не честностью, не праведностью, не силой, но только благодаря мошенничеству в игре отнял у нас наше царство Дурьодхана. Как слабосильный, объедками питающийся шакал похищает добычу могучих львов, так похитил он наше царство! Почему ты, связавши себя (обещанием соблюсти) малую крупицу дхармы⁸⁵, презрел (заботу об) артхе, в коей корень и дхармы, и камы, и страдаешь в лесной глуши (от всяческих неудобств)?

Наше царство, охраняемое Владетелем лука Гандива, не смог бы отнять у нас и сам Шакра, но мы послушались тебя, и вот похищено оно у нас на глазах! Только из-за тебя при жизни нашей похитили у нас наше царское могущество, как у безрукого — еду, как у хромого — стадо⁸⁶! Только для того, чтобы угодить тебе, одержимому любовью к дхарме, подвергли мы себя столь тяжким лишениям, о бхарата! Покорившись твоей воле, друзьям своим причиняем мы только муку, врагам же даем повод для ликования, о бык-бхарата! Плохо сделали мы — и теперь сожалеем об этом, — что подчинились приказу твоему и не перебили тогда всех сынов Дхритараштры!

Посуди сам, о царь, ведь образ жизни, (избранный) тобою, годится разве что лесным зверям да людям, лишенным мужества; не станет жить так тот, кто обладает силой. Не одобряют этого ни Кришна, ни Бибхатсу, ни Абхиманью, ни Сринджая, ни сам я, ни оба сына Мадри. Ты изнуряешь себя обетами и неустанно (возглашаешь): «О дхарма! Дхарма!» — царь, неужели отчаяние сделало тебя бесполым существом? Ведь только жалкие люди, неспособные добыть себе славу, ищут отрады в бесплодном и всеразрушающем отчаянии.

О царь, ты силен и сознаешь свою мощь; но, будучи, проницателен, ты все же словно бы не замечаешь (постигшей нас) беды, ибо всецело предан незлобивости. А сыновья Дхритараштры всю нашу терпимость и добронравие приписывают нашей слабости — (в сравненье) с этим и смерть в бою не (кажется) бедою! Раз так, во всех отношениях лучше будет нам умереть, честно сражаясь, не отступая (перед врагом), и обрести по смерти (небесные) миры; а если мы сами их перебьем и завладеем всею «(царской) коровой⁸⁷», то покроем себя славой, о бык-бхарата! При любых обстоятельствах это наш долг, ибо, следуя своей дхарме, мы должны искать себе громкой славы и лелеять отмщение (врагам). Царство наше похищено врагами, и, вступив в бой за свое добро, мы удостоимся по делам своим хвалы, а не порицания.

Долг, приносящий самому (человеку) и друзьям его страдания, — это не долг, о царь, или долг неистинный, подлинно путь к погибели. Человек может быть всецело и неизменно предан долгу, но если нет у него сил для его осуществления, тогда дхарма и артха ускользают от него, словно радость и горе — от умершего.

Кто следует дхарме ради самой лишь дхармы и терпит страдания, тот не мудр, не ведает он сути дхармы, как (не видит) слепой солнечного света. Кто стремится к артхе ради самой лишь артхи, тот не смыслит в артхе; поистине, он (со своим богатством) подобен слуге, стерегущему (хозяйский) лес. Кто чрезмерно печется об артхе, но не следует двум другим (целям), такого все живые существа должны предавать смерти, как ненавистного брахманоубийцу. А тот, кто стремится к одной лишь каме, не следуя двум другим (целям), теряет (всех) своих друзей, ускользают от него дхарма и артха. Отлученный от дхармы и артхи, предается он по прихоти своей увеселениям, но стоит только исчерпаться каме — и ждет его верная гибель, как рыбу в пересохшем водоеме.

Потому мудрые никогда не пренебрегают ни дхармой, ни артхой, ибо это они порождают (блага) камы, как (дощечка) арани (порождает) пламя. Всегда дхарма порождает артху, артха же способствует дхарме; знай, что одно из них порождает другое, как (порождают друг друга) океан и облака. Наслаждение, возникающее при обретении житейских благ или от прикосновения к ним, есть кама; оно представляется чисто мысленным, не имеющим в себе ничего телесного⁸⁸.

Стремящийся к артхе (пусть) идет (путем) высокой дхармы, о царь, стремящийся к каме — (путем) артхи; и только (путь) камы не приводит ни к чему другому. Ведь кама не может породить даже другую каму в качестве шлода, ибо плод вкушенный (не возрождается), от (сожженного) полена остаются лишь запах да угли.

Как мясник истребляет птичек, о царь, так да будет проявление беззакония гибельно для (повинных в нем) существ!

Глупца, который из любострастия и жажды обладания презрел стезю дхармы, все живые существа должны предавать смерти как здесь, так и в ином существовании.

Тебе хорошо известно, о царь, что артха состоит в обретении мирских благ. Ты знаешь, какова ее природа и сколь велики (присущие ей) превратности. одряхление и отмирание приходят ей погибель и уничтожение, а зовется это анартхой; именно это и случилось с нами. Наслаждение, возникающее, когда пять чувств, душа и сердце обращены на внешний объект, зовется камой, и это, на мой взгляд, прекраснейший из плодов человеческих деяний. Итак, человек может по отдельности мыслить себе и дхарму, и артху, и каму, но он не должен посвящать себя исключительно дхарме, исключительно артхе или же только каме — пусть всегда служит он всем (этим целям)!

Пусть на заре посвятит себя дхарме, в полдень — богатству, в конце дня — каме, пусть так проводит свой день; таково установление шастр. И пусть он в юности посвятит себя каме, в зрелости — артхе, в старости — дхарме; так пусть живет согласно установлению шастр. Распределив свое время между дхармой, артхой и камой, о красноречивейший, мудрец, знающий для всякого дела правильный срок, да служит всем этим (целям)!

Твердо решив (сперва), что для стремящегося к счастью (составляет) подлинное благо: освобождение ли (от мира) или преуспеяние (в нем) и какие есть средства (к достижению того и другого), о царь, потомок Куру, следует незамедлительно приступить к деятельности, (ведущей к) освобождению, или же достичь преуспеяния; ибо бедственна жизнь (человека) слабого, колеблющегося между (двумя путями).  

Поистине, ты сознаешь (свою) дхарму и неуклонно следуешь ей; знают тебя друзья твои, (потому и) призывают на стезю деятельности.

Даяния, жертвы, воздание почестей праведникам, поддержание Вед и честность — такова высокая дхарма, о царь, приносящая свой плод и здесь, и по смерти.

Но не может следовать ей (человек), лишенный достатка, о царь, хотя бы и был он, о муж-тигр, в избытке наделен всеми прочими достоинствами. На дхарме основана вселенная, выше дхармы нет ничего; но только обладая большим достатком, можно следовать дхарме! Вовеки не дастся богатство (человеку), живущему подаянием или же лишенному мужества, о царь; (оно доступно) только тому, чей разум проникнут дхармой.

Да и не положено тебе просить милостыню; (пусть) этим (путем) идут к цели дваждырожденные; ты же, о муж-бык, старайся (ратным) пылом своим обеспечить себе достаток! Не пристал тебе образ жизни нищенствующего странника, а равно вайшьи или шудры; ведь отличительная дхарма кшатрия заключена в его телесной мощи!

Мудрецы и ученые называют дхарму «возвышенной»; стремись же к возвышенному, тебе не годится (пятнать) себя низким! Осознай, о Индра царей, пойми, что (частные) дхармы извечны; по рождению твоему суждено тебе вершить жестокие деяния, устрашающие людей.

Плод, который ты пожнешь, защищая свой народ, не может быть достойным порицания; ведь такова, о царь, извечная дхарма, назначенная тебе Установителем. Отступив от нее, ты стал бы посмешищем для всего света, о Партха, ибо непохвально, когда люди изменяют своей дхарме. Исполни же сердце (духом) кшатры, отринь эту душевную вялость, наберись мужества, Каунтея, и неси свое бремя, как привычный к тяжести (могучий бык⁸⁹).

Если царь устремлен всей душой к одной только дхарме, не покорит он земли, не добудет себе ни достатка, ни славы. (Царь) добывает царство, как дикобраз — пропитание, хитростью: предоставляя бесчисленным, алчным, жаждущим поживы, ничтожным (врагам свой длинный) язык⁹⁰. Асуры были старшими братьями богов и достигли во всем невиданного благополучия; но хитростью, о бык-Пандава, все же одолели их боги⁹¹. Знай, о владыка земли: все (достается) тому, за кем сила; истребляй же врагов своих, о мощнодланный, прибегая к ловкому обману.

Не найдется на свете воина, который так же владел бы луком на поле брани, как Арджуна!  

Никто из людей не сравнится со мною в битве на палицах! Даже самые могучие воины, о царь, побеждают в бою не числом и не упорством, но доблестью; будь же доблестен, Пандава! Доблесть — единственный залог обретения житейских благ, все прочие (средства) тщетны и бесполезны, как древесная сень в зимние холода.  

Да будет для тебя несомненным, что, кто ищет большего достатка, должен жертвовать (некоторыми) благами, о Каунтея, наподобие (того, как приходится жертвовать) зерном (ради будущего урожая). Не стоит вести торговых дел, если доходы равны расходам и нет никакой прибыли; ведь это (все равно что) скрести острым (там, где чешется). Мудрым почитают того человека, который, пожертвовав малой долею дхармы, обретает, о Индра людей, дхарму великую.  

Люди сведущие, (имея перед собою) врага, окруженного друзьями, отдаляют от него этих друзей, а затем, слабого, покинутого отколовшимися друзьями, подчиняют его своей воле. Даже самый могучий (воин), о царь, достигает победы не напряжением сил и не льстивыми речами, но доблестью; ею покоряет он весь народ. (Люди), пусть слабые, но дружно разящие со всех сторон могучего врага, способны одолеть его, как пчелы — похитителя меда.

Солнце лучами своими не только лелеет всю земную тварь, но и пожирает ее; будь же как Савитар, о царь⁹²! В древнем предании, слышали мы, сказано: по закону хранить свою землю, как делали праотцы наши, — вот (истинный) тапас⁹³! Видя тебя в такой беде, люди решили уже, что Солнце (также) может лишиться блеска, а месяц — своей прелести. Сходясь по двое или большими собраниями, (люди) ведут беседы, восхваляя тебя, о царь, и кляня твоего противника. Те же брахманы и духовные наставники, что собрались здесь, всех превосходят в восторженных описаниях приверженности твоей истине, о царь, явственной из того, что никогда — ни по неведению, ни из сострадания, ни из корысти, ни из страха, ни под влиянием страсти, ни ради благ мирских — ни изрек ты ни слова лжи.  

Какой бы грех ни совершил царь при овладении землей — он искупит это впоследствии, совершая жертвоприношения с обильными дарениями. Даруя брахманам тысячами коров и деревни, он избавляется от всех прегрешений, как месяц — от мрака затмения. Жители городов и сел, стар и млад, дружно возносят хвалу тебе, о Юдхиштхира, потомок Куру! «Не пристало быть молоку в бурдюке из собачьей шкуры, не для шудры — знание Вед, не к лицу вору — правдивость, женщине — сила; так и царская власть — не для Дурьодханы!» — вот что без устали повторяет народ; даже дети и женщины твердят это, как молитву, о бхарата!

Взойди же на свою изобильно снаряженную колесницу, повели брахманам неустанно возглашать (мантры), приносящие удачу, а сам в окружении братьев — метких лучников, знатоков оружия, чей боевой пыл жгуч, как змеиный яд, — словно Губитель Вритры в окружении марутов, сейчас же спешно выступай (в направлении) к Городу слона⁹⁴. Мощью ратного пыла вогнавши в землю врагов своих, вырви, могучий Каунтея, (из рук) сына Дхритараштры, как Губитель недруга — у асуров, свою царскую славу! Касания стрел, выпущенных из Гандивы, одетых перьями грифа, подобных ядовитым змеям, не в силах вынести никто из смертных! Ни человек, ни слон, ни добрый конь — никто не выдержит удара палицы, который в гневе я (обрушу) на него средь битвы, о бхарата! Как можем мы не отбить свое царство, о Каунтея, когда на нашей стороне ж сринджаи, и кекаи, и сам владыка вришнийцев?!

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» тридцать четвертая глава.

ГЛАВА 35

Юдхиштхира сказал:

Это очевидная истина, о бхарата! Как стрелами, разя словами, меня ты сокрушаешь, но мне нечего возразить на твои упреки, иб о сам я довел вас до этой беды. Ведь я вовлекся в игру потому, что желал отнять у сына Дхритараштры власть и царство; тогда-то сын Субалы, бесчестный игрок, и (получил возможность) играть против меня на стороне Суйодханы.  

Великий кудесник, житель гор Шакуни, бросая горстями кости в Зале собрания, то и дело против (меня), чуждого козням, играл с помощью (злых) чар — и тогда я заметил обман, о Бхимасена! Видя, как кости, повинуясь воле Шакуни, являют то чет, то нечет, я был еще способен сдерживаться, но ведь гнев губит душевное равновесие людей! Милый мой, ведь душа, приверженная доблести, гордости и мужеству, не в силах обуздать себя! Но не в обиду мне слова твои, о Бхимасена, ибо думается мне, что так нам было предопределено.

Царственный сын Дхритараштры, восхотев (овладеть) царством, поверг нас в эту беду; в рабов он обратил нас, о Бхимасена, но тут защитницей явилась нам Драупади. И ты, и Дхананджая — оба вы помните, какую единственную ставку назвал мне сын Дхритараштры в присутствии всех бхаратов, когда мы явились в Собрание для повторной игры: «Двенадцать лет, о Аджаташатру, живи по своему усмотрению в лесу, не таясь (от людей); еще год, о царский сын, с братьями вместе (живи) неузнанным, сокрывшись в (чужом) обличье; если же, дорогой мой, соглядатаи бхаратов, прослышав о тебе, разведают твое местопребывание, будешь скитаться еще столько же лет; решайся, Партха, и обещай нам это! Проживешь это время так, что оставишь (людей) моих в неведении и не будешь замечен соглядатаями, о бхарата, тогда — честно о том объявляю я здесь, в Собрании (рода) Куру, — твоим будет все Пятиречье⁹⁵! Если же мы с братьями тебе проиграем, то в должный час, оставив житейские радости, сами станем так жить!»—вот что сказал мне некогда царь (Дурьодхана) при всех (собравшихся) куру; и я ответил: «Пусть так!»

Тогда и началась эта недостойная игра, принесшая нам поражение и изгнание. И вот мы, в жалком обличье, скитаемся: по (разным) странам, по гиблым лесным чащам. Но и (теперь) не желает Суйодхана возврата к миру; пребывая во власти гнева, возбуждает он (против нас) потомков Куру и всех, кто подвластен ему. Кто в этом мире посмеет, заключив в присутствии благочестивых (мужей) такой договор, нарушить его и» стремления к царской власти? Я полагаю, что благородному лучше умереть, нежели, преступивши дхарму, править землей.

Во время игры ты сжимал (в руках) палицу, ты хотел сжечь мне руки⁹⁶, но удержал тебя Пхальгуна; а ведь соверши ты тогда тот геройский подвиг — разве постигла бы нас эта беда, о Бхима! Почему, будучи уверен в своей силе, не сказал ты мне о том прежде, когда мы заключали договор? Что же толку теперь, когда настало наконец время (исполнить обещанное), быть тебе со мной столь многоречивым?

Снова и снова берет меня тоска, о Бхимасена, жжет, словно выпитый яд, (воспоминание о том), что, видя силой влекомую Яджнясени, мы стерпели это, о Бхима! Теперь, исполнив то, что было мной обещано в присутствии отважных потомков Куру, я не в силах (что-либо изменить), о храбрейший из бхаратов! Но (придет час нашего) торжества, жди его, как сеятель — созревания плодов.

Если тот, кого подло притеснили, дождется, пока взойдут цветы, (вызреют) плоды (посеянной врагом) ненависти, то мужество его вознаградится высшей мерой: (память) о герое не умрет в мире живых. Обретет он у людей великую славу; думаю, что и враги воздадут ему хвалу, друзья же с любовью окружат его заботой, будут жить под началом у него, как божества — у Индры. Внемли же искреннему заверению моему: мне дхарма дороже и жизни, и бессмертия; царская власть, потомство, богатство и слава не стоят все и крупицы дхармы.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» тридцать пятая глава.

ГЛАВА 36

Бхимасена сказал:

Великий царь, заключая (этот) договор, (ты заключил его) со Временем, а между тем оно бесконечно, неизмеримо, губительно, как стрела, как поток, уносящий все (в небытие). Воочию видишь (ты сам, каково) Время: смертный — весь во власти Времени⁹⁷, (недолговечен), как морская пена или (перезрелый) плод, о великий царь! Может ли, о Каунтея, (человек), срок жизни которого сокращается с каждым мигом, как •сурьмяный шарик (под прикосновениями) иглы⁹⁸, может ли он выжидать чего-то? Лишь тот, кто бессмертен, или тот, кому ведом (отпущенный) ему срок, может, видя все, как на ладони, дожидаться (благоприятного) случая.  

Пока мы будем, о царь, выжидать истечения тринадцатилетнего срока, Время может сократить наши жизни и ниспослать нам смерть. Ведь умирание неизменно заключено в самой природе телесных существ. Потому мы должны, пока не (пришла нам) смерть, посвятить «ебя борьбе за царство.

Кто не обретет славы, отомстив за свои обиды, кто не проявит себя, тот (человек), зря обременяющий собою землю, гибнет, словно бык, (увязший в болоте⁹⁹). По мне, коль человек не воздает за обиду, недостает ему на то усердия и доблести, (значит), бесплодным было рождение его, в недобрый час рожденного. Сражая в битве недруга, ты наслаждаешься богатством, добытым (мощью) рук твоих; потому и идет молва о тебе как о «златоруком», о владыка земли! Если человек, сразивши обидчика своего, попадает тотчас же в Нараку, то (ад) для него превращается в рай, о царь, губитель врагов! (Бессильное) негодование рождает муку, более жгучую, чем пламя; она-то и томит меня (так), что ни ночью, ни днем я не знаю покоя.

Вот Партха-Бибхатсу, первый в (умении) напрягать тетиву; сидя (здесь), жестоко томится он, словно лев, (вынужденный затаиться) в своем логове. Тот, кто не счел бы для себя неравным (бой) со всеми лучниками земли, (должен теперь), словно могучий слон, обуздывать кипящую в нем ярость. Накула, Сахадева и старая мать, породившая героев¹⁰⁰, сидят (здесь молча), будто онемели, лишь потому, что желают угодить тебе! Все родичи наши и с ними сринджаи желают угодить тебе; я один лишь терзаюсь горем, я и мать Пративиндхьи! Но то, что я говорю, по душе всем (нашим), ибо всех (нас) постигло горе и все (мы) равно жаждем битвы.

Может ли быть, о царь, беда, злее нашей: ведь слабые, недостойные (люди), отняв (у нас) царство, наслаждаются властью! По слабости характера, по незлобивости своей поддался ты состраданию и претерпеваешь все эхи муки, но никто не одобряет тебя в этом, о царь! Как мог ты, жалостливый, словно брахман, обресть рождение во кшатре, в сем лоне, которое порождает лишь суровых духом (героев) ?

Ведь ты слышал, что сказал Ману об обязанностях царя: они требуют жестокости, коварства и несовместимы с душевным покоем. Ты наделен разумом, мужеством, знаниями и благородством происхождения — почему же, когда необходимо действовать, о муж-тигр ты сидишь себе, словно калека на своей тележке¹⁰¹?

Ты хочешь сокрыть нас (от людей), о Каунтея, — значит, ты хочешь укрыть гору Химаван одной щепоткой травы! Тебе, прославленному по всей земле, нельзя прожить тайно, неузнанным, как Солнце (не может незамеченным пройти) по небу. Подобный высокому, ветвистому, цветущему, густолиственному дереву шала, (стоящему) в речной долине, подобный белому слону, может ли прожить неузнанным Джишну? А эти юные братья-близнецы, подобные двум львам, Накула и Сахадева, — как смогут прожить (неузнанными), о Партха? Эта царская дочь и мать героев, знаменитая своим благочестием, прославленная Кришна-Драупади, — как сможет она прожить неузнанной, о Партха? Да и меня со дней отрочества моего хорошо знает наш народ, о царь; полагаю, что, как горе Меру не спрятаться, так и мне не остаться неузнанным.

К тому же немало царей и сыновей царских, которых мы прежде изгнали из их владений, следуют теперь за Дхрита-раштрой. Ведь они, (прежде) изгнанные (нами), не примирятся с нами (теперь), когда мы сами подвергаемся притеснениям; состоя в дружбе с ним, они считают своим долгом всеми способами чинить нам вред. Они могут наслать на нас множество тайных лазутчиков; найдут нас, (все) разгласят, и будет нам тогда великая беда.

Целых тринадцать месяцев провели мы уже в лесу; считай же их по длительности равными годам! «Можно считать месяц за (год), как (можно) путикой (заменять) сому¹⁰²», — говорят мудрецы; так и следует делать! В крайнем случае, о царь, ты сможешь очиститься от греха всего лишь тем, что поднесешь обильный дар доброму, сильному в тягле быку¹⁰³. Потому подобает тебе, о царь, решиться на истребление врагов; ведь у кшатриев нет иного долга, кроме ратных дел!

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» тридцать шестая глава.

ГЛАВА 37

Вайшампаяна сказал:

Выслушав речи Бхимы, муж-тигр, сын Кунти Юдхиштхира, гроза недругов, тяжко вздохнул и предался раздумью. Размыслив (все), казалось, за один миг, он принял твердое решение о том, что надлежит делать, и без промедления так отвечал Бхимасене: «Все так, как ты говоришь, о мощнодланный бхарата! Но выслушай, мастер речей, как я поведу речь иную. Кто, полагаясь только на свою силу, о бхарата, совершает действия, (чреватые) тяжкими грехами, тот сам от них и страдает, о Бхимасена! Если дело тщательно продумано, взвешено, предпринято с решимостью и исполнено с усердием, о мощнодланный, оно увенчивается успехом; благословляют его боги. От одной лишь своей непоседливости, побуждаемый обольщением силы, ты мнишь: «Надо свершить этот подвиг». Так выслушай же меня.

Бхуришравас, Шала, Бхишма, Карна, могучий Джаласандха, Дрона, могучий сын Дроны, сыны Дхритараштры во главе с Дурьодханой — все они искусны во владении оружием, готовы разить насмерть; трудно (будет) совладать с ними. Те цари, земные владыки, кого (прежде) мы притесняли, все они встали теперь на сторону кауравов, к ним воспылали дружбой.

Не о нашем благе радеют они, а о благе Дурьодханы, о бхарата; располагая богатой казною и воинской силой, они не пожалеют сил для его защиты. Все воители в стане кауравов с сыновьями их, полководцами и ратниками в полной мере одарены богатством и житейскими благами; безмерно льстит гордости этих героев Дурьодхана; я твердо убежден, что (за него) они не пожалеют отдать жизнь на поле брани.

Бхишма, Дрона и великий духом Крипа и к нам, и к ним расположены равно, о мощнодланный; но, как бы то ни было, те дают им поистине царское содержание, и поэтому, я убежден, они готовы отдать (взамен) то, что всего дороже, — собственные жизни. Все они искусно владеют волшебным оружием, все преданы дхарме; думается мне, что не смогли бы одолеть их сами боги вместе с Васавой. Карна, великий колесничный боец, всегда бодр духом, неукротим; знаток всех видов оружия, неуязвим он и к тому же облачен в непробиваемый панцирь¹⁰⁴.

Чтобы сразить Дурьодхану, нужно прежде одолеть в битве всех этих достойнейших мужей; не по силам свершить это тебе одному, без соратников. Глаз сомкнуть не дает мне, о Врикодара, мысль о том, как проворно (владеет оружием) Сын суты, превзошедший в этом всех лучников!»

Выслушав эту речь, неукротимый Бхимасена смутился, пал духом и не смог ничего ответить. Но пока двое Пандавов вели меж собою беседу, явился (туда) великий чародей Вьяса, сын Сатьявати. С соблюдением всех правил приблизился он к Пандавам, принял от них ответные почести и обратился, превосходнейший из собеседников, к Юдхиштхире с такими словами:

«О муж-бык, мощнодланный Юдхиштхира! (Данной мне) мудростью, прозрел я, что происходит в душе твоей, и тотчас же поспешил сюда. Смущает душу твою робость перед Бхиш-мой, Дроной, Крипой, Карной и сыном Дроны, о бхарата, губитель недругов! (Я знаю одно) обычаем освященное средство развеять твои (опасения); но то, что услышишь, осуществи на деле со всею твердостью».

Затем искусный в ведении беседы сын Парашары, уединившись с Юдхиштхирой, сказал ему такие, (глубокого) смысла исполненные слова: «Представился наконец благоприятный для тебя, о достойнейший бхарата, случай, благодаря которому Завоеватель богатств Партха сможет в битве одолеть врагов. Внемли же словам моим: я возвещу тебе, ищущему у меня защиты¹⁰⁵, знание, именумое Пратисмрити¹⁰⁶, оно подобно зримому воплощению Удачи; овладев им, мощнодланный Арджуна непременно достигнет успеха. Чтобы добыть оружие, пусть он обратится к Махендре и Рудре, к Варуне, Владыке сокровищ и Царю правосудия, о Пандава! — ведь благодаря своей доблести и подвижническому величию он способен узреть богов! Он — наделенный в избытке духовным пылом святой мудрец, с коим дружен Нараяна; он — изначальное, древнее, вечное божество, доля самого Вишну! Приняв от Индры, Рудры и Хранителей мира (разнообразное волшебное) оружие, мощнодланный (Арджуна) свершит величайший подвиг!

Поразмысли о том, о владыка земли, Каунтея, как бы вам перебраться из этого леса в другой, пригодный для вашего проживания. Ведь длительное пребывание в одном и том же месте перестает доставлять удовольствие; к тому же оно может создать неудобства для смиренных отшельников. Ты содержишь на довольствии множество брахманов, в совершенстве знающих все Веды и Веданги; (оттого в лесу скоро) переведется дичь и погибнет растительность».

Сказав это, великий владыка, проникший в тайны волшебства, возвестил воззвавшему о помощи, (духовно) очистившемуся (Юдхиштхире), Царю справедливости, знание величайшего заклятия. Затем мудрый Вьяса, сын Сатьявати, испросив у Каунтеи напутствие, в мгновение ока исчез. А благочестивый и разумный Юдхиштхира, приняв душою это брахмическое знание¹⁰⁷, хранил его (в памяти) и время от времени твердил про себя наизусть. Обрадовало (Юдхиштхиру) сказанное Вьясой;  

и вот из леса Двайтавана направился он к лесу, зовущемуся Камьяка, что лежит на берегах Сарасвати. Брахманы, сведущие в науках произношения и правильной речи¹⁰⁸, последовали за ним, о великий царь, словно святые мудрецы — за Индрой богов. Достигнув наконец Камьяки, ь великие духом мужи-быки поселились там с соратниками своими и спутниками. В тех местах, о царь, провели мудрые герои некоторое время, совершенствуясь в военной науке и внимая высокому (учению) Вед. Постоянно ходили они на охоту, острыми стрелами добывали оленей, а потом, по обычаю, подносили пищу богам, праотцам и брахманам.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» тридцать седьмая глава.

ГЛАВА 38

Вайшампаяна сказал:

По прошествии некоторого времени Юдхиштхира, Царь справедливости, припомнив наставление подвижника, сказал такое слово. Оставшись наедине с Арджуной, Царь справедливости, смиритель недругов, ободряюще улыбнулся ему и коснулся его рукою; затем, всего на миг, казалось, задумавшись о жизни в лесу, тайком обратился он к известному мудростью своей быку-бхарате, Завоевателю богатств, с такою речью: «Бхишме, Дроне, Крипе, Карне и сыне Дроны, о бхарата, утверждено (знание) военной науки со (всеми) четырьмя ее разделами¹⁰⁹. Оружие Брахмы, богов и асуров с правилами применения и противодействия, приемы пользования всяческим оружием знают они в совершенстве. Сын Дхри-тараштры всех их ублажает, тешит, наделяет благами; он относится к ним как к своим духовным наставникам. Обращение его со всеми этими воителями безупречно; при каждом подобающем случае воздает он им почести; потому никогда не остынет их рвение. Вот уже вся земля покорилась власти Дурьодханы. К тебе обращены теперь все наши надежды, на твои (плечи) легло (великое) бремя! Сейчас я разъясню, что надлежит тебе совершить сообразно наступившим временам, о смиритель недругов!

Друг мой, от Кришны Двайпаяны принял я сокровенное знание; примени его — и тотчас озарится (перед взором твоим) вся Вселенная! Обладая этим брахмическим знанием, преуспев в духовном сосредоточении, в благоприятный момент добейся, дорогой мой, милости богов! О бык-бхарата, преисполненный доблести подвижник, подвергни же себя суровейшему тапасу!  

(Возьми) лук, друг мой, (облачись) в доспехи, (препояшься) мечом и, не уступая никому дороги, держи путь на север! Ведь всем волшебным оружием владеет Индра; некогда боги из страха перед Вритрой передали Индре всю свою силу¹¹⁰; потому оружие (богов собрано) в одном месте, и ты получишь его все разом, о Завоеватель богатств! Ступай же к Индре, он вручит тебе оружие. Приняв посвящение¹¹¹, немедля отправляйся искать встречи с богом Пурандарой!»

Изрекши это, могучий Царь справедливости преподал наставление герою (Арджуне), который, приняв по этому обряду посвящение¹¹², смирил свою плоть, речь и разум. Затем старший брат даровал младшему свое напутствие. (Решился Арджуна) по приказу Царя справедливости искать встречи с богом Пурандарой. Взял мощнодланный (герой) лук Гандива, два великих неиссякаемых колчана, (надел) панцирь, защитный ремень — на (левую) кисть, наперстки — на пальцы (правой), принес жертву Агни и нишками (золота) побудил брахманов возглашать «Свасти!». Взяв в руки лук, тяжко вздохнул мощнодланный, воздел к небу очи и двинулся в путь, (желая) погибели сыновьям Дхритараштры.

Завидев Каунтею, (шествовавшего) с луком в руках, брахманы, сиддхи и невидимые взору бхуты вскричали: «В скором времени да обретешь ты все, чего ни восхочешь сердцем, о Каунтея!» Видя, как Арджуна, чьи бедра подобны стволам деревьев шала, удаляется львиной походкой, похищая сердца всех (близких), Кришна сказала такое: «Да исполнится, о мощнодланный, то, о чем при рождении твоем мечтала Кунти, и все, чего ты сам желаешь, о Каунтея, Завоеватель богатств! Да не возродимся мы никогда более в кшатрийском роде! Вечная слава брахманам, ибо не добывают они средства к жизни на поле брани! Отныне братья твои не будут знать сна, развлекая друг друга рассказами о тебе, без конца вознося хвалы твоим подвигам! Ни наслаждения, ни богатства, ни сама жизнь, о Партха, не будут нам более в радость, не помыслим (о них), пока ты от нас вдали! О Партха, для нас (теперь) все заключено в тебе: счастье или горе, жизнь или смерть, царство наше и владычество! Прощай же, Каунтея, удачи тебе, о Пандава! Поклон Дхатри и Видхатри! Удачи тебе и доброго здоровья! Ды будут добры к тебе духи земли, небес и поднебесья, а также всякий, кто встретится тебе на пути!»

Итак, взял мощнодланный Пандава свой великолепный лук, обошел по кругу прадакпшны Дхаумью и братьев и двинулся в путь. Все живые существа разбегались в стороны от той дороги, по которой шествовал могучий и отважный (герой), восприявший волшебную силу Индры¹¹³. Благодаря волшебству высокий духом (герой) двигался, подобно Ветру, со скоростью мысли и за один всего день достиг священной горы.

Перевалив через Химаван и Гандхамадану, он также за одни сутки, не почувствовав усталости, прошел много мест, (слывущих) непроходимыми. Достигнув Индракилы, остановился там Завоеватель богатств, ибо послышался ему голос из поднебесья, (повелевавший): «Стой здесь!» И увидел тут Савьясачин сидящего у подножия дерева подвижника, смуглого, худого, с заплетенными волосами, сиявшего брахмическим величием.

Заметил великий подвижник стоящего перед ним Арджуну и сказал ему: «Кто ты, любезный? Ты пришел сюда с луком и стрелами, в доспехах, препоясан мечом и с ремнем, берегущим кисть, сообразно обычаю кшатриев. Но здесь, в обители преисполненных мира, отвергших и гнев, и веселье отшельников-брахманов, ни к чему все твое оружие! Здесь не бывает сражений, твой лук не найдет применения; брось же лук, сын мой, ты обрел уже высшую участь!» Много еще таких слов говорил брахман неизмеримо-мощному герою, словно какому-то низкорожденному; но не поколебал он стойкости Арджуны, до конца верного принятым решениям. Доволен остался им брахман и молвил с улыбкой: «Благо тебе, губитель недругов! Я — сам Шакра, выбирай себе дар!»

На это Завоеватель богатств, отважный продолжатель рода Куру, сложив ладони, поклонившись, отвечал Тысячеокому: «Есть у меня заветное желание, это и пожалуй мне в дар. Хочу немедля принять от тебя, владыка, знание всего оружия!» Довольный в душе, усмехаясь, молвил ему Махендра: «Если ты и получишь сейчас оружие, что тебе проку в нем, Завоеватель богатств? Лучше выбери наслаждения и (небесные) миры: ведь ты обрел уже высшую участь!» На это Завоеватель богатств ответил Тысячеокому: «Нет, о Владыка Тридесяти (богов), не ищу я ни миров, ни наслаждений, ни божеского состояния, ни подавно (мирского) счастья; (не надо мне) и владычества над всеми небожителями! Ведь покинув братьев в лесу и не отмстив за обиду, бесславие обрету я во вселенной на вечные времена!»

На это чтимый всем миром Губитель Вритры отвечал сыну Панду дружелюбной, ободряющей речью: «Сын мой, дам я тебе все волшебное оружие, если только повидаешь ты Властелина бхутов, Треокого, Владетеля трезубца, Шиву. Прояви же усердие к тому, чтоб увидеть Верховного Бога! Повидав его, о Каунтея, ты достигнешь цели и взойдешь на небо!» Молвив такое Пхальгуне, тотчас невидим стал Шакра. Арджуна же, преисполнен чудесного знания, остался в тех краях.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» тридцать восьмая глава.

ГЛАВА 39

Джанамеджая сказал:

Почтеннейший, я желаю услышать пространный рассказ о том, как неутомимый в деяниях Партха обрел (волшебное) оружие; как этот муж-тигр, длиннорукий, наделенный духовным пылом Завоеватель богатств бесстрашно вступил в безлюдный лес и что совершил он, пока находился там, о славнейший из познавших Брахмана, а также как порадовал он Царя богов и самого Владыку Стхану. Вот о чем хотелось бы мне услышать, если будет на то твоя милость, о лучший из дваждырожденных. Ты ведь всезнающ, поистине, все тебе ведомо и о богах, и о людях.

Несравненную, чудесную, в трепет повергающую схватку, о многомудрый, затеял некогда с Бхавой Арджуна, неодолимый в сражениях, лучший из бойцов. Когда внимали рассказу о ней отважные Партхи, сердца тех мужей-львов трепетали то от радости, то от отчаяния, то от восхищения. Расскажи также без утайки и обо всем прочем, что совершил Партха. Не знаю я за Джишну и малейшего (проступка), который заслужил бы порицания; поэтому воспой мне все деяния этого героя!

Вайшампаяна сказал:

О сын мой, тигр-каурава! Я расскажу тебе эту славную, дивную, схожую с чудом повесть о великом духом (герое). Слушай, безгрешный: вот все о встрече Партхи с Богом богов, при которой соприкоснулся он с телом Треокого.

Во исполнение приказа Юдхиштхиры мощнодланный, могучий муж-бык, дивнодоблестный кауравья, чтобы увидеть Шак-ру, Властелина небожителей, и Шанкару, Бога богов, и дабы увенчать дело свое успехом, взяв свой волшебный лук и меч, двинулся на север, в направлении к вершине Химавана.  

Стойкий разумом, твердый в исполнении обетов подвижничества, величайший во вселенной колесничный боец, сын Индры с превеликой поспешностью вступил один, о царь, в грозную, полную опасностей лесную чашу, богатую цветами и плодами, населенную разными птицами, кишащую стадами всевозможных зверей, посещаемую сиддхами и чаранами.

Едва ступил Каунтея в тот безлюдный лес, как раздался в небе звук раковин и барабанов, пал на землю обильный дождь из цветов и бескрайние скопища облаков все вокруг покрыли тенью. Преодолев густые лесные чащи у подножия великой горы, Арджуна поселился на вершине Химавана, озаряясь (духовным величием). Он увидел там деревья в цвету, на (ветвях) которых сладостно пели птицы; (увидел) реки, усеянные гигантскими водоворотами, подобные голубизной камню вай-дурья.

Над ними раздавались крики гусей, карандавов, журавлей и черных кукушек, слышались пение краунчей и павлинов. Увидев эти украшенные пленительными (прибрежными) рощами реки с прохладными, чистыми, святыми водами, превосходный колесничный боец проникся умилением. И наделенный суровым пылом, великий духом Арджуна радостно предался жесточайшему подвижничеству в этом восхитительном лесном краю.

Взяв отшельнический посох и шкуру черной лани, облекшись в платье из травы дарбха, в течение месяца одни лишь плоды вкушал он раз в трое суток, а на второй месяц увеличал срок (поста) вдвое. На третий месяц ел он раз в две недели, принимая в пищу только сухие, упавшие на землю листья. Когда же пошел четвертый месяц, мощнодланный потомок Панду стал и вовсе питаться (одним только) воздухом. Воздев л небу руки, без всякой опоры стоял он на кончиках пальцев ног. Постоянно омываемы (дождем), стали схожи с молнией и с лотосом заплетенные волосы необъятно-мощного, великого духом (героя¹¹⁴).

Тогда все великие святые мудрецы пошли к славному Темношеему богу, Владетелю Пинаки. Почтительно поклонившись и умилостив его, поведали они о деяниях Пхальгуны: «Наделенный мощным духовным пылом Партха пребывает на вершине Химавана и (с таким жаром) предается тяжелейшему, суровому подвижничеству, что уже дымятся стороны света. Что задумал он совершить, никому из нас не ведомо; но (жар) его (подвижничества) опаляет нас — воспрепятствуй же ему, о Владыка богов!»

Махешвара сказал:

Успокойтесь и, забыв тревоги, возвращайтесь своей дорогой. Ведом мне его сокровенный замысел. Не ищет он ни жизни на небесах, ни власти, ни долголетия. Нынче же я исполню все, чего он добивается.

Вайшампаяна сказал:

Выслушав ответ Шарвы, воспрянули духом правдоречивые святые мудрецы и разошлись по своим обителям.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» тридцать девятая глава.

ГЛАВА 40

Вайшампаяна сказал:

Когда удалились великие духом подвижники, бог — Владетель Пинаки, избавитель от всякого зла — Хара, облачившись в одежды кираты, (сверкающие) подобно золотому древу¹¹⁵, воссиял телесной красотою, словно вторая гора Меру. Вооруженный священным луком и змееподобными стрелами, снизошел он на землю, (озаряясь) великим блеском, словно Огонь, сжигающий рощу сухих деревьев. Божественного сопровождала великая Богиня, Ума, одетая так же, (как и супруг), по обычаю (киратов). За ним шли (толпы) ликующих, разнаряженных бхутов и тысячи женщин¹¹⁶, о царь-бхарата! И сиял этот бог, облаченный в одежды кираты, невиданной красотой.

В тот же миг весь лес стал безмолвен; замерло пение птиц и шум потоков. Подойдя близко к неутомимому в деяниях Партхе, увидел там (Шива) одного из сыновей Дити, по имени Мука; приняв образ вепря, закоснелый злодей намеревался как будто умертвить Арджуну. Взял тогда Пхальгуна Гандиву-и змееподобные стрелы, напряг превосходный лук, оглашав (лес) гудением тетивы, и сказал тому (дайтье): «Коль ты меня, когда я ни в чем не повинным сюда пришел, убить хочешь, то я прежде сам отошлю тебя в обитель Ямы».

Видя, что Пхальгуна, без промаха разящий, готов уже пустить (стрелу), поспешил остановить его Шанкара, принявший личину кираты: «Первым приметил я этого (вепря), подобного синей (грозовой) туче!» Но, пренебрегши его словами, поразил (вепря) Пхальгуна. Величественный Кирата тотчас послал в ту же цель свою стрелу, подобную молнии или факелу. И пущенные ими обоими стрелы разом попали в широкое, крепкое,, как скала, тело Муки. Вместе обрушились на него те стрелы, словно ваджра и ашани, дробящие гору. Пронзенный бесчисленными стрелами¹¹⁷, что были подобны змеям с огненными ртами, он умер, вновь приняв устрашающий облик ракшасы.

И вот Джишну, губитель недругов, увидел мужа в блеске золота, облаченного в платье кираты, (шествовавшего) в обществе женщин. Сказал ему насмешливо обрадованный Каунтея: «Кто ты таков, что бродишь в пустынном лесу, окруженный толпами женщин? Не страшно ли тебе, златоблещущий, в этой грозной чаще? Зачем поразил ты облюбованную мною добычу, этого ракшасу, (под видом) зверя забредшего сюда? (Хотел ли ты) оскорбить меня или (действовал) в ослеплении страсти — не уйти тебе от меня живым! Ведь, поступив так со» мной, ты нарушил закон охоты. За это, житель гор, я лишу тебя жизни».

Выслушав Савьясачина Пандавею, усмехнулся Кирата и отвечал ему учтивою речью: «Я прежде тебя избрал (зверя) этого своей добычей. Мой же выстрел и разлучил его с жизнью. Не следует тебе, обольстясь своею силой, корить другого за то, в чем сам повинен. Неразумный, ты нанес мне оскорбление и не уйдешь от меня живым. Защищайся! Я буду метать стрелы, подобные ашани; ты же отвечай мне, сколько хватит сил, пускай свои стрелы!»

И вот оба они, разъярясь, издавая рычание, принялись непрестанно разить друг друга змеевидными стрелами. Целый - ливень стрел обрушил Арджуна на Кирату; но с весельем сердечным принял их на себя Шанкара. Принимая на себя долгов время этот ливень стрел, Владетель Пинаки, телесно невредим, стоял незыблемо, как гора. Завоеватель богатств, увидев, что ливень стрел его безуспешен, изумился тому и молвил: «О диво! Столь нежный сложением сей житель вершины Химавана принимает, однако, не дрогнув, пущенные из Гандивы стрелы! Кто бы это мог быть? Небожитель? Якша? Владыка богов или сам Рудра? Ведь на вершине прекраснейшей из гор бывает, сходятся боги. Я выпускаю тысячами тучи стрел; напоpa их никто не в силах вынести, кроме бога — Владетеля Пинаки. И если это только не Рудра, а якша или даже любой из Тридесяти (богов) стоит передо мной, то я острыми стрелами направлю его в обитель Ямы».

И Джишну в упоении пустил сотни насмерть разящих стрел, — как будто солнце (раскинуло) свои лучи, о царь! Но Владыка, Создатель мира, Держатель трезубца в деснице с ликованием сердечным принял их на себя, как гора — лавину камней. Через короткое время не осталось у Пхальгуны стрел. Когда увидел он, что кончились стрелы, обуял его страх. Обратился он мыслью к двум своим неиссякаемым колчанам и к божественному Пожирателю жертв, который некогда даровал их ему в (лесу) Кхандава¹¹⁸. «Чем же буду стрелять из лука, раз кончились мои стрелы? И кто этот человек, что все стрелы мои поглощает? Как слона (бьют) концом копья, (ударю-ка) его древком лука и отправлю в обитель жезлоносца Ямы». И Каунтея, губитель враждебных героев, стал биться древком лука; но поглотил обитатель гор и этот его волшебный лук.

Когда поглотил лук его (Кирата), взял Арджуна в руки меч и стремительно бросился на него, желая положить конец битве. На голову его обрушил потомок Куру, разя всей мощью руки, свой острый меч, (удара которого) не вынесли бы даже горы. Но, опустившись на голову (Кираты), преломился лучший из мечей. Тогда деревьями и камнями стал биться Пхальгуна; но и деревья, и камни принял на себя великан, Бог в образе кираты. И вот могучий Партха, у которого от (гнева) изо рта повалил дым, стал бить крепкими, как ваджра, кулаками необоримого, уподобившегося обликом кирате (Бога). Тогда и Бог в образе кираты стал бить Пхальгуну безжалостными, подобными Индровой ашани кулаками. Слышен был устрашающий звук кулачных ударов, которыми обменивались Кирата и Пандава. Только миг длилась та великая, в трепет повергающая кулачная схватка, подобная той, что была между Вритрой и Васавой.

Наконец могучий Джишну ударил Кирату грудью; но и Кирата изо всех сил нанес удар схватившемуся с ним Пандаве. От сжатия рук, от трения грудей на телах их вспыхивало пламя с углем и дымом. Вот Махадева стиснул измученного (Арджуну) в объятиях и, в ярости обрушившись на него всей своей мощью, угасил его сознание. Стеснилось тело Пхальгуны, сдавленное объятием Бога богов, и стал он подобен груде мяса, о бхарата! Сдавил его великий духом (бог) так, что не стало в нем дыхания, и пал он, лишившись чувств, на землю. Но Бхава остался (им) доволен.

Бог сказал:

О Пхальгуна, порадовал меня твой несравненный подвиг, и это мужество, и стойкость! Нет равного тебе среди кшатриев!

Сегодня ратный пыл твой и геройство были равны моим, о безгрешный! Я доволен тобою. Виждь меня, о мощнодланный муж-бык, я дарую тебе «чудесное зрение», о большеокий! Ты был прежде святым мудрецом. В битве ты одолеешь всех недругов, будь они даже из числа небожителей.

Вайшампаяна сказал:

И узрел тут Пхальгуна дивноблещущего Махадеву, Царя гор, Владетеля трезубца, сопровождаемого Богиней. Пал на колени Партха, покоритель чужих городов, и, свершив земной поклон, принялся умилостивлять Хару.

Арджуна сказал:

Великий бог, владыка всего сущего, Капардин, Ослепитель Бхаги! Простить ты должен прегрешение мое, о Шанкара! С желанием увидеть тебя пришел я на эту великую гору, милую сердцу твоему, владыка богов, высшее средоточие духа подвижничества! Смилуйся же, великий, почитаемый всеми существами! Да не ляжет на меня вина за то, что был я столь-дерзок с Махадевой! Прости мне, взывающему о защите, схватку эту, которую затеял я с тобой по незнанию, о Благодатный!

Вайшампаяна сказал:

Тогда Имеющий знаком быка, богатый духовным пылом,, улыбнувшись и взявши Пхальгуну за сияющую красотой руку, молвил ему: «Ты прощен!»

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» сороковая глава.

ГЛАВА 41

Бог сказал:

В прошлом воплощении ты был Нарой, сотоварищем Нараяны, и на протяжении многих десятков тысяч лет предавался суровому подвижничеству в обители Бадари¹¹⁹. В тебе и в превосходнейшем из мужей — Вишну заключен высочайший духовный пыл. Оба вы — первые среди мужей, и вашим духовным пылом поддерживается вселенная. При обряде помазания Шакры ты, владыка, взял огромный лук, (пение тетивы) которого подобно голосу грозовой тучи, и совместно с Кришной истребил данавов¹²⁰. Этот Гандива, который словно создан для твоей руки, которым смог я завладеть, лишь прибегнув к волшебству, и есть тот самый (лук), о достойнейший из мужей! Колчаны же твои, как им и должно, по-прежнему неиссякаемы, о Партха! Я доволен тобой, о истинно доблестный! Прими же от меня, о муж-бык, Партха, желанный тебе дар! Нет среди смертных мужа, подобного тебе, внушитель гордости; нет лучше тебя кшатрия даже на небе, о смиритель недругов!

Арджуна сказал:

О Владыка, Имеющий знаком быка, если ты (готов) благосклонно дать мне желаемое, то хотел бы я (получить) чудесное, грозное твое, о могучий, оружие Раудра или Пашупата, что зовется также «Головою Брахмы¹²¹»; оно наделено чудовищною силой и разрушает всю вселенную при наступлении безжалостного конца юги. И пусть испепелю я им в битве данавов и ракшасов, бхутов и пишачей, гандхарвов и змей. Побуждаемое заклятием, оно порождает тысячи копий, устрашающие взор палицы и стрелы, подобные ядовитым гадам. И да сражусь я им в битве с Бхишмой, Дроной, Крипой, а также с Сыном возницы, всегда столь язвительным в речах. Вот каково, владыка, Ослепитель Бхаги, главнейшее из всех моих желаний; милостью твоей да будет мне по силам осуществить его!

Бог сказал:

Я дарую тебе великое, любимое мое оружие Пашупата. Ты сможешь и удерживать его, и пускать в действие, и возвращать обратно. Не знают этой (тайны) ни Махендра, ни Яма, ни Царь якшей, ни Варуна, ни Ваю — где уж постичь ее потомкам Ману! Нельзя, о Партха, бездумно применять его против человека¹²²; обрушившись на того, кто беден духовным пылом, оно способно выжечь всю вселенную! Поистине, нет в трех мирах подвижной или неподвижной (цели), которой бы оно не поразило. Направлять же его можно мыслью, взглядом, словом или при помощи лука.

Вайшампаяна сказал:

Услышав это, Партха спешно подвергся очищению, духовно сосредоточился и затем, обняв стопы Вседержителя, сказал: «Наставь меня!» Тогда преподал (Шива) достойнейшему из Пандавов (знание) этого оружия, подобного воплощению Антаки, с секретом возвращения его. Перешло оно в услужение к великому духом (герою), как (служило прежде самому) Треокому, Супругу Умы. Арджуна с ликованием принял его во владение. И содрогнулась при этом вся земля с горами, лесами и деревьями, морями и лесистыми краями, рудниками, городами и селениями. Едва настал тот миг, как зазвучали тысячи литавр, раковин, барабанов и случилось большое землетрясение. И увидели боги и данавы, как рядом с неизмеримо мощным Пандавой встало, полыхая сиянием, это грозное оружие в его телесном воплощении.

Если и было что-либо нечистое в теле безмерно мощного Пхальгуны, то при прикосновении к Треокому все это разом уничтожилось. «Ступай на небо!» — повелел ему Треокий. Партха Арджуна, преклонив главу и сложив ладони, устремил взор на бога. И тут Бхава, Властелин обитателей третьего неба, средоточие воли, носитель великого разума. Царь гор, Супруг Умы, Шива вручил достойнейшему из людей Гандиву, великий лук, истребляющий дайтьев и пишачей. Затем, покинув пресветлую, наилучшую из гор с ее вершинами, пещерами и белыми склонами, посещаемую только птицами и великими святыми мудрецами, Владыка вместе с Умой перед взором достойнейшего из людей вознесся на небо.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» сорок первая глава.

ГЛАВА 42

Вайшампаяна сказал:

Имеющий знаком быка Владетель Пинаки скрылся от его взора, как солнце (скрывается) от мира на закате. Арджуна, губитель вражеских героев, исполнился небывалым изумлением. «Въяве видел я самого Махадеву, — так (говорил он), о бхарата, — выпало мне счастье и великая честь самого Треокого Хару, Владетеля Пинаки лицезреть в образе Подателя даров и коснуться его рукою. Дух же мой (коснулся) Высочайшего Духа¹²³ и дело мое теперь достигло завершения; все враги (как бы) побеждены, и цель осуществлена!»

И тут, озаряя все стороны пространства сиянием цвета (лазурного) камня вайдурья, окруженный стаями морских чудовищ, явился святой Владыка вод. (Со свитой из) нагов, дайтьев, речных богов и богинь, садхьев, а также (различных) божеств прибыл в то место хозяин водных тварей, средоточие воли — Варуна.

Затем на дивноблещущей небесной колеснице приехал и златотелый владыка Кубера, сопутствуемый якшами. Подобясь обликом чуду, сиянием залив поднебесье, святой Властитель сокровищ явился для встречи с Арджуной.

Вот и сам великий жезлоносец Яма, могущественный вершитель светопреставлений, губитель всего живого, чья природа непостижима, Царь правосудия, сын Вивасвана, сопровождаемый воплощенными и бестелесными праотцами¹²⁴, ведающими благом человеческого рода, озарил сиянием небесной колесницы три мира с областями гухьяков, гандхарвов и змей, словно Мартанда (в грозном его облике, который он принимает) при наступлении конца юги.

Расположившись на прекрасных сияющих вершинах великой горы, взирали (боги) на Арджуну, обуянного подвижническим пылом.

Немного спустя прибыл вместе с Индрани окруженный сонмами божеств сам владыка Шакра, едущий на голове Айраваты. (На фоне) белого зонта, несомого над его головой¹²⁵, сиял он, словно Царь звезд, покоящийся на светлом облачке. Гандхарвы и святые мудрецы, обладающие сокровищем тапаса, пели ему славу. Достигнув вершины горы, он встал там, подобно взошедшему солнцу.

И тогда мудрый Яма, знаток высочайшей дхармы, стоя на южной стороне, дивное слово сказал (громовым) голосом тучи: «О Арджуна, Арджуна! Виждь нас, сошедшихся (здесь) Хранителей мира! Ныне наделяем мы тебя „чудесным зрением", ты достоин того, чтоб (нас) увидеть. Прежде был ты могущественным святым мудрецом по имени Нара, обладателем безмерного духовного величия. Только повинуясь воле Брахмы, ты, носитель великого мужества и отваги, рожденный от Васа-вы, явился среди смертных. Тебе, о потомок Куру, суждено истребить жгучих, как пламя, кшатриев, подначальных сыну Бхарадваднси, многомощных данавов, принявших человеческие воплощения, а также ниватакавачей.

Карне, этому превеликому герою, (в ком воплотилась) частица моего божественного отца, согревающего все миры¹²⁶, также суждено пасть от твоей руки, о Завоеватель богатств! Те, в ком воплотились на земле частицы богов, гандхарвов и ракшасов, поверженные тобою в битве, встретят каждый свою (посмертную) участь, уготованную плодами его собственных деяний, о Каунтея, губитель недругов! Нерушимой пребудет в мире слава твоя, о Пхальгуна; ведь сам Махадева доволен остался (отвагой) твоей в великой схватке, и тебе же вместе с Вишну предстоит облегчить ношу земли! Прими же, о мощнодланный, это оружие — палицу, (удары которой) неотвратимы. С этим оружием совершишь ты величайший подвиг».

И Партха, потомок Куру, принял, соблюдая правила, это (оружие) с его заклятием, с (секретами) пользования, приведения в действие и возвращения назад.

Тогда пребывавший на западной стороне, темный, как дождевая туча, повелитель морских чудищ, владыка Варуна молвил такое слово: «О Партха, ты — первый среди кшатриев, ты живешь согласно кшатрийской дхарме. Виждь меня, (герой) с широкими медно-красными очами, я есмь Варуна, Владыка вод. Мои, Варуны, сети, когда я их бросаю, нельзя отклонить от (цели); прими же их, о Каунтея, вместе с (тайной) их возвращения. Это ими, о герой, в битве, завязавшейся из-за Тараки¹²⁷, опутал я тысячи великих духом дайтьев. Принимай же их, многодоблестный, по милости моей вот они пред тобою. Теперь и сам Антака не спасется от тебя, пожелай ты только погубить его. Поистине, если ты в битве применишь это оружие, лишится земля всех кшатриев!»  

После того как Варуна и Яма вручили (Арджуне) волшебное оружие, блюститель сокровищ Кубера, чье жилище на Кайласе, сказал: «О мощнодланный Савьясачин! О извечное, древнее божество! Вместе с нами в прежних кальпах ты неустанно изнурял себя (подвижничеством)! Прими же от меня мое любимое оружие антардхана; похищая у врагов мощь, пыл и блеск, оно погружает в сон и истребляет их».

И мощнодланный Арджуна, великий потомок Куру, принял, как велено обычаем, волшебное оружие Куберы.

Тогда Царь богов, чей голос — как рев барабана, (вторимый громом) облака, ласково обратился к неутомимому в деяниях Партхе с учтивою речью: «О мощнодланный, ты, чья мать — Кунти! Ты— древний Ишана, обретший осуществление высшей цели и удостоенный участи богов. Величайшее дело, дело богов предстоит исполнить тебе, смиритель недругов; тебе (также) надлежит взойти на небо, о многославный, — готовься к этому! За тобой прибудет на землю колесница, ведомая (моим возничим) Матали; там, (на небе), я вручу тебе волшебное оружие, о каурава!»

Зря Хранителей мира, сошедшихся на темени горы, дивился им Завоеватель богатств, мудрый сын Кунти. Исполненный духовного пыла, Арджуна почтил собравшихся Хранителей мира, по обычаю, речами, водой и плодами. Затем, ответно почтив Завоевателя богатств, премудрые боги, способные по желанию (летать) со скоростью мысли, отправились каждый своим путем. А Арджуна, муж-бык, добыв оружие, ликовал и чувствовал себя (человеком), чья цель осуществлена и дух удовлетворен.

Такова в книге «Лесная» великой «Махабхараты» сорок вторая глава.

1 мудрого Вишну — Здесь и в произносимом далее Арджуной панегирике налицо полное осознание божественной сущности Кришны как аватары Вишну [333, с. 76].

2 В Вишала-Бадари ты простоял на одной ноге, воздев руки к небу. — Указаны два обычных элемента индийской аскезы, генетически возводимые, вероятно, к архаической календарной и «царской» обрядности; ср. [45, с. 112]. Отдельно от них в источниках встречается другой существенный элемент подвижничества: пребывание под деревом (напр., дерево бодхи Будды, ашока Махавиры [329, с. 31]). Едва ли случайно местом подвижничества Кришны-Нараяны указано в данной шлоке святилище Вишала-Бадари, «Великая смоковница», названное так по стоявшему там священному дереву (см. далее, гл. 145); перед нами, возможно, редкий случай, когда все три элемента сочетаются в одном образе. Ср. далее в тексте гл. 297, шл. 20, и гл. 298, шл. 2 (а также примеч. 8 к «Сказанию о дощечках для добывания огня»), где на одной ноге под деревом стоит якша, и Мбх 1.101.3, где подвижник Мандавья, подняв руки вверх, стоит на одной ноге под деревом (в [61, с. 306] ошибочно: «на пне дерева») у врат своей обители.

3 Совлекши с себя верхнюю часть одежды — Эпические персонажи обоих полов и всех социальных групп носят в качестве одежды два куска материи, обертываемых соответственно вокруг ппжней и верхней половин тела. В этом смысле и употребляются выражения «верхняя», а также «нижняя» части одежды. В поздний период бытования эпоса, после прихода греков, персов и других «варваров», одежда высших классов значительно усложнилась, но Мбх по традиции отражает более раннее состояние индийского костюма [348, т. 1, с. 305].

4 внутренние капалы тела — В подлиннике dhamani, первичное значение «трубки». Термин в эпосе употребляется недифференцированно по отношению ко всем внутренним «каналам» тела, таким, как вены, артерии, нервные волокна и др. Позднее в индийской медицине так назывались 24 канала, разносящие по телу усваиваемые из пищи «живительные соки» [14, с. 234].

5 «Знающий поле» (ksetrajna) — употребительное в индийской философии (особенно в системе санкхья, раннее состояние которой отразилось в некоторых текстах Мбх) обозначение атмана (см. словарь терминов). Под «полем» (ksetra) понимается совокупность всех внешних и внутренних событий и ситуаций, наблюдаемых атманом, по существу — совокупность всех явлений в микро- и макрокосме.

6 Сразивши Нараку, сына Земли, ты, о Кришна, отнял у него алмазные серьги — В этом месте панегирика Вишну-Кришне восхваление его деяний в прежнем воплощении и его космической роли высшего духовного начала сменяется прославлением подвигов «нынешнего» воплощения божества — земного героя Кришны. Призванный богами на помощь, Кришна победил асуру Нараку, царя Прагджьотиши, притеснителя богов, и вернул матери богов Адити похищенные у нее Наракой алмазные серьги (ср. Мбх 5.47.74; 155.8 и [345, с. 393—395]).

7 выпустил перворожденного жертвенного коня! — Из последующего ясно, что речь идет о совершении Кришной после победы над Наракой ашвамедхи (см. словарь терминов). Неясен относящийся к жертвенному коню эпитет prathamotpaditam «перворожденный» или «первосотворенный». Возможно, имеется в виду ассоциируемый с Вишну мифический конь Уччайхшравас, добытый богами при пахтанье молочного океана (см. Мбх 1.15.1 и [232, с. 200, 203]). Не исключено также значение «конь-первенец» — идеальная характеристика, вполне возможная в сказочном и эпическом фольклоре.

8 Бывши Нараяной, ты проявился как Хари, Брахма — Начиная отсюда, описание «деяний Вишну» вновь возвращается к мифическому «времени первотворения». Подразумевается, что все перечисленные божества возникли как эманации космической ипостаси Вишну-Нараяпы.

9 тремя шагами покрыть землю, небо и воздушное пространство. — Миф о трех шагах «растущего телом сверх меры», «широко шагающего» Вишну в РВ имел космогонический смысл [89, с. 333—334; 209, с. 64; 252]. Позднее в нем усиливается демоноборческий аспект: Вишну в образе брахмана-карлика является к захватившему власть над вселенной царю асуров Бали, просит у пего в дар землю размером в три шага и, получив согласие, покрывает всю вселенную тремя исполинскими шагами, тем самым возвращая ее богам [196, с. 332—336; 232, с. 11].

10 вступил в дом Адитьи и затмил самого Бхаскару. — Третий из шагов Вишну является наивысшим и, вероятно, покрывает сферу, в которой пребывает солнце (Адитья, Бхаскара; см. РВ 1.154.5—6; 8.69.7 и [252, с. 147; 343, с. 48-49]).

11 Уничтожив сети (демона) Муру, сокрушив Нисунду и Нараку, ты вновь сделал безопасными пути ко граду Прагджьотиша. — Здесь опять воспеваются подвиги земного воителя Кришны. Слова saditab mauravalj pasab К. Μ. Гангули («Рой») переводит: «истребил мауравов и пашей», подразумевая названия демонских родов. Ван Бейтенен дает такой же перевод, но в комментарии оговаривает: «Можно также перевести: „силки из волокон растения маурви" или „арканы Муру" — некоего демона. Народ „паша" нигде более пе упоминается. По контексту установить смысл не удается» [271, с. 821]. Все, однако, уяспяется в контексте эпико-пурапической легенды о борьбе Кришны с Наракой. Полководец или соправитель Нараки демоп Муру (Мура) соорудил на подступах к Прагджьотише ловушку из силков, арканов или, может быть, сетей (pasa) «с краями, острыми как бритвы»; асуры пытались опутать ими Кришну, по оп изрубил их «сети», убил Муру и достиг Прагджьотиши (см. Мбх 5.47.77; 128.43—44; [345, с. 303; 257, с. 284; 328, с. 53]). Соответственно mauravah pasah можно читать только как «арканы» пли «сети Муру». О pasa как реальном оружии типа аркана см. АгП 151.1—6 [121, с. 899]. Нисунда — также один из демонов, подчиненных Нараке [196, с. 514]. Город Прагджьотиша, как показали педавпиѳ раскопки, стоял на месте нынешней столицы Ассама Гаухати. Он был связан со своеобразной «культурой долины Брахмапутры» и являлся в первой половине I тысячелетия н. э. важнейшим центром на втором по значению пути индийско-китайской торговли (см. [192], ср. [187, с. 494]). Возможно, историческую основу сказаний о борьбе Кришпы с Наракой отчасти составляла борьба за этот торговый путь, в свете чего примечательпы слова данной шлоки: «вновь сделал путь свободным» (т. е. безопасным для купцов?). Но не исключено, что в предаиип о борьбе с Прагджьотишей («Свет Востока») нашел отражение и более древний этнокультурный и политический конфликт: оорьба Мадхьядеши и Западной Индии против Востока, предшествовавшая созданию империи Маурьев [26, с. 55—58]. Образ демона Муру, или Муры (в Мбх даны оба варианта), мог быть измышлен творцами эпоса Мадхьядеши для того, чтобы приписать демонское происхождение враждебной восточноиндийской династии: сыновья Муру (Муры), демоны, также убитые Кришной, известны соответственно под двумя вариантами патронима: «Мауравы» или «Маурьи» (см., напр., таигуЭД в МаркП 88.5). Что касается собствепио имени Муру (Мура), возможпо действительно принадлежавшего родоначальнику магадхской династии, то его представляется возможным этимологизировать на основе дравидийского корня mur «юный», «прекрасный», в котором, кстати, советские дешифровщики видят фонетическое значение одного из протоиндийских знаков [163, № 3864; 247, с. 94, 103; 3, с. 9] (за это указание мы глубоко призпательны Μ. Ф. Альбедиль).

12 на колеснице грохочущей, как грозовая туча — Грохот боевой колесницы, часто упоминаемый в эпосе, объяснялся, вероятно, не столько стуком ее деревянных частей, сколько звоном навешанных на нее колоколов и гонгов [197, с. 9; 194, с. 673].

13 тобой уничтожен Шальва и Саубха низвергнута. — Снова, казалось бы, «эпическое противоречие»: произносящий эти слова Арджуна еще не знает о битве Кришны с Шальвой, т. к. сам Кришна впервые сообщает о ней Пандавам несколько позднее (см. гл. 15—23). Следует, впрочем, учесть, что тут же Арджуна пророчествует о некоторых грядущих событиях, а также утверждает тождество Кришны с Вишну, которое не очевидпо для его обыденного сознания. Похоже, что во время произнесения панегирика Арджуна переживает ощущение тождества собственного атмана с вневременной божественной сущностью ВпшнуНараяпы (ср. ниже, примеч. 15 и 17).

14 Святые мудрецы — риши, древние поэты-провидцы, создатели Вед, а также продолжатели традиции ведийской святости в иоследующие века; выступают в роли посредников между богами и людьми. Брахмические и царственные мудрецы (мудрецы-брахманы и мудрецыцари) — титулы наиболее чтимых духовных наставников из числа брахманов и кшатриев, которые после смерти удостаиваются небес. Высший разряд — божественные мудрецы (мудрецы богов ИЛИ мудрецы-боги), бессмертные существа, странствующие в различных сферах мироздания. Рассматриваемые в совокупности, эти три разряда, возможно, воспроизводят некоторые представления о социальной иерархии: боги — цари (кшатрии) —брахмапы.

15 ты же (в будущем) низведешь его в океан. — Арджуна предрекает событие, которое произойдет лишь в развязке действия эпопеи: Океан, освободивший некогда по просьбе Кришны место для его чудесной столицы Двараки, после смерти Кришны вновь поглотит ее своими водами (Мбх 16.8.40).

16 деяния что ты совершил, о бог, будучи еще ребенком — «Галерея образов» Вишну-Кришны в различных его сутях и воплощениях дополняется, здесь образом Кришны-ребенка, который обычно считают элементом наиболее поздним в комплексе Вишну-Кришны, в эпосе еще не развитым и оформившимся лишь в эпоху Хв и Пуран [232, с. 216].

17 Сказав это Кришне, словно бы самому себе — Букв. «Сказав это (своему) атману (или: «себе», т. к. atman имеет значение также возвратного местоимения), атман Кришпы Пандава умолк». Подразумевается, что атман у Кришны и Арджуны одип, т. к. они являются воплощениями двух аспектов Вишну: Нары и Нараяны (ср. Мбх 7.38—40).

18 Главою ты заполнил пебеса ты — извечный Пуруша! — Примечательно, что, трактуя в целом Пурушу как философское понятие, тождественное понятию Атмана — Брахмапа, Мбх, судя по этой шлоке, удерживает и ведийский (РВ 10.90) образ божественного космического гиганта, принесшего в жертву самого себя.

19 (супруг) возрождает в жене себя самого, потому она (для него) «родительница». — Слово jaya «жена» таким же образом этимологизируется в МДхШ 9.8 (ср. Мбх 1.68.36, 47). Однако это — «народная этимология», точнее говоря — случай распространенной в древнеиндийской словесности «этимологической реинтерпретации» [325, с. 241]. Первичный смысл слова, по-видимому, «рождающая (сыновей)».

20 бросил в Гангу и убежал прочь! — Эпизод покушения Дурьодханы на Бхиму излагается в Мбх 1.55.119 [61, с. 349—350; 270, с. 127, 2(35]

21 во граде Варанавате надумал он сжечь их живьем — Подробное наложение этого эпизода см. в «Адипарве» (Мбх 1.132—138 [61, с. 380—390; 270, с. 286—292]). Там, однако, Пандавы спасаются от огня иным способом: бежав через подземный ход. Здесь же Бхима спасает мать и братьев благодаря своей «наследственной» (в Мбх он является сыном и частичным воплощением бога ветра Ваю) способности летать. Варанавата — совр. Барнава, поселение в междуречье Ганги и Ямуны, к северо-западу от Мнрута [135, с. 52].

22 к лесу Хидимбы. — Далее следует краткий вариант «Сказания об убийстве Хидимбы», пространно изложенного в Мбх 1.139—144. Имена ракшасы (hidimba) и его сестры (hidimba) различаются лишь протяженностью последнего гласпого, что невозможно отразить в русской транслитерации.

23 В славном бою добыл меня Партха — На сваямваре Драупади переодетый брахмапом Арджуна одержал верх в свадебном состязании по стрельбе из лука, а затем отбил нападение кшатриев во главе с Карной, разгневанных тем, что царевну увозят брахманы (Мбх 1.179—181).

24 чудесным было мое рождение - Драупади родилась чудесным образом пз середины жертвенного алтаря (Мбх 1.153—155).

25 лишился царства сып Вирасены. — Т. е. Нала, герои известного сказапия (см. далее, гл. 50—79)

26 Я убил его. — См. Мбх 2.37—42 [62, с. 77—86].

27 Взошел на Саубху, направляемую волей — Саубха, летающий город Шальвы, одновременно представлялась и летающей колесницей, подобной виманам богов. Весь эпизод с Саубхой — как бы нечаянный подарок создателей Мбх современным собирателям в древних текстах «свидетельств» о посещении Земли «летающими тарелками».

28 клянусь на своем оружии! — Обычай клятвы на оружии сохранился у раджпутов [497, с. 105—106; 339, с. 91, 686].

29 нашел его среди морской пучипы. — Ван Бейтенен переводит: «увидол его у морского залива» [271, с. 254], однако имеется в виду именно «морская пучина» пли водоворот посреди моря (sagaravarta). Эпический сюжет близко следует в данном случае схеме ведийского (и индоевропейского) мифа, в котором демонический антагонист бога-громовержца накануне своего окончательного поражения пытается укрыться в глубине вод [46, с. 5, 103; 33, с. 205, 277; 24, с. 78—79].

30 и катапульты для метания горючих веществ и ядер. — Ср. сходный перечень в АШ, раздел 21, «Постройка крепости» [4, с. 59—60].

31 запрет на употребление крепких напитков. — В подлиннике названа сура (sura), различные сорта которой изготовлялись из разпых продуктов [243, т. 2, с. 795]. Сура была, видимо, довольно крепким напитком, изготовлявшимся путем дистилляции, которая, согласно новейшим исследованиям, была знакома индийцам по меньшей мере с V в. до н. э. [129]. Эпос постоянно подчеркивает особое пристрастие к этому напитку племени Кришны — вришни и андхаков.

32 плясунов, певцов и актеров стражи выдворили за пределы Двараки. — Актеры и музыканты пользовались у создателей эпоса репутацией вероятных вражеских лазутчиков. См., напр., эпизод Хв 2.93, где ядавы во главе с Прадьюмной проникают, в крепость демонов, выдавая себя за актеров [196, с. 662—666; 2; 4, с. 50].

33 Мосты повсюду были разрушеиы выкопаны ямы с водой и ловушки-«сковороды». — Ср. [4, с. 58—59].

34 войска всех четырех родов — Имеется в виду традиционное деление по родам войск (senanga): пехота, колесницы, конница и боевые слоны (см., напр., [126, с. 419].

35 стяг с изображением макары — Макара (см. Указатель флоры и фауны) — эмблема Камы — помещен на стяге Прадьюмны, очевидно, потому, что последний иногда представляется в эпосе частичным воплощением этого бога [232, с. 164, 167].

36 (защитный) ремень и наперстки. — Чтобы предохранить руки от ранения тетивой, древнеиндийские лучники левую руку, держащую древко лука, обертывали кожаной лентой (godha), а на правой руке носили специальные «предохранители для пальцев» (angulitra): большой палец, сгибом которого (в отличие от практики европейских лучников) индийцы натягивали тетиву, защищался от соприкосновения с ней особой формы перстнем; па указательный и средпий пальцы, поддерживавшие стрелу на тетиве, падевались кожаные футлярчики-наперстки [197, с. 114].

37 «в сердце разящую» стрелу — В подлиннике постоянный по отношению к стреле эпитет marmabhedina «поражающая жизненно важный центр (или: уязвимое место)».

38 о долговечный — Почтительное обращение к лицам высокого происхождения и ранга: небрахмана к брахману, колесничего к знатному воину, царю [130, с. 85|. Может быть понято не только как выражение магического благопожелаиия, но н как содержащее значение «бог» (боги, как правило, мыслились не вечпыми, а лишь долго живущими).

39 зная все предания о подвигах вришнийцев во главе сражающихся ратей — Отсюда ясно, что суты наряду со своей основной обязанностью колесничих при знатном воине имели и побочную: слагать и хранить предания о подвигах героя и его предков. Положение их при зпати сравнимо с положением при кшатрийских кастах генеалогистов и панегиристов нового времени: бхутов и чаранов в Раджастхане, вахиванча в Гуджарате, хулкия в Камаоне. О последних И. П. Минаев гщсал: «Все родословные, которые мне пришлось слышать и записать в Камаоне, заканчивались одинаково: в то время, когда такой-то сражался, хулкия слагал его родословную"» [49, с. 21]. Суты, подобно хулкия, были, видимо, устными поэтами-импровизаторами. Выработанная ими малая эпическая форма панегирика явилась, возможно, важнейшим компонентом в сложении эпической традиции [352, с. 276—277]. Кроме того, суты слыли знатоками воинских традиций, блюстителями кшатрийского кодекса чести (см. в тексте предыдущую шлоку). Диспут на поле боя между сутой и колесничным бойцом о тонкостях кшатрийской дхармы — своего рода общее место в эпосе. Этим общим местом определена и исходная ситуация прославленной «Бхагавадгиты», начинающейся как беседа о долге кшатрия между Арджуиой и его колесничим Кришной.

40 разгоряченный вином — Склонность к неумеренным возлияниям является в эпосе и Пуранах постоянной характеристикой Баладевы; см., напр., [196, с. 413—415].

41 в пучине моря, во чреве (кипевшего) огромными валами океана — kuksau mahormigah samudranabhyam. См. выше, примеч. 29 к данному сказанию.

42 подобно падепию Яяти, лишившегося благих заслуг, с неба на землю. — Умершие, чья «благая заслуга» (punya) недостаточно велика, чтобы обеспечить им вечное блаженство, исчерпав «благую заслугу» (которая мыслилась наподобие богатства, «окупающего» небесные наслаждения), низвергаются затем с небес на землю для новых перерождений (см. о «пути предков» примеч. 31 к «Сказапию о жизни в лесах»). Классическим примером является история царя Яяти (см. Мбх 1.82—83 и [166]).

43 то падает (с неба) звезда, исчерпавши благие заслуги. — По древнеиндийским поверьям, блаженствующие в небесах, сияющие святостью праведннкп видны с земли в образе звезд (ср. далее, гл. 43, шл. 34—38).

44 воротившись пз Прагджьотиши,..— Букв, «уйдя в Прагджьотишу, снова явилась». sВидимо, демоны на Саубхе в мгновение ока переносятся в демоиский град Прагджьотишу (см. примеч. И к данному сказанию) за подкреплениями и возвращаются обратно. Возможно, мы снова встречаем здесь «эпическое противоречие», т. к. в эпико-пураничсской биографии Кришны разрушение им Прагджьотиши обычно предшествует его столкновению с ІПальвой.

45 воздел я ваджру — Примечательно, что в руке у Кришны оказывается почему-то специфическое оружие Индры-громовержца. Подробность эта еще раз свидетельствует, на наш взгляд, в пользу мнения, что мифы о борьбе Вишну и его аватар (Кришны, Рамы) с демонами строятся по модели «исходного» мифа о демоноборстве громовержца Индры [33, с. 228].

46 Дхриштакету взяв с собою сестру — Согласно комментарию Нилакантхи, имеется в виду Карепумати, супруга Накулы.

47 медные стрелы — Букв, «желтые» (pita). В интерпретации этого пе вполне ясного определения следуем ван Бейтенену [271]. Однако желтый цвет имела передко и древняя бронза. Возможно, в данном случае эпическая традиция удерживает эпитет, сохранившийся от эпохи, предшествовавшей «железному веку».

48 Хранители огня и те, что не имеют (своего огня)..—См. примеч. 12 к «Сказаншо о ЖИЗНИ В лесах».

49 Дхаумья совершал, словно отец потомков Куру жертвоприношения предкам. — Обряды, связанные с культом предков, предписывалось исполнять старшему муясчине в семье. Дхаумья, видимо, взял на себя функции отсутствующего Дхритараштры.

50 когда царь Каши и Каруши отрекся от своих владений его прозвали Аларкой — Вариант сказания о царе Аларке, который, стремясь к освобождению от мирских уз, без сопротивления отдал врагу свое царство, находим в МаркП [274, с. 212—213]; там, однако, Аларка получает свое имя (имеющее значения: 1. бешеный пес, 2. мифический восьмпногий вепрь) не после этого поступка, а при рождении [274, с 143—144 [, царем же Каруши назван не Аларка, а его противник.

51 благие Семь мудрецов сияют (ныне звездами) на небе — Семь древних святых мудрецов — Атри, Ангирас, Пуластья, Пулаха, Маричп. Крату и Васиштха — отождествляются со звездами Большой Медведицы.

52 Могущество брахманов, соединяясь с кшатрийским могуществом способно испепелить всех врагов — Подобные нижеследующей проповеди покорности кшатриев брахманам в брахманской традиции встречаются часто, начиная уже с АБр 8.9.7; подробнее об отношениях между царской властью и Варной брахманов см. [226; 212, с. 62-70].

53 он погиб, как только стал дурно поступать с НИМИ.— В большинстве вариантов мифа о Бали он представлен благочестивым царем, который даже становится жертвой своей щедрости по отношению к брахманам [195, т. 8, с. 64—65; 196, с. 932—936]. Лишь иногда падение Бали мотивируется его нравствепной деградацией (Мбх 12.218.12—15). Данная шлока свидетельствует, что возможны и другие разработки сюжета о падении Бали, в которых важную роль играл мотив «гнева брахманов», часто подключающийся к сюжетам о свержении узурпатора с небесного тропа (см., напр., легенду о Нахуше: Мбх 5.11—17; 12.329; 13.102-103; [327]).

54 Вот каковы изъяны, присущие тем, Кто вечно кроток — По содержанию весьма сходны с текстом этого абзаца шлоки из «дидактической» 12-й книги (Мбх 12.56.38 и сл.), излагающие, как там сказано, «учение Брихаспати». Божеству Брихаспати, жрецу и наставнику Индры, нередко приписывалось создание нитишастры — науки житейской и государственной мудрости (Мбх 12.57.6; 104.6 и др.), а также материалистической философии [116, с. 249], причем именно материалистическая философия — локаята — являлась, очевидно, теоретической основой для нитишастры «школы Брихаспати» (см. АШ 1.2 [4, · с. 16— 17]). Для уяснения мировоззренческих позиций сторон в нижеследующем споре Драупади с Юдхиштхирой необходимо учесть как данное место, так и конец гл. 33, где Драупади вновь ссылается па авторитет «учения Брихаспати».

55 качество лютости — rajas. См. словарь терминов: раджас, гуны

56 не возрастил рога (гордыіщ). — Рог в древнеиндийской литературе нередко служит символом гордости; аналогичное явлепиѳ наблюдается и в ряде других древних традиций, напр. в библейской [177, т. 3, с. 257—258].

57 Приношения жертвенных животных — pasubandha; жертвы для исполнения желания — kamya; приуроченные к случаю — naimitta; приношения вареного — pakayajna, «домашние жертвоприношения, совершаемые с помощью варки и сожжения на огне» [80, с. 314].

58 древнее предание, (свидетельствующее о том), что люди не вольны над собою, но подвластны Ишваре.— Текст, вложенный в уста Драупади (отсюда до конца главы), до сих пор почти не привлекал серьезного внимания исследователей. Однако он в высшей степени примечателен своей явной неортодоксальностью, косвеипым отрицанием брахманских концепций дхармы и кармы, а также прямым антиведизмом. Не случайно в начале следующей главы Юдхиштхира определяет взгляды, выраженные в речи Драупади, как «учение настиков» (антиведизм). Разумеется, заслуживают внимания определенные аналогии между «настнческой» речью Драупади и некоторыми аспектами известных неортодоксальных учений (напр., фатализмом адживиков, антиведпзмом локаяты, отрицанием роли кармы в отдельных теистических •системах и т. д.). Вполне возможно, что Драупади в диалоге отведена ритуальная роль «хулителя», условного оппонента в диспуте, изрекающего «еретические нелепости» лишь для того, чтобы в ответе протагониста ярче воссияли ортодоксальные истины. Но наибольшую значимость, на наш взгляд, имеет тот факт, что сконцентрированные в речи Драупади идеи и образы, в совокупности своей заклейменные ортодоксом Юдхиштхирой как «настикья», по отделыюсти широко рассеяны в тексте Мбх, не выступая в контексте как нечто чуждое и не подвергаясь осуждению. Поэтому речь Драупади приобретает особый интерес в перспективе реконструкции мировоззрения эпоса на той стадии его развития, которая предшествовала ортодоксально-брахманской перестройке.

59 Владыка Установитель от века зачал, испустив семя, все, что несет живым существам радость или горе, паслаждение или страдание.—Ср. Мбх 5.31.2: «И мудрость ребенку, и ребячливость мудрецу — все это дает Владыка, в начале (времен) испустив семя» (совпадает с нашей шлокой формула последней пады). Сама по себе идея происхождения мира от семени божества не чужда ортодоксальной ведийсколндуистской традиции (см., найр., Мбх 5.45.1—2; 6.36.3; о порождении всего живого Праджапатп — Мбх 10.17.21—24; Брахмой —Мбх 12.224.32; 13.85.11—14; ср. ШвУ 5.5; 6.12 и [354]), но в сочетании с фаталистическим представлением, по которому актом зачатия макрокосма (как и микрокосма) жестко предопределено все последующее развитие «плода», она. несомненно, имеет «еретический» характер (ср. Мбх 12.219.il, где близкая мысль вложена в уста асуры Намучи). Бог Дхатри («Установитель») уже в Ведах связан с зачатием («установлением») космического и человеческого плода, а также, возможно, с судьбой.

60 Как деревянная кукла..— Образ марионетки часто используется эпосом в контекстах, утверждающих отсутствие у человека свободы воли (см., напр., Мбх 5.32.12; 39.1; 156.14).

61 словно итица. схваченная силком — Ср. Мбх 3. 133.16; 203.36; 254.16; 4.12.4.

62 он подобен дереву, рухнувшему с берега прямо в середину потока.— Ср. Мбх 3.36.1; 200.18; 12.169.17; 220.98 и др.

63 Как стебли травы отданы во власть могучему Ветру — Ср. Мбх 11.2 (*7), где субъектами сравнения выступают живые существа и Время (Каlа).

64 Это тело только орудие (в руках) Установителя — Ср. Мбх 12.32.11—17; 14.3.1—2.

65 Одно виделось подвижникам, прозревшим сущность Вед; но все оборачивается совсем по-ипому, (непредугаданно), как (сменяются) потоки ветра.— ГІнлакаптха старательпо затушевывает в комментарии этот антиведийский выпад, его толкованию следуют авторы старых переводов па английский — Датт, Гапгули («Рой») и перевода на хинди [295, с. 1034]. Для этого им приходится не только игнорировать распространенный оборот anyatha — anyatha «одпим образом — иным образом», по также переводить прозрачно ясное сравнение vega iva nabhasvata «как потоки ветра» (ср. [320, с. 50]) натянутым «как солнечные лучи». Правильный перевод; дает вап Бейтенен [271]. Сравнение данной шлоки с другими ее вариантами в тексте Мбх (5.75.7; 7.10.50) подтверждает ее антиведпйский смысл и связь с кругом представлений «эпического фатализма».

66 Как ребенок — игрушками своими, так Владыка играет живыми существами — «Игра бога» в Мбх фигурирует в основном в вишнуитских контекстах (см., напр., Мбх 3.187.59; 12.339.20 — текст панчаратры).

67 тогда такое дурное дело пятнает самого Ишвару! — Встречающееся в Мбх представление о том, что во всяком деле единственный Деятель — Ишвара («Бог»), на человеке же вины лежит пе больше, чем на палке или ином неодушевленном орудии (напр., Мбх 12.32.11— 17), определенно противоречит доктрине кармы. Зрелище царящей в мире несправедливости не раз побуждает героев эпоса к высказываниям явно «пастическим»: напр., Лакшмана в Рам. заявляет, что поскольку в мире правит зло, то «пет дхармы» (tatha dharmas tena nasti), такое положение дел «пятнает (виной) Предопределение» (Рам. 6.83.15,23).

68 Ну а если последствия не настигают тех, кто творит дурные дела, то, значит, в этом мире основа всего — сила — Таким образом Драупади ставит Юдхиштхиру перед альтернативой: либо признать волю Ишвары преступной, либо считать закон кармы недейственным. При этом она, возможно, пользуется обычным приемом диалектики ластиков (ср., напр., характерную антитепстическую аргументацию, вложенную Ашвагхошей в уста Будды [112, с. 103], или некоторые «вопросы-рогатипы», обращаемые в «Вопросах Милипды» к Иагасепе его «условным оппонентом» Милиндой, например дилемму о всеведепии Будды: если Будда допустил в общину будущего раскольника Девадатту, то либо он умышленно содеял зло, либо он не всеведущ (Мил. 3.1.3).

69 Никогда не совершаю я действий с надеждой быть вознагражденным — Рассматривая речь Драупади как рагѵаракsа — тезис оппонента, подлежащий опровержению, В. Суктханкар видит в ответе Юдхиштхиры аптитезис, выражающий конечную истину (siddhanta), а в диалоге в целом — «самую суть этического учения эпопеи» [333, с. 74]. Отвергая доктрины «настиков» (в том числе, по-видимому, и материалистов-локаятиков), Юдхиштхира утверждает бытие Бога и действенность закона кармы; выдвигаемый им принцип «деяний без 8аинтересовапности» тождествен основному этическому принципу «Бхагавадгиты» (ср. Мбх 6.25.9,19,25; 6.34; [66, с. 174—175]).

70 Не дерзни усомниться в дхарме кто смеет усомниться в дхарме и в возвещенном святыми мудрецами — Обращенные Юдхиштхирой к Драупади упреки в отрицании дхармы и авторитета Вед лишились бы смысла, если принять (как это делали индийские переводчики) толкование Нилакаптхой шл. 3.31.32 (см. выше, примеч. 65).

71 отнимается.,.как у шудры — знание Вед. — Брахманские тексты строжайше воспрещали шудрам изучение Вед: «Если шудра услышит Веду, пусть зальют ему уши расплавлепным воском или смолой; если он твердит священные тексты, пусть вырежут ему язык; если оп хранит их в памяти, да рассекут ему тело надвое» («Законы Гаутамы» 12.4—6, цит. по [352, с. 30]).

72 Усомнившийся в дхарме не признает ничьих сторонних свидетельств, доверяясь только собственному опыту — Ср. с известным тезисом локаяты: pratyak?am eva pramSnam «достоверны лишь данные чувственного восприятия» [281, с. 207] (ср. [349, т. 2, с. 302; 14, с. 164; 348, т. 2, с. 125-127]).

73 «Все, что видится человеческому взору, предназначено для услаждения органов чувств» — Из «трех целей человеческой жизни» локаятики отвергали дхарму (религиозный долг) и удерживали лишь две: артху и каму [281, с. 206; 116, с. 247]. Более конкретных сведений об этическом учении школы до нас не дошло. Противники постоянно — и, видимо, преувеличенно — приписывали локаяте примитивный эгоистический гедонизм [322; 14, с. 169—170].

74 Не подвергай же сомнению дхарму которую возвестили в древности святые мудрецы! —Ср. выше, примеч. 70.

75 так корабль перевозит купца на противоположный берег океана. — Переправа — традиционная метафора религиозного спасения. О мореходстве и диапазоне морских торговых связей древних индийцев см. [287; 140, с. 146-166; 134, с. 75-81; 18, с. 243-249].

76 лучшего примера и не найти — Юдхиштхира имеет в виду, что чудесное рождение Драупади и брата ее Дхриштадьюмпы явилось результатом подвижнических усилий (см. Мбх 2.71) и ритуальных действий (Мбх 1.155) брахманов Яджи и Упаяджи.

77 признай: «Все (это) существует!» — и отвергни воззрения ластиков!— Слова sarvam asti «все существует» подчеркивают этимологию стоящего рядом прилагательного nastikya «настический».

78 слушай, как я снова поведу свою речь теперь, когда разум мой прояснился. — Речь Драупади, призванная доказать ее приверженность ортодоксии, не лишена, одиако, противоречий. Отвергая фатализм в разных его вариантах, Драупади проповедует активность, но в объяснении исходных факторов, предопределяющих человеческое поведение, колеблется между доктриной кармы (допускающей в известных пределах свободу воли) и абсолютным теистическим детерминизмом. Косвенно опровергая локаяту и характерный для нее принцип «собственной природы» как основного детерминирующего фактора, Драупади завершает свою речь изложением «макьявеллистских» правил «учения Брихаспати», мировоззренчески близкого локаяте.

79 всякий плод, который достается человеку благодаря судьбе, случаю, природе или собственным стараниям, есть плод его прежних деяний! — В соответствии с общей тенденцией позднего эпоса. Драупади интерпретирует такие категории, как daiva «судьба», hafha «случай», svabhava «собственная природа» (каждая из которых выступала в той пли иной настической системе в роли главной первопричины), как частные проявления общего закона кармы.

80 Ишвара устанавливает людям их личную карму, наделяя их плодами прежде совершенных деяний. — Концепция кармы и теистический детерминизм, противоречие между которыми не раз выявлялось в иолемике между различными школами индийской мысли (см., напр., [160.]), приводятся здесь, как и ранее в речи Юдхиштхиры (гл. 32, шл. 28), к определенному компромиссу: карма признается существующей, но воле Ишвары — неизъяснимому божественному предопределению — оставляется при этом роль последней инстанции, окончательного регулятора распределения — реализации или, напротив, непроявления — кармических «плодов» (ср. Мбх 3.187.21—22; 11.1.18; 14.18.28).

81 Это тело — лишь орудие Установителя — Здесь, однако, Драупади вновь повторяет некоторые мысли своей «настической» речи (ср. ранее, гл. 31, шл. 20—30).

82 Люди, не видящие, что лишь этими тремя путями приходят к людям как успех, так и неуспех, поистине, подобны мирской черни. — Поскольку в перечне этих «трех путей» (начало абзаца) отсутствует, в отличие от более раннего перечисления (см. шл. 14—22), «собственная природа» (свабхава), можно предположить, что высказывание обращено именно против представителей свабхававады («доктрина природы») как учения, несовместимого с идеей кармы (о ее месте в истории индийской мысли см. [139, с. 226; 281, с. 197—199; 112, с. 59—71]). В Мбх учение о свабхаве иногда подается как вполне авторитетное (Мбх 12.215), а ппогда яростно опровергается (Мбх 12.229.3—6, ср. [143]). Философские источники (напр., «Сарвадаршанасанграха» Мадхавачарьи) связывают учение о свабхаве прежде всего с лэкаятой, в которой принцип свабхавы выдвигался как причина всего многообразия явлений в мире— в противовес'отрицаемому закону кармы. В словах «поистине подобны мирской черни» (yatha lokas tatha iva te) и заключен, возможно, намек на название школы lokayata «обращенная к мирскому»; ср. известные случаи толкования названия локаяты как производного от «чернь» и т. п. ее философскими противниками [196, с. 2].

83 .использует (все четыре) средства — Слово upayah «средства» употреблено скорее всего терминологически: имеются в виду известные «четыре средства» политики: дружеское обращение, подкуп, сеяние раздора и применение силы (см., напр., [4, с. 79—80]).

84 Брихаспати возвещенной пауке политики. — См. выше, примеч. 54 к данному сказанию.

85 связавши себя (обещанием соблюсти) малую крупицу дхармы — Т. е. связав себя договором с кауравами о тринадцатилетнем изгнании; его формулировку см. далее в тексте, гл. 35, шл. 6—11.

86 как у безрукого — еду, как у хромого — стадо! — Букв, «как (похищают) у сухоруких — плоды (дерева) бильва, у расслабленных — коров».

87 завладеем всею «(царской) коровой» — Т. е. землей. Образ восходит к мифу о первом царе Притху, который подчинил себе Землю, принявшую образ коровы, и выдоил из нее все материальные блага, необходимые для существования человечества [212, с. 128—129].

88 кама представляется чисто мысленным, не имеющим в себе ничего телесного. — Здесь, по-видимому, обыгрывается эпитет Камы как божества — Анапга («Бестелесный»); он связан с мифом о том, как Шива испепелил своим взором Каму, посмевшего нарушить его аскезу [204, с. 141-171].

89 неси свое бремя, как привычный к тяжести (могучий бык).— Выражение dhuram udvaha dharyavat имеет и другой смысл, основанный на вторичных значениях слов dhura, dhflrya: «неси бремя ответственности, как подобает вождю».

90 предоставляя (врагам свой длиппый) язык.— Т. е. усыпляя бдительность врагов хитростью речей.

91 Асуры были старшими братьями богов по хитростыо все же одолели их боги. — Боги, совместно с асурами добыв из океана напиток бессмертия — амриту, обманом захватили его в свое исключительное· пользование (древпейшее изложение мифа: ШБр 1.2.5.5; эпический вариант: Мбх 1.16—17). Ряд исследователей усматривают в богах и асурах «космические фратрии» [222, с. 121—122, 306 и др.; 154; 43, с. 217; 44, с. 282; 25, с. 74—75]. О мотиве торжества младших братьев над старшими (теме «уступки первородства») как эпическом общем месте см. [270, Введение, с. 18; 335, с. 205].

92 Солнце лучами своими не только лелеет всю земную тварь, но и пожирает ее; будь же как Савитар, о царь! —Солнце (Савитар), по представлениям древних индийцев, питает «земную тварь» теплом и дождем, по поглощает ее испаряющиеся соки. «Так и ты лелей Дурьодхану и прочих, подчинив их сперва своей воле», — варьирует идею сравнения Нилакаптха. Однако из последующих шлок видно, что речь идет об отношении не к соперникам, а к подданным, к народу. Выражение «царь поедает народ» известно из ряда текстов (см., напр., [108, с. 54]). Р. К. Шарма интерпретирует шлоку так: «Защищай своих подданных, но также взимай палоги» [320, с. 35—36]. Скорее всего образ царя, «поедающего народ», подразумевает пе конкретно налоги, а вообще эксплуатацию и принуждение со стороны царя.

93 хранить свою землю — вот (истинный) тапас! — Слово «тапас» употреблено, видимо, в двойном смысле. Во-первых, тапас — обретаемая подвижничеством особая энергия, «внутренний жар» — мыслился магическим средством, с помощью которого царь обеспечивал благополучие подданных [212, с. 71; 21, с. 79—80]. Во-вторых, «тапас» имеет значение «жар как проявление энергии солнца», чем создается смысловая связь с предшествующей («Будь же как Савитар, о царь!») и последующей («Солпце может лишиться блеска») шлоками.

94 Взойди же на колесницу выступай (в направлении) к Городу слона. — Текст неудобопонимаем, если не допустить, что имела место случайная перестановка пад 80b и 80d

95 твоим будет все Пятиречье! — Давно уже было высказано мнение, что Мбх в данном месте удерживает традиционную формулу более древнего эпоса, действие которого развертывалось на территории первоначального обитания ариев в Индии —в Пенджабе [278, с. 226]. Ван Бейтенен также видит в этом выражении пережиток эпохи, когда Пенджаб представлялся индоариям «всей землей» [271, с. 822]. Формула может быть, однако, истолкована и в свете гипотезы об отражении в Мбх долговременной борьбы племен Мадхьядеши с инокультурным северозападом субконтинента [26, с. 58—60] — борьбы, объектом и ареной которой был именно Пенджаб.

96 ты хотел сжечь мне руки — Ср. «Сказание об игре в кости» — Мбх 2. 61.10 [62, с. 123].

97 смертный — весь во власти Времени — В этом абзаце речи Бхимы проявляется еще одна характерная для эпоса мировоззренческая тенденция, в своем чистом, неадаптированном виде неприемлемая для брахманской ортодоксии. Речь идет о «доктрине времени» (калавада), трактовавшей Время (Каіа) как единственную причину бытия и небытия мира, жизни и смерти всех существ (см. АВ 19.53—54; Мбх 5.32.23, 110.20; 6.4.2—3; 9.20; 12.26, 217—220 и др. [138, с. 199—212; 353, с. 60-61; 143; 112, с. 56-57 ; 297, с. 76-78]).

98 как сурьмяный шарик (под прикосновениями) иглы — Нанесение сурьмы специальной иглой на веки было обычной косметической процедурой для обоих полов.

99 гибнет, словно бык, (увязший в болоте). — Такое толкование основано на двойном значении глагола а.ѵа + sad «гибнуть» и «погружаться, тонуть». Образ тонущего в болоте быка используется в системе сравнений Мбх для передачи понятий беспомощности и обреченности (напр., Мбх 6.102.7—6 [320, с. 59]).

100 старая мать, породившая героев — Очередное «эпическое противоречие». Если имеется в виду Мадри, мать ІІакулы и Сахаде-. вы (вслед за которыми она и упомянута), то она ранее взошла на погребальный костер Панду (Мбх 1.118), а если Кунти, то она не может присутствовать при беседе братьев, т. к. осталась в Хастинапуре.

101 словно калека на своей тележке? — Буквально plthasarpavat означает «словно паралитик, передвигающийся на сиденье с колесами». Нилакантха понимает иначе: pithavat=ajagaravat, т. е. «словно огромный удав».

102 «Можно считать месяц за (год), как (можно) путикой (заменять) сому» — Путина (pfltika)—название растения (Guilandina bonducella) или, первоначально, гриба [249, с. 230], использовавшегося в ритуалах вместо сомы [320, с. 83], который, очевидно, не произрастал в районах, где расселялись арийские племена, покидая место своего первоначального обитания в Северной Индии. Разрешение считать месяц за год, так же как и замена сомы путикой, имело целью упрощение ритуала; многолетние сложные обрядовые циклы, совершение которых в ряде случаев предписывается ведийскими текстами, были нередко не под силу жрецам и «заказчикам».

103 поднесешь обильный дар быку. — Нилакантха поясняет, что, согласно дхармашастре, подношение быку полной охапки сена считалось достаточным средством для искупления греха лжи. Напоминая Юдхиштхире о легкости искупительной жертвы, Бхима надеется побудить его к нарушению даппого кауравам обещания.

104 Карна облачен в непробиваемый панцирь. — Карна родился в непробиваемом панцире и с серьгами в ушах (см. Мбх 1.104).

105 тебе, ищущему у меня защиты — Вероятно, имеется в виду конкретная деталь ритуализованного поведения: обладающий знанием может передать его лишь тому, кто «прибегнет к нему», обратится с «просьбой о защите», сформулированной по определенным правилам.

106 знание, именуемое Пратисмрити — Название «Пратисмрити» («Припоминание») относилось к одному из разделов магии. Здесь «знанием Пратисмрити», очевидно, названа некая мантра, заклинание.

107 брахмическое знание — Слово brahman имеет здесь, вероятно, известпое по ведийским текстам значение «могущество, заключенное в мантрах» [153, с. 16]; подразумевается «брахман» мантры Пратисмрити (см. предыдущее примечание).

108 сведущие в науках произношения и правильной речи — siksaksaravidah.

109 военной науки со (всеми) четырьмя ее разделами. — Четырехчленное деление военной науки связано, вероятно, с делением оружия на четыре рода (см. далее, примеч. 307 к «Сказанию о паломничестве к тиртхам»).

110 боги из страха перед Вритрой передали Индре всю свою силу — Этот момент мифа совпадает, очевидно, с посвящением Индры в сан царя или военачальника богов (ср. ниже, примеч. ИЗ).

111 приняв посвящение — Посвящение должно, видимо, состоять в передаче Арджуие Юдхиштхирой особой мантры, которую ранее сообщил последнему Вьяса (см. предыдущую главу).

112 приняв но этому обряду посвящение — Очевидно, по обряду, соответствующему ситуации вручения данной мантры.

113 восприявший волшебную силу Индры. — Поскольку знание «мантры Пратисмрити» приобщает посвященного, как следует из текста, «волшебной силе Индры» (aindra yoga), то это, очевидно, и есть та самая мантра, знание которой дало некогда Ипдре возможность пройти обряд военачальнического посвящения и овладеть оружием богов. Все происходящее с Арджуиой в этой и последующих главах как бы воспроизводит мифологический архетип. В ходе предварительного посвящения (dlk?a, см. [210, с. 315—462]) приняв, как некогда Индра, «мантру Пратисмрити», Арджуна затем (гл. 39—45) встретится с божествами сторон света и будет вознесен на «небо Индры», где получит оружие богов. Сюжет глав 39—45 интериретирован как отражение последовательности действий кшатрийского посвятительного обряда (мифической моделью которого являлся обряд помазания Индры на небесное царство) в специальной работе [22]. Упоминание в данной главе о прохождении Арджуной предварительного посвящения и о сообщении ему мантры свидетельствует, па наш взгляд, о том, что «ритуальный» смысл действия глав 39—45 в известной мере осознавался сказителями (об этой особенности отражения сюжетами Мбх ритуала см. [27]).

114 Постоянно омываемы (дождем), стали схожи с молнией и с лотосом заплетенные волосы (героя). — Общим признаком, по которому уподобляются субъект и объекты сравнения, является, вероятно, блеск [74, с. 88]; иначе толкуют это место Р. К. Шарма [320, с. 46] и Б. JI. Смирнов [67, с. 524].

115 облачившись в одежды кираты, (сверкающие) подобно золотому древу — Возможен иной перевод, исходящий из другого значения существительного ѵеsа, — не «одежда», а «облик», «личина». Согласно вап Бейтенену [271, с. 822], сравнением подчеркнут светлый цвет кожи Шивы, а С. К. Чаттерджи усматривал здесь намек на золотистожелтый цвет кожи кпратов, которых оп считал мопголопдами [167, с. 20]. Эпитетом «золотые» определялись как некоторые реальные (напр., чампака), так и мифологические деревья.

116 За ним шли тысячи женщин — Страбон отмечал, что при выезде индийского царя па охоту его сопровождали толпы жепщин, что напоминало грекам шествия вакханок [178, с. 58].

117 Пронзенный бесчисленными стрелами — Выше было сказапо, что Арджуна и Шива-Кирата пустили в Муку по одной стреле. Но стрелы эпических героев представляются волшебными, способными в полете превращаться во множество стрел.

118 некогда даровал их ему в (лесу) Кхандава. — См. Мбх 1.216.

119 ты был Нарой, сотоварищем Нараяны, и предавался суровому подвижничеству в обители Бадари. — Две горы в окрестностях совр. Бадринатха почитаются как места подвижнических свершений двух древних святых, ипостасей Вишну: Нары и Нараяны [291, с. 152], новыми воплощениями которых в Мбх считаются Арджуна и Кришна.

120 При обряде помазания Шакры ты совместно с Кришной истребил данавов. — См. миф о том, как Нара и Нараяна по просьбе богов истребили демонов и помогли Индре утвердить свою власть над вселенной (Мбх 5.48.10—18 [64, с. 122]).

121 оружие Раудра или Пашупата, что зовется также «Головою Брахмы» — Если здесь мифическое оружие «Голова Брахмы» (брахмаширас) как будто тождественно «Пашупате», то в другом изложении того же сюжета (см. далее, гл. 163) Арджупа применяет его против Шивы в поединке, предшествующем вручению «Пашупаты».

122 Нельзя применять его против человека — Т. е. это оружие предназначено для борьбы только против инкарнаций божеств (Карна) и демонов, каковыми являются противпики Пандавов — кауравы.

123 дух жѳ мой (коснулся) Высочайшего Духа — Слова Арджуны означают, что при встрече с Шивой оп пережил ощущение единства своего атмана с Высшим Атманом, Абсолютом (paramatman).

124 воплощенными и бестелесными праотцами — См. словарь терминов: питары.

125 (На фоне) белого зонта, несомого над его головой — Белый зонт служил в Индии эмблемой царского достоинства [212, с. 37].

126 Карне (в ком воплотилась) частица моего божественного отца, согревающего все миры — Карна — сын и частичное воплощение Солнца (Сурьи); Яма, произносящий эти слова, также считался сыном Солнца (откуда его патроним Вайвасвата, «сын Вивасвана»).

127 в битве, завязавшейся из-за Тараки — Мифическая междоусобная битва богов (при участии демонов), поводом к которой явилось похищение Сомой супруги бога Брихаспати — Тары, или Тараки [196, с. 101—103; 232, с. 52, 90, 181].