О воинском кодексе чести в Махабхарате.

Махабхарата

Дронапарва (Книга о Дроне)

О воинском кодексе чести в Махабхарате¹

I

В героическом эпосе разных времен и народов всегда важное место занимает тема воинского долга, воинского кодекса чести. Различные правила ведения войны запечатлены и во многих памятниках санскритской литературы, а также в специальных трактатах.

Изучение текста Махабхараты, где мы находим описание многочисленных сражений, показывает, что различные приводимые в ней правила ведения войны диктовались благородными чувствами. Они, как считал и покойный наш друг д-р П. В. Кане, хотя вероятно и идеальные и не всегда строго соблюдавшиеся, являются все же гуманными². Согласно этим правилам, лица, не принимавшие участия в сражении, или зрители, т. е. мирное население, оставались нетронутыми. Свидетельство этому приводит также Мегасфен. Он говорит (Fragm. I, р. 32), что земледельцы, когда битва свирепствует по соседству, не обеспокоены никаким чувством страха, ибо сражающиеся оставляют их, занятых своим хозяйством, в неприкосновенности³.

В эпоху Махабхараты в сражениях могли участвовать войска крупных соединений, состоящих из четырех родов, или составных частей (caturanga bala): из слонов, колесниц, конницы и пехотинцев. При боевых действиях рекомендовалось сражаться только с одинаково снаряженным противником: пехотинцу с пехотинцем, конному с конным, воину, сражающемуся на колеснице, с таким же воином, а воину на слонах — с подобным себе⁴. Такие цравила ведения боя были согласованы перед началом сражения между кауравами и пандавами (Bhl§maparva. 1.27—32)⁵. По свидетельству Махабхараты, решающую роль в сражении играли боевые колесницы. Поэтому основной единицей вооружения войск в те времена была колесница, с которой воин-герой сражался стрелами. Об этом свидетельствуют описания многочисленных сражений различных героев, которые на одной-единственной колеснице (ekena-rathena) побеждали своих врагов. Об этом.говорит и высокое звание, которое давалось наиболее выдающимся и прославленным воинам-героям: махаратха и атиратха (maharatha, atiratha), т. е. могучий или непревзойденный воин, сражающийся на колеснице. Однако в более позднюю эпоху, как это подтверждается сражениями Александра Македонского в Пенджабе, боевые колесницы по своей значимости в сражении должны были уступить коннице⁶. Все же следует отметить, что они еще продолжали занимать важное место среди основных родов войск вплоть до VII столетия н. э., хотя в последующие века их активная роль в сражениях неуклонно утрачивалась и к XII—началу XIII в. колесницы как составная часть четырехчленного войска (caturafiga bala) постепенно перестают применяться и затем исчезают вовсе⁷. Однако идея сражения на колесницах не могла исчезнуть совсем, а возродилась с новой силой уже в новых условиях и в новых формах в период гражданской войны в России, найдя свое яркое воплощение в легендарных пулеметных тачанках, которые благодаря своей гибкой маневренности не раз решали исход сражений⁸.

В свое время колесницы также отличались большой маневренностью и могли противостоять боевому построению войск противника. Успех сражений на колесницах во многом зависел и от возниц (sQta): чем большим совершенством в искусстве править колесницей обладал возница, обеспечивая ее гибкую маневренность, тем успешнее был исход сражения для самого героя-воина, ведущего бой с колесницы. Поэтому обязанность возницы в древней Индии была в высшей степени почетной. Подчеркивая особую роль возницы в сражении, царь Юдхиштхира так говорит Кришне, к которому он обращается с просьбой обеспечить победу Арджуне в качестве его возницы: «Ведь воин, сражающийся на колеснице, будь он даже равен Картавирье, не может в сражении делать то (для успеха своей цели), что, о Кришна, может делать возница, когда сам усердно прилагает старания!» (М. VII.59.13)⁹.

II

Основным оружием воина, сражающегося на колеснице, были лук и стрелы¹⁰. Основное же искусство воина должно было состоять в его ловкости и особенно в меткости стрельбы из лука, которой обучались с детства под руководством выдающихся учителей. Так, об искусстве стрельбы Карны и его ловкости в Махабхарате говорится: «И в то время как он в сражении брал руками стрелы, накладывал их на тетиву, натягивал ее и отпускал, нельзя было заметить никакого промежутка (между этими действиями)» (М. VII.114.22). И далее: «И когда Карна, о великий царь, метал стрелы налево и направо, лук его был непрестанно сгибаем в круг, подобный страшному огненному кольцу» (М. VII.114.23). И еще: «Из-за большой ловкости сына возницы (Карны) невозможно было увидеть, когда он прикасается пальцами к обоим своим колчанам, когда берет стрелы, когда накладывает их на тетиву и, (целясь, мечет их)» (М. VII.154.23). То же самое говорится и об Арджуне: «И мы никак не могли заметить, когда тот могучий лучник брал стрелы, когда Пандава тот накладывал их (на тетиву) и когда тот сын Кунти метал их» (М. VII.121.8). Однако ловкость и меткость сами по себе являлись лишь одной стороной искусства стрельбы, — последняя должна была еще быть непрерывной. Наибольшее же совершенство в непрерывной стрельбе, когда стрелы летят сплошным потоком, могло быть достигнуто в том случае, если герой-воин, будь он даже самый выдающийся и непревзойденный, способен был искусно натягивахь тетиву лука обеими руками. За свое искусство натягивать тетиву обеими руками с одинаковой ловкостью Арджуна, наиболее выдающийся герой Махабхараты, получил прозвище «Савьясачин» (savyasacin) —«одинаково ловкий и на левую руку» (М. IV.39.17)¹¹.

В индийском эпосе идея непрерывной стрельбы из лука является оригинальной стороной военного искусства. Меткость в стрельбе — это личная способность героя, сама собой разумеющаяся. По сравнению с искусством героев, воспетых в европейской литературе (таких, как Робин Гуд или Вильгельм Телль), у индийцев оно более совершенно: при стрельбе из лука стрелы посылаются сплошным потоком (banamayaih varsam ayatam), они летят непрерывной линией, словно слившиеся одна с другой (sausakta iva gacchatab punkasaktab), в виде одной длинной «сплошной» стрелы (еко dlrgha iva ... sauhatab garab), и не видно совсем промежутка между стрелами (па kimcid drgyate 'ntaram)¹². Об этом говорится в различных местах эпического памятника, например: «И стрелы, выпущенные из лука Дроны, касающиеся (одна другой) у оперенных оснований, казались в воздухе одной сплошной стрелою» (М. IV.53.37)¹³; «И мы видели стрелы сына Бхарадваджи (Дроны) падающими, словно слившись одна с другой, и лук его также представлялся чудесным зрелищем, будучи непрерывно натягиваем до круга» (М. VII.66.26); «Выпущенные из лука сына Адхиратхи (Карны) стрелы, проносясь (по воздуху), казались одной длинной сплошной стрелою» (М. VII.114.30); «Благодаря прямым стрелам с золотым оперением, выпускаемым Бхимой, образовалась в небе непрерывная линия, которая казалась лучезарной, подобно золотой гирлянде» (М.VII.114.35). И еще: «Меж тем как Гхатоткача накладывал острые стрелы и метал их, словно сливавшиеся (в полете) одна с другой, были тогда звоном его лука перепуганы свои и чужие» (М. VII. 150.30)¹⁴.

III

Итак, большинство великих воинов — героев Махабхараты сражается на колесницах. Их схватка в битве обычно принимала форму поединка, в котором каждому из героев должен был противостоять достойный или даже превосходящий его противник, способный проявлять чудеса храбрости. При столкновении обоих противников, равным образом и в рукопашной схватке или в единоборстве голыми руками, по возможности соблюдалась этика ведения боя. Храбрость и стойкость, великодушие и благородство, чувство собственного достоинства и глубокое уважение к своим учителям и наставникам считались отличительными чертами героев-воинов. В сражениях, засвидетельствованных в Махабхарате, нередко происходили боевые схватки между учителем и учеником, в результате которых превосходство обычно оказывалось на стороне последнего. И перед началом поединка ученик всегда обращался сначала с приветствием к своему военному наставнику¹⁵.

Так, об Арджуне, который после тринадцатилетнего изгнания появляется неожиданно на своей колеснице перед войском кауравов, приготовившимся к сражению у города Вираты, Дрона, военный наставник кауравов и пандавов, говорит, восхищаясь своим любимым учеником: «А это стоит на колеснице превосходнейший из могучих воинов, лучший предводитель колесниц, он натягивает первейший из луков — гандиву, издающий звон (глубокий), как раскаты грома. Ибо эти две стрелы пролетели мимо моих ушей, (едва) коснувшись их. Окончив жительство в лесу (в изгнании) и совершив сверхчеловеческие подвиги, Партха приветствует меня и взывает к моему слуху» (М. IV.48.4—7)¹⁶. И еще пример. Когда Арджуна, по совету Кришны, должен был, уклонившись от Дроны, отправиться на битву с Джаядратхой, правителем Синдху, Дрона с усмешкой ему сказал: «Куда это ты направляешься, о Пандава! Не правда ли, что, не победив своего врага в сражении, ты не вернешься с поля?» (M.VII. 66.32). На что Арджуна достойно ему ответил: «Ты — мой наставник, а не враг! Я — ученик твой и поэтому подобен сыну твоему! Нет во всем мире такого человека, который смог бы победить тебя в бою!» (M.VII.66.33). Еще другой пример, говорящий о высоком благородстве Арджуны по отношению к своему учителю. Когда на головном участке боя сошлись на своих колесницах учитель и ученик, исполненные доблести, Партха, настигнув колесницу Дроны, радостно и с легкой улыбкой приветствует своего наставника и говорит ему примирительно мягким голосом такие слова: «Мы отбыли свой срок изгнания в лесу и хотим (теперь) отплатить (за обиды). Ты не должен никогда испытывать гнева против нас, о неодолимый в бою! Я не обрушусь на тебя, о безупречный, раньше, чем сам получу удар от тебя — таково мое намерение. Поэтому ты благоволи поступать, (как предпочитаешь сам)» (М. IV.53.14—17)¹⁷. Далее, когда в одном из сражений Арджуна ранил стрелами другого своего наставника Крипу и тот впал в обморочное состояние, опустившись на площадке своей колесницы, он сетует Кришне, раскаиваясь в своем предосудительном поступке. И при этом Арджуна напоминает Кришне о напутственных словах своего учителя, сказанных ему, когда тот обучал его искусству владения оружием: «Никогда, о Кауравья, не наноси удара по своему наставнику!» (М.VI 1.122.24).

IV

Многочисленные примеры, содержащиеся в нашем памятнике, свидетельствуют также о чувстве высокого воинского долга, которое было присуще прославленным воинам-героям. Успех сражения, решавшийся обычно в поединке, нередко зависел от того, к каким средствам и приемам, согласно этике ведения боя, прибегал каждый из противников. Наглядным примером высокой рыцарской чести может служить страшный поединок в который вступили ради решения злосчастной участи царевны Амбы два непревзойденных героя, овеянные славой, — брахман Рама, сын Джамадагни, и его достойнейший ученик, кшатрий Бхишма (М. V.179—186)¹⁸. Оба убежденные в своей правоте, они сражались жестоко, пренебрегая своей жизнью. Один отстаивал честь оскорбленной девушки, другой защищал нравственный закон своей касты¹⁹. После того как Рама первый выпустил в Бхишму три потока стрел, осадив его коней, тот сошел с колесницы и, отложив в сторону лук, пешком направился к Раме, чтобы с благоговением почтить своего высокого учителя. И приветствовав его, как должно, Бхишма обратился к нему с такими словами: «О Рама, равен ли ты мне или же превосходишь меня, я буду сражаться в битве с тобою, моим добродетельным наставником! Благослови же меня, о владыка, и пожелай мне победы!» (М. V.180.12—14)²⁰. На это довольный Рама ответил своему ученику: «Именно так, о лучший из рода Куру, должен действовать тот, кто желает преуспеяния! Ибо это закон для тех, кто сражается с более выдающимся, чем они сами. Я бы проклял тебя, если бы ты не подошел ко мне таким образом, о владыка народов! Сразись же в битве старательно, призвав всю стойкость свою, о Каурава! Однако я не могу пожелать тебе победы, ибо сам я стою здесь; чтобы победить тебя! Иди же и сразись справедливо! Я доволен поведением твоим!» (М. V. 180.15—17)²¹. В изнурительном поединке на колесницах, длившемся 23 дня (М. V.188.27), Рама оказался не в состоянии победить своего ученика. И когда Бхишма, сильно изнуренный, но не побежденный, подошел к Раме и приветствовал его, великий подвижник, улыбаясь, сказал ему с большой любовью: «Нет в этом мире равного тебе кшатрия, живущего на земле! Ступай теперь, о Бхишма, в этой битве ты доставил мне огромное удовольствие!» (M.V.186. 34-35)²².

Таким образом, приведенный нами пример свидетельствует не только о высоком благородстве, когда за оскорбленное достоинство одинокой девушки заступается прославленный герой, рискуя своей собственной жизнью. Он говорит также о достойных взаимоотношениях между учителем и учеником, об их глубоком уважении друг к другу и великодушии, даже когда они должны были вступить в страшный, решительный поединок друг с другом.

Другим примером высокой воинской чести может служить поединок между царем Джарасандхой, властителем Магадхи, и Бхимой, вторым из братьев пандавов. Царю Юдхиштхире, домогавшемуся положения великодержавного государя, мешал другой претендент, а именно Джарасандха. Будучи могущественным властителем, он покорил 86 царей и содержал их в заточении, собираясь принести в жертву богу Рудре-Шиве. Необходимо было поэтому устранить Джарасандху. Тогда Кришна, Бхима и Арджуна под видом странствующих брахманов-снатаков, проникнув в столицу Магадхи Гиривраджу, неожиданно предстают перед Джарасандхой (М.II.19.29—32)²³. И когда, отказавшись выполнить требование Кришны об освобождении томящихся у него в заточении царей, Джарасандха должен был вступить в единоборство голыми руками с одним из трех необыкновенных посетителей (коих имена Кришна тут же раскрывает) (М.II.20.6—24)²⁴, он избирает Бхиму, наиболее сильного из них. «О Бхима, — заявляет он, — я буду биться с тобою. Лучше быть побежденным превосходящим (противником)» (М.II.21.7)²⁵. И Джарасандха цо добровольному выбору вступил в единоборство с сильнейшим. Страшный поединок, длившийся 14 дней, решил его участь. И когда Джарасандха был убит, слава его не померкла. У индийцев и поныне хранится память об этом событии, и они даже показывают посетителям (чему свидетель и автор сих строк), приезжающим в Раджгир (древняя Гиривраджа), то место, где был убит царь Джарасандха²⁶.

Таким образом, по свидетельству Махабхараты, было долгом воинской чести для героя-воина, отличавшегося силой, храбростью и бесстрашием, выбирать себе достойного противника, который наделен такими же или даже превосходящими качествами. Ибо, сражаясь с более слабым противником, он встретил бы осуждение с обеих сторон и его ожидало бы бесславие.

Еще другим примером воинской чести, а равно высокого благородства, великодушия и гуманности является поступок престарелого Бхишмы, верховного военачальника войск кауравов. Бхишма, неодолимый в бою, соблюдал суровый обет безбрачия и дал зарок никогда не поднимать оружия против женщины или того, кто прежде был женщиной (М.V.169.16—20)²⁷. Во время поединка между ним и Арджуной последний оказался не в силах победить своего противника и, зная об обете Бхишмы, выставил впереди себя Шикхандина, царевича Панчалы, который родился девочкой и потом уже, по воле случая, стал мужчиной, обменявшись полом с полубогом — якшей Стхуной (M.V.192—193)²⁸. И Бхишма, верный своему обету, отказался применить против него оружие, ибо продолжал видеть в нем женщину²⁹. Благородством Бхишмы воспользовался Арджуна и пронзил его множеством стрел. Итак, прославленный герой Бхишма даже перед лицом смертельной опасности оказался верным высокому долгу воинской чести, в то время как его противник (хотя тоже прославленный герой) обнаружил в решающей схватке черты вероломства, совсем несовместимые с понятием рыцарской чести.

V

Наряду с этим мы наблюдаем у того же Арджуны, прибегшего к вероломству при сражении с Бхишмой, проявление истинного великодушия даже к сыну Духшасаны, убившего ударом палицы юного Абхиманью, его любимого сына, который храбро сражался один против шестерых могучих воинов-героев на колесницах (М.VII.48.12—14). Он не мстит ему, хотя и преисполнен неутешной скорби о безвозвратно погибшем юноше. Истинным виновником гибели своего сына, павшего жертвой шестерых непревзойденных воинов, Арджуна считает могущественного царя Джаядратху, правителя Синдху. И с глазами, полными слез, бросая взгляды словно безумный, он дает торжественную клятву, что завтра убьет Джаядратху (М. VII.51.20). И как непревзойденный стрелок из лука, в меткости не имеющий себе равных, Арджуна далее клятвенно заверяет: «На глазах у самого Дроны и всех его приверженцев, под горестные их причитания, я заставлю скатиться голову царя Синдху на землю!» (М.VII.53.33). А чтобы быть верным в исполнении своего высокого долга чести, он добавляет: «Если (завтра) солнце зайдет прежде, чем тот злодей будет убит (мною), тогда пусть тут же я войду в пылающий огонь!» (М. VII.54.37).

По свидетельству нашего памятника, клятвенное обещание считалось нерушимым и выполнить его надлежало непременно, тем более что в данном случае оно было связано с престижем воинской чести/Понимая это, Кришна, обеспокоенный необдуманным решением Арджуны, осуждает его. «Это, — говорит он, — был поступок весьма опрометчивый (с твоей стороны)! Не посоветовавшись со мной, ты взял (на себя) чрезмерно тяжкое бремя! Увы, как же мы избежим посмешища среди всех людей!» (М. VII.53.2—3). И в подтверждение своих опасений Кришна сообщает Арджуне об ответных мерах противной стороны, предпринятых для защиты правителя Синдху, которого будут охранять те шестеро могучих героев-воинов. Ведь не победив сначала их вместе с их приверженцами, к Джаядратхе невозможно будет подступить. Решив затем поразмыслить о подходящей для этого случая политике, Кришна входит в чертог Арджуны и, разостлав на полу великолепное ложе из священной травы дарбха, предлагает ему лечь, пожелав благополучия и счастья. Сам же Кришна отправляется в свой собственный шатер и, улегшись на своем ложе, обдумывает, какие меры необходимо предпринять (М. VII.56.6—15, 22). Обуреваемый сомнениями, он обращается к Даруке, своему вознице. Ибо даже сам Тысячеглазый (Индра) не осмелится один убить в бою Джаядратху, охраняемого Дроной. «Я поэтому, — говорит Кришна, — сделаю завтра так, что Арджуна, сын Кунти, убьет Джаядратху раньше, чем зайдет солнце!» (М. VII.56.22).

В это время Дхананджая (Арджуна), размышляя о клятвенном своем обещании, впал в забытье. И во сне является ему во всем своем блеске Кешава (Кришна), и, угадав его мысли, говорит ему: «Не повергай сердце свое в уныние, о Партха! Ибо время неодолимо!» (М. VII. 57. 6). Арджуна высказывает ему сомнение в возможности выполнить свою клятву, ибо этому будут препятствовать все лучшие воины кауравов вместе со всеми войсками. На' его сомнения Кришна напоминает ему об извечном и высочайшем оружии пашупата, при помощи которого Махешвара (Шива) убил в битве всех демонов-дайтьев. И если оно придет сегодня ему на память, то он сможет завтра убить Джаядратху. А чтобы узнать его, он должен прибегнуть мыслью к тому великому богу —• Махадеве. Тогда оба они — Кришна и Арджуна, восславив Шиву, прибегли к покровительству того божества. И Шива, довольный, даровал Арджуне для исполнения его клятвы страшное оружие пашупата, показав сначала, как пользоваться им (M.VII, 75—76, 79). Окрыленный чудесным сновидением, Арджуна твердо уверовал в свою победу. В жестокой схватке он пробивается сквозь ряды вражеских войск, охранявших правителя Синдху, и встречается с ним в поединке. И когда уже солнце быстро клонится к закату, Арджуна по совету Кришны отборной стрелою, освященной мантрами, сносит голову Сайдхаве (Джаядратхе) (М. VII. 121.30—33).

Таким образом, торжественная клятва Арджуны и, следовательно, долг его воинской чести, которой он столь дорожил, были выполнены, хотя условия и средства, способствовавшие успеху, облечены в мифологическую окраску.

Весьма интересным представляется то, что именно эта мифологическая окраска описанного здесь события носит в себе явные следы новой идеологической окраски нашего памятника. Как убедительно показал наш друг проф. Р. Н. Дандекар, особенно заслуживает внимания то, что хотя Махабхарата задумана в интересах вишнуизма (васудевизма-кришнаизма), — а сам Кришна представляется едва ли не как первое движущее лицо (primo motore) великого эпоса, — другой культ, который часто довольно выразительно прославляется в эпосе, есть культ Шивы³⁰.

Несколько иной, оригинальной точки зрения придерживается американский ученый Алф Хилтебейтл. Он считает, что «должно отвергнуть традиционную точку зрения о Махабхарате как о вишнуитской или кришнаитской сектантской поэме с шиваистическими интерполяциями³¹». Ибо, по его мнению, преобладающее настроение эпоса не имеет ничего общего с сектами. «Махабхарата,— заявляет Хилтебейтл,— является поэмой, где „все боги” деятельны в человеческом обличье, с Вишну — воплощенным в Кришне — во главе их, или в их „центре”, в то время как Шива остается типично отдаленным до того момента, когда он должен, после всех, получить свою долю и совершить свое дело³²».

Появление культа Шивы прослеживается и в другом контексте. Так, когда Арджуна сокрушал войска кауравов, он видел необыкновенного мужа с поднятым копьем (cula), который шествовал впереди него, не касаясь ногами земли, ярко сияя огненным блеском И куда бы он ни устремлялся с поднятым копьем, из которого исторгались тысячи других копий, всюду там Арджуна сокрушал своих врагов. Следуя по пятам его, Арджуна только сжигал войска, уже сожженные им (M.VII.172)³³. Это был, как объяснил потом Арджуне великий мудрец Вьяса, сам Рудра-Шива, великий бог — Махадева. Это он дал Арджуне различное оружие, при помощи которого им были убиты данавы. Это он оказывал всегда благосклоннность ему и Кришне. Здесь, таким образом, мы видим, что наряду с культом Вишну, преобладающим в Махабхарате, обнаруживаются явные признаки ее шиваизации.

VI

Наиболее ярким примером благородства и высокой воинской чести является герой Карна, внебрачный сын Кунти. Оскорбленный когда-то Бхишмой за восхваление своих собственных достоинств, Карна, сложив оружие, отвращается от битвы, подобно Ахиллесу, оскорбленному Агамемноном, и выступит в сражении вновь лишь когда тот успокоится навеки (M.V.61.13). Однако после того как в поединке с Арджуной Бхишма был вероломно сражен, Карна первый спешит к нему и с благоговением склоняется перед ним, в глубокой скорби приветствуя его (M.VII.3.7—8, 9—16). И он просит дозволения у Бхишмы выступить против их смертельного врага — Арджуны (M.VII.3.23). Обрадованный Бхишма благословляет его на битву и обращается к нему с просьбой быть предводителем войск кауравов (М.VI 1.4.8—12). «Веди кауравов на битву, — говорит он Карне, — даруй победу Дурьйодхане!»(М.VII.4.9). Но на обращение Дурьйодханы назвать воина, достойного предводительствовать войсками, благородный Карна предлагает назначить на этот высокий пост престарелого Дрону, их общего военного учителя и наставника (М. VII.5.16—20). Здесь мы наблюдаем у Карны преданность высокому долгу чести и глубокое уважение и верность своим наставникам.

Верность Карны воинскому долгу чести обнаруживается и в других его поступках. Так, на просьбу Кунти взять на себя по йраву перворожденного сына бремя власти во всем наследственном царстве (таким путем можно было бы предотвратить братоубийственную войну и достигнуть союза с его родными братьями вместе с Арджуной) Карна, преисполненный благородства, отказывается, ибо ему предстоит сразиться в поединке с Арджуной (ОД. V.144.4—10)³⁴. Иначе кшатрии могут сказать, что он согласился на это из страха в канун великой битвы. К тому же он не может оказаться неблагодарным к сынам Дхритараштры за все их благодеяния и должен отплатить им добром (Там же, шл. 11—17)³⁵. Однако, не желая сделать просьбу Кунти напрасной, Карна, верный долгу воинской чести, дает обещание своей матери щадить в битве всех ее сыновей, кроме Арджуны. Их всегда у нее будет пятеро: «... либо без Арджуны, но вместе с Карной, либо с Арджуной, но без Карны убитого» (Там же, шл. 20—22)³⁶. И Карна сдержал свое слово. В поединке с Бхимасеной, когда тот остался безоружным, Карна, вспоминая о просьбе Кунти, пощадил Бхиму и не лишил его жизни, лишь только, коснувшись его кончиком своего лука, пристыдил его оскорбительными словами (М. VII.114.67, 69—80). Точно так же он поступил при встрече в поединке с Сахадевой, младшим из пятерых братьев-пандавов. И не причинив ему вреда, Карна только сказал ему в напутствие: «Не сражайся, о герой, в битве с воинами на колесницах, превосходящими тебя! Сражайся с равными себе, о сын Мадри! Не сомневайся же в словах моих!» (М. VII.142.14). Таким образом, Карна не нарушил своего слова, оставшись верным своему воинскому долгу чести. Впоследствии, когда в поединке с Арджуной Карна был вероломно убит, у Кунти осталось пятеро сыновей.

Благородство и верность Карны высокому долгу чести проявляются и в другом случае, когда он великодушно отказывается от аналогичного предложения Кришны (чье посольство к кауравам с предложением мира закончилось безуспешно) занять царский престол, став верховным правителем по праву старшего брата Юдхиштхиры (М. V.138.6—15)³⁷. Памятуя о благодеяниях Дурьйодханы и испытывая глубокую благодарность к нему, Карна так объясняет свой отказ: «Не из-за (угрозы) смерти или ввиду родственных уз, не из страха или корысти, о Джанардана, не могу я проявить несправедливости по отношению к мудрому сыну Дхритараштры. Если я не выйду теперь на единоборство с Савьясачином, то это принесет бесславие нам обоим, о Хришикеша, — и мне и Партхе!» (М. V.139.17-19)³⁸.

Если говорить о Махабхарате в целом, то в отличие дт Артхашастры — трактата Каутильи, в котором рекомендуются все виды хитростей и вероломства ради достижения победы, наша эпическая поэма придерживается более высоких идеалов³⁹.

Приведем несколько примеров. При поединке между Бхагадаттой, царем Прагджьйотиши, и Арджуной первый, окутав Арджуну и Кришну, правившего колесницей, густой сетью стрел, побудил тогда своего слона на их убийство. Но при виде того разъяренного слона, надвигавшегося словно сама смерть, Джанардана (Кришна) поспешно сделал поворот колесницей слева направо от слона. «Хотя и представился ему, — как свидетельствует памятник, — удобный случай (sampraptam api ... paravrttam) убить огромного слона вместе с седоком, но все же Дхананджая не захотел воспользоваться им, помня о правилах честного боя» (М. VII.27.29). И далее. В пылу сражения, «помня о добрых обычаях воина (yodha-vrata), Арджуна не убивал тех из нападавших воинов, которые падали или отвращались от битвы» (М. VII.31.48).

И еще пример. Когда после страшного ночного побоища наступило утро и при восходе солнца битва между войсками кауравов и пандавов возобновилась снова, произошло сражение между четырьмя воинами со стороны кауравов (Критаварманом и тремя его единоутробными братьями) и тремя воинами со стороцы пандавов (Дхриштадьюмной и близнецами Накулой и Сахадевой). Наш памятник словами возницы Санджайи, обращенными к слепому царю Дхритараштре, так описывает это сражение: «С чистой душою и безупречного поведения, о царь, имеющие в виду достижение неба, они сражались согласно справедливым приемам (агуат yuddham akurvanta), желая победить друг друга. Благородного происхождения и безупречные в своих действиях, наделенные большой мудростью, те повелители людей сражались в битве справедливым способом (dharma-yuddham ayudhyanta), предусматривая для себя высочайший путь (в потусторонний мир). И не было там ничего несправедливого в битве и не применялось оружия, которое считалось бы недозволенным. Ни стрел с зубчатым острием, ни в виде стрекал, ни смазанных ядом, ни стрел со свободно прикрепленным наконечником, (вонзаемых в паховые места), не применялось там. Ни стрел с колючкообразными остриями, ни стрел, сделанных из черного железа, ни сделанных из костей быков и слонов, ни стрел с двумя остриями, ни с заржавленным острием, ни стрел, летящих извилисто, также не было там в употреблении. Все те (герои) применяли лишь простое и незапятнанное оружие и жаждали достичь себе славы и потусторонних миров, сражаясь справедливо. И та битва, которая происходила между твоими четырьмя воинами и тремя со стороны пандавов, была свирепой и яростной, но лишенной всяческих порочных сторон (sarvadosa-vivarjitam)» (М. VII.164.9—14).

Приведенный нами текст эпического памятника, являющийся несомненно отражением существовавшего некогда положения вещей, свидетельствует о том, что правила ведения войны диктовались благородными, гуманными чувствами, хотя эти правила, очевидно, являлись идеальными и в действительности не строго соблюдались. Но, как мы видим, герои-воины Махабхараты в сражениях и при встречах в поединке, верные высокому долгу воинской чести, старались придерживаться справедливых, узаконенных традицией правил битвы.

VII

Однако, по свидетельству того же памятника, человечные и рыцарские правила ведения боя часто нарушались. И это говорит о реальном положении вещей, которое было далеко не идеальным, как это обычно воспевалось в эпосе или предписывалось в законодательных книгах⁴⁰.

Кроме упомянутого уже выше примера сокрушения Бхишмы при помощи вероломного средства, когда Шикхандин был использован как «живой щит⁴¹», приведем еще несколько других. Так, во время жаркой схватки между Бхуришравасом, сыном Сомадатты; и Сатьяки, сторонником пандавов, когда оружие их иссякло, они вступили в единоборство голыми руками. И вот, ударив уже изнеможенного Сатьяки, Бхуришравас поверг его на землю. Извлекши затем из ножен меч, он хватает его за волосы и ударяет ногою в грудь (М. VII.117.53). Но тут Арджуна, по совету Васудевы (Кришны), сам будучи незамеченным, отсекает своей стрелой Бхуришравасу руку с зажатым в йей мечом (Там же, шл. 62). И Бхуришравас тогда порицает Партху в посрамляющих словах за его столь недостойнейший поступок (М. VII.118.4—5). Он говорит: «Ты конечно ведь в этом мире наиболее осведомлен в законе своей касты, нежели другие. Так зачем же тогда ты отсек в сражении (руку) воину, не сражавшемуся с тобою? Благородные никогда не ударяют того, кто невнимателен, кто сильно напуган, или того, кто лишен колесницы или просит (пощады или защиты), или того, кто находится в бедственном положении! Так зачем же тогда совершен тобою, о Партха, этот весьма недостойный поступок, пристойный лишь для самых низменных и совершаемый только людьми недобрыми?» (Там же, шл. 7—9).

В ответ Арджуна напоминает о своем обете, что ни один из его сторонников не может быть убит никем, пока он будет находиться в пределах досягаемости его стрел (Там же, шл. 23—24). Он поясняет Бхуришравасу, что, не зная о нравственном законе, не подобает осуждать другого. «Ведь то, что я отсек тебе руку, — заявляет он, — в то время как ты, хорошо вооруженный в сражении, собрался уже убить (безоружного) героя из общины Вришни, нисколько не предосудительно для закона нравственности! Но, (с другой стороны), кто здесь из людей справедливых, о братец мой, не одобрил бы убийства Абхиманью, сущего ребенка, лишенного колесницы, без доспехов и с оружием, выбитым (из рук)?» (Там же, шл. 25—26). Возмущенный поведением Арджуны, несчастный Бхуришравас в знак протеста бросает ему левой рукою отрубленную правую руку (Там же, шл. 27). И тогда Сатьяки, довершая жестокий поступок Партхи, отсекает Бхуришравасу голову своим мечом, хотя тот, сидя на поле брани, приготовился уже умереть согласно обету отшельничества — прая (Там же, шл. 36).

Другим примером нарушения этических норм ведения боя, а следовательно, и долга воинской чести может служить история гибели Дроны, верховного военачальника кауравов. Когда войска пандавов терпели гибельный урон от Дроны, который не мог быть побежден в сражении даже самим Сокрушителем Вритры (Индрой), Кришна решил пойти на хитрость и распространить намеренно ложный слух о гибели его сына — Ашваттхамана. И он советует Арджуне: «Отбросив справедливость, о Пандава, следует теперь придумать такой хитроумный замысел (yogah) для одержания победы, чтобы (Дрона), обладатель золотой колесницы, не убил нас всех в сражении! После того как будет убит (его сын) Ашваттхаман, он уже не будет сражаться — таково мое мнение. Пусть какой-нибудь человек поэтому скажет ему, что Ашваттхаман убит в сражении!» (М. VII.164.68—69).

Тогда Бхима, убив палицею в своем войске слона, тоже по кличке Ашваттхаман, громогласно возвестил вблизи Дроны, что убит Ашваттхаман. Дрона, имея в виду своего сына и будучи уверен в его непобедимости, сначала не поверил словам Бхимы. Но потом, мучимый сомнениями, обратился за подтверждением услышанного к Юдхиштхире, царю справедливости, глубоко веря, что он никогда не скажет неправды даже ради владычества над тремя мирами (Там же, шл. 95). Но в это время Говинда (Кришна), указывая на серьезную, грозящую от Дроны опасность и поясняя свой замысел, говорит Юдхиштхире: «(При таких обстоятельствах) ложь должна быть выше правды! Говорящий неправду ради спасения жизни не получает соприкосновения с грехом, вызванным, неправдой!» (Там же, шл. 99). И Юдхиштхира тогда, под влиянием слов Кришны, приблизившись к Дроне, подтверждает ложный слух: «Тот, ради кого ты носишь оружие и на кого взирая ты живешь, тот неизменно любимый сын твой —Ашваттхаман повержен!» (М. VII.165.116). Услышав эту печальную ложную весть из уст самого царя справедливости, могучий Дрона впал в глубокое уныние и, сдерживая мощь своего дивного оружия, не мог уже сражаться как прежде. И когда Дрона, поняв, что участь его решена, оставил свое оружие и всецело предался йоге, чтобы умереть согласно обету прая, Дхриштадьюмна, царевич Панчалы, безжалостно отсекает ему мечом голову (Там же, шл. 47, 123).

Таким образом, моральная ответственность в гибели Дроны падает на Юдхиштхиру, царя справедливости, который оказался виновным в злой игре с правдой (как и в случае поражения Бхишмы, где он был виновен в злоупотреблении обетом), хотя одна из его царских обязанностей состояла в том, чтобы разгадывать часто загадочный характер «тончайшей (suksma) дхармы⁴²». Суммируя поведение Юдхиштхиры как в случае поражения Бхишмы, так и гибели Дроны, проф. Хилтебейтл говорит: «Это показывает главную суть: что, подобно способу, каким он причинил смерть Бхишме злоупотреблением обетом (by a misuse of the vow), Юдхиштхира убивает Дрону злоупотреблением правдой (by a misuse of the truth) — в этом случае подлинной ложью⁴³».

Подобные нарушения этики ведения боя, нашедшие отражение в нашем памятнике, едва ли могли служить свидетельством воинской доблести и высокой чести героя!

VIII

Этими примерами не ограничиваются нарушения рыцарских правил ведения боя, несовместимые с понятием воинского долга чести. Тот же прославленный герой Арджуна, которому удалось вероломным путем сразить Бхишму, еще перед началом великой битвы предупреждает Дурьйодхану через его посла Улуку, что, назначив престарелого Бхишму предводителем своих войск, пусть он не надеется, что пандавы пощадят сына Ганги из жалости к нему. «(Но знай), о сын Дхритараштры, — заявляет Арджуна, — я убью на глазах у всех лучников первым Бхишму, на чью полагаясь силу ты так хвастаешься!» (М. V.160.8)⁴⁴. Тот же Арджуна в сражении при городе Вираты убил десятью стрелами возницу могучего воина Шатрунтапы (М. IV. 49.12)⁴⁵ и затем одной из стрел с серповидным наконечником отделил голову возницы Крипы от туловища (М. IV.52.21)⁴⁶. А его ближайший соратник Сатьяки, внук Шини, тоже в пылу битвы отсек стрелою голову вознице царя Аламбусы (М. VII.115.18). Также Бхима стрелою с серповидным острием отправил в обиталище Ямы возницу Карны (М. VII.104.27). Далее, в поединке на колесницах между Духшасаной и Сахадевой первый ринулся на своего противника со стремительной быстротой. «Но тут сын Мадри (Сахадева), сокрушитель врагов, — как свидетельствует сам памятник, — быстро отсек стрелою с серповидным острием украшенную тюрбаном голову возницы напавшего на него противника» (М. VII.163.2).

Все эти случаи, не раз встречающиеся в Махабхарате, считаются недозволенными с точки зрения тогдашней этики ведения боя, ибо трактат «Вриддха-шанкха» прямо говорит, что воин не должен убивать ни женщину, ни слониху, ни возницу, ни певца, ни брахмана⁴⁷. Однако наблюдаются и другие, более коварные случаи. Так, непревзойденный герой Карна, всегда отличавшийся исключительной честностью и благородством, был сражен вопреки всем правилам военной этики — когда сошел с колесницы и был безоружен⁴⁸. Еще заранее между Юдхиштхирой и царем мадров Шальей было решено, что последний станет возницею Карны в предстоящем его поединке с Арджуной и будет давать ему советы, противоречивые и пагубные для него, чтобы его легко можно было убить (М. V.8.29—31)⁴⁹. Об этом Кришна прямо говорит Арджуне: «А ведь представится один удобный случай для его убиения. Когда колесо его колесницы погрязнет в рытвине, ты, действуя особенно внимательно, должен будешь убить его, оказавшегося в бедственном положении, в то время как сам он будет вовсе невнимателен» (М. VII.155.28). И когда во время поединка колесо колесницы Карны действительно завязло в рытвине, а сам Карна, «почти уже побежденный» из-за бедственного своего положения, был озабочен тем, чтобы высвободить колесо, он, по совету Кришны, был убит Арджуной. Об этом напоминает Кришне Дурьйодхана (М. IX.60.36)⁵⁰, перечисляя все нечестивые его поступки (Там же, шл. 27—38), когда сам он лежал смертельно раненный Бхимой, получив (тоже по совету Кришны) предательский удар палицей по бедру, хотя правила сражения на палицах (gadhayuddha) запрещали наносить удар «ниже пупа» (adho nabhya.h) (Calyaparva, 59.6)⁵¹. Ведь если бы с Дурьйодханой и другими непревзойденными героями сражались в битве справедливым и честным способом, то несомненно на стороне Кришны не было бы победы (М. IX.69.37).

Кришна, обвиненный в этих поступках, отвечает резко. И единственное возражение, которое он делает, состоит в том, что Дурьйодхана тоже был виновен в многочисленных нарушениях нравственного долга и рыцарских правил ведения войны⁵². Он говорит (Там же, шл. 57—62), что все четверо могучих воинов (Бхишма, Дрона, Карна и Бхуришравас), упомянутые Дурьйодханой, а также сам Дурьйодхана, чрезвычайно ловкие во владении оружием, проявлявшие высочайшую доблесть в сражении, были благороднейшими и непревзойденными героями и считались в мире атиратхами. Их невозможно было убить в бою, сражаясь честным и справедливым способом, даже самим богам — хранителям мира⁵³. «Мною, поэтому, о повелители людей, — заявляет Кришна, — были применены эти хитроумные средства. Иначе пандавам никогда не досталась бы победа! <...> Когда враги становятся слишком многочисленными, их должно уничтожать вероломным путем и любыми хитроумными средствами» (Там же, шл. 58—61).

IX

Аналогичные действия Кришны и его объяснения наблюдаются и в других местах Махабхараты. Они, по свидетельству самого памятника, согласуются с той ролью, какую в эпосе играл Кришна в качестве военного советника пандавов, мудро направлявшего (тактически и стратегически) ход сражения между ними и кауравами и обеспечивавшего в критические минуты победу пандавам. Приведем несколько примеров. Когда сильно израненный и глубоко пронзенный стрелами Арджуны Бхагадатта, могущественный царь Прагджьйотиши, проникнувшись гневом, освятил мантрами стрекало, обратив его в небесное оружие вайшнава, и метнул его ь грудь Пандавы, это всесокрушающее оружие, выпущенное Бхагадаттой, Кешава (Кришна), прикрыв собою Партху, перехватил своею грудью (М. VII, 28.16, 17). Приунывший душою Арджуна вопрошает тогда Кешаву: «О Джанардана, ты (обещал мне прежде), что, не сражаясь сам, ты будешь только править моими конями! Заверив так, о Лотосоглазый, зачем же ты не сдерживаешь своего обещания?» (Там же, шл. 19). И Кришна тогда рассказывает о тайной истории, связанной с оружием вайшнава (Там же, шл. 22—33). Таким образом, поступком Кришны Арджуна был спасен от смертельного оружия. «Поэтому, — заключает Кришна, — ради тебя оно было мною обезврежено, и пришлось для этого нарушить (свое обещание). Могучий асура теперь лишен того высочайшего оружия!» (Там же, шл. 34). И Кришна повелевает Арджуне убить своего врага, неодолимого в бою, — Бхагадатту. И внемля повелению Кришны, Арджуна убивает сначала огромного слона длинной железной стрелой, а затем и царя Бхагадатту, пронзив ему грудь прямой стрелой с наконечником в виде полумесяца (Там же, шл. 37—41).

Кришна, допустивший убийство Гхатоткачи Карной при помощи дротика, сам перечисляет Арджуне на его удивленный вопрос все случаи убийства или устранения с применением хитроумных и вероломных средств правителей и героев (Джарасандхи, Шишупалы, Экалавьи, Хидимбы, Алаюдхи и др.), могущих соперничать с Арджуной. Все эти различные хитроумные средства были допущены Кришной ради блага самих пандавов. «Ведь без применения хитроумных средств, — поясняет Кришна, — их невозможно было победить в бою даже самим богам. Ведь каждый из них поодиночке смог бы, о Партха, сражаться в битве со всем воинством богов, защищаемых хранителями мира!» (М. VII. 156.6—7)⁵⁴. Еще раньше Кришна удерживал Арджуну от вступления его в поединок с Карной, считая это преждевременным. Он так объяснял Арджуне: «Пока же, однако, я не считаю, о безупречный, своевременной твою встречу с сыном возницы в сражении! Ведь сверкающий дротик, подобный могучему метеору, данный Васавой, находится еще при нем! И ведь ради тебя, о могучерукий, он принимает (теперь) страшный вид!» (М. VII. 148.33—34).

Эту же самую мысль Васудева-Кришна поясняет Сатьяки (Ююдхане), отвечая на его вопрос, почему он (Кришна) предался бурному восторгу после убиения Гхатоткачи (сына Бхимы, который сражался на стороне пандавов). Он всегда оберегал Арджуну, первейшего воина пандавов, и всячески противился его поединку с Карной, всегда сбивая последнего с толку, пока тот владел неотвратимым дротиком, данным ему Шакрой (Индрой). По этой причине Кришна послал против Карны ракшаса Гхатоткачу, которого тот мог убить, лишь применив свой дротик, действующий только однажды. Таким образом, с гибелью Гхатоткачи дротик Карны был обезврежен и Арджуне уже не грозила неминуемая гибель в предстоящем поединке с Карной. «Поэтому, — заключает Кришна, — увидев, что тот дротик обезврежен, (будучи применен) на Гхатоткаче, о бык из рода Шини, я считаю Дхананджаю сегодня избавленным из пасти самой Смерти ... Поэтому этот бурный восторг, о Ююдхана, и проявился у меня сегодня, когда я увидел сына Притхи Дхананджаю словно возвратившегося после смерти. Поэтому-то и был мною послан ракшас к Карне для битвы! Ибо никто другой не был способен противостоять ночью Карне в сражений!» (М. VII.157.39, 42—43). Как уже было нами показано выше, в поединке с Арджуной Карба был, по совету Кришны, убит вероломным путем.

Суммируя, таким образом, приведенные здесь рассуждения Кришны, коими он обосновывает свои действия, можно заключить, что они, как это представляется в Махабхарате, весьма плохо соответствуют выдвижению какой-либо истинно нравственной доктрины, ярым поборником которой являлся Бхишма, другой наиболее чтимый персонаж эпоса. Последний на протяжении всей своей долгой благочестивой жизни всегда являл примеры высокой нравственйости, благородства, неотразимой доблести⁵⁵. Что же касается поведения Кришны, то в каждом отдельном случае при критическом положении военных действий его поразительный совет дает возможность выигрывать очередной день сражения при помощи изощренного средства, примененного столь изворотливо, что это не доогло не застать врасплох противника⁵⁶. И в этом состоит его новая политическая этика, которая настоятельно требует безотлагательного достижения конечной цели, коль она считается справедливой, любыми средствами, даже если эти средства иногда и представляются не столь правильными. Это сближает ее с учением трактата Каутильи, жившим несколько позже⁵⁷, ибо она пропитана рассчитанным вероломством Артхашастры⁵⁸. И она, эта новая политическая этика Кришны, находит свое яркое выражение в удивительной его двойственной роли, которую он играет в Махабхарате в качестве военного советника пандавов, обеспечивая им победу.

Итак, если говорить о Махабхарате в целом, то в отличие от Артхашастры Каутильи, который в этом своем трактате о государственном устройстве рекомендует все виды хитростей и вероломства ради достижения победы, первая придерживается более высоких идеалов. Однако, с другой стороны, хотя в Шантипарве (Книга об умиротворении. М. XII. 95.17—18) и заявлено, что лучше умереть, сражаясь в соответствии с правилами закона, нежели достичь победы недозволенными средствами⁵⁹, мы все же в Махабхарате находим описание недозволенных и вероломных приемов ведения боя, которые допускались главными ее героями — пандавами, а также самим Кришной, их военным советником⁶⁰, чья двойственная роль обнаруживается здесь со столь поразительной ясностью.

В равной степени это относится и к воинскому кодексу чести в Махабхарате. Он также складывался здесь прежде всего из соображений высоких этических норм, отвечающих благородным чувствам человечности и духу рыцарства. Однако в целях достижения победы любыми средствами эти нормы нередко нарушались⁶¹. Такова оборотная сторона как высоконравственной этики ведения боя, так и высокого воинского долга чести в Махабхарате. Следовательно, все это является скорее правдивым отражением в самом эпосе того положения вещей, которое было в действительности⁶².

1 Настоящая статья представляет значительно расширенный и переработанный вариант доклада для V Всемирной конференции по санскриту в Варанаси (октябрь 1981 г.). Основные положения доклада были прочитаны автором на заседании сектора Древнего Востока Л О ИВ АН СССР 2 февраля 1981 г., посвященном памяти академика В. В. Струве.

2 Kane Р. V. History of DharmaSastra: Ancient and medieval religious and civil law. Poona, 1946. Vol. 3. P. 210. См. также: Кальянов В. И. Некоторые военные вопросы в древнеиндийском эпосе // Махабхарата. Книга четвертая: Виратапарва, или Книга о Вирате / Пер. с санскрита и коммент. В. И. Кальянова; Отв. ред. акад. В. В. Струве. Л., 1967. С. 152 и след. (Сер. «Литературные памятники»). В дальнейшем — Виратапарва.

3 Kane Р. V. Op. cit. Р. 209; Кальянов В. И. Некоторые военные вопросы в древнеиндийском эпосе. С. 153.

4 Кальянов В. И. Махабхарата о военной этике // Санскрит и древнеиндийская культура: Сб. ст. и сообщ. сов. ученых на IV Всемирн. конф. по санскриту в Веймаре (май 1979). I. М., 1979. С. 232.

5 Kane Р. V. Op. cit. Р. 209. См. также: Ильин Г. Ф. Военное дело в древней Индии // Культура древней Индии. М., 1975. С. 398.

6 Kosambi D. D. Social and economic aspects of the Bhagavad Clta // J. Econ. and Soc. Hist. Orient. Leiden, 1961. Vol. 4, pt 2. P. 199.

7 Reddy Y. Gopal, Anantapur (A. P.): The art of war-fare under the Kakatlyas of Warangal // J. Orient. Inst. 1969. Vol. 19, N 1—2. P. 124, 126.

8 См. об этом: Кальянов В. И. Некоторые военные вопросы в древнеиндийском эпосе. С. 147.

9 The Mahabharata. Vol. 8—9: The Dronaparvan, being the seventh book of the Mahabharata, the great epic of India. 1st time crit. / Ed. by Sushil Kumar De. Poona, 1958. Здесь и далее римская цифра обозначает книгу, арабские — главу и шлоку.

10 Kosambi D. D. Op. cit. P. 199.

11 The Mahabharata. Vol. 5: The Virataparvanj being the fourth book of the Mahabharata, the great epic India. 1st time crit. / Ed. by Raghu Vira. Poona, 1936. Рус. пер.: Виратапарва. С. 71.

12 См. об этом подробно: Кальянов В. И. Некоторые военные вопросы в древнеиндийском эпосе. С. 148—151.

13 Виратапарва. С. 91 и след.

14 В приведенных нами примерах, таким образом, выступает совершенно отчетливо идея непрерывной стрельбы. Изображенная здесь картина непрерывного полета стрел напоминает известное многим из опыта Великой Отечественной войны тягостное зрелище полета трассирующих пуль, летящих сплошным потоком в виде светящейся пунктирной линии. В этой картине, как нам представляется, можно усмотреть приукрашенную древней индийской фантазией идею автоматического оружия, появившегося лишь много веков спустя (подробнее см.: Кальянов В. И. Некоторые военные вопросы в древнеиндийском эпосе. С. 150).

15 Кальянов В. И. Махабхарата о военной этике. С. 233.

16 Виратапарва. С. 83.

17 Там же. С. 90.

18 The Mahabharata. Vol. 6: The Udyogaparvan, being the fifth book of the Mahabharata, the great epic of India. 1st time crit. / Ed. by Sushil Kumar De. Poona, 1940. Рус. пер.: Махабхарата. Книга пятая: Удьйогапарва, или Книга о старании / Пер. с санскрита и коммент. В. И. Кальянова; Отв. ред. чл.-кор. АН СССР М. Н. Боголюбов. Л., 1976. С. 348—386. (Сер. «Дитературные памятники»). В дальнейшем — Удьйогапарва.

19 Kalyanov V. I. The image of the Indian woman in the Mahabharata // Ann. Bhandarkar Orient. Res. Inst. (Diamond Jub. Vol.). Poona, 1977—1978. P. 172f. См. также: Кальянов В. И. Образ индийской женщины в Махабхарате // Литературы Индии: Статьи и сообщения. М., 1979. С. 19—22.

20 Удьйогапарва. С. 351.

21 Там же.

22 Там же. С. 361.

23 The Mahabharata. Vol. 2: The Sabhaparvan (pt 1—2), being the second book of the Mahabharata, the great epic of India. 1st time crit. / Ed. by Franklin Edgerton. Poona, 1943—4944. Рус. пер.: Махабхарата. Книга вторая: Сабхапарва, или Книга о собрании / Пер. с санскрита и коммент. В. И. Кальянова; Отв. ред. акад. ЛитССР Б. А. Ларин. М.; Л., 1962. С. 47. (Сер. «Литературные памятники»). В дальнейшем — Сабхапарва.

24 Сабхапарва. С. 48 и след.

25 Там же. С. 50.

26 Кальянов В. И. Махабхарата о военной этике. С. 235.

27 Удьйогапарва. С. 333 и след.

28 Там же. С. 370 и след.

29 Kalyanov V. I. The image of the Indian woman in the Mahabharata. P. 172f. См. также: Кальянов В. И. Образ индийской женщины в Махабхарате. С. 21 и след.

30 Dandekar R. N. Vaisnavism and Saivism // Ramakrishna Gopal Bhandarkar as an Indologist: Symp. / Ed. R. N. Dandekar. Poona, 1976. P. 77.

31 Hiltebeitel Alf. The ritual of battle: Krishna in the Mahabharata. Ithaca; London, 1976. P. 355f.

32 Ibid.

33 См. также об этом: Dandekar R. N. Op. cit. P. 77f.

34 Удьйогапарва. С. 286.

35 Там же. С. 286 и след.

36 Там же. С. 287. См. также: Калъянов В. И. Махабхарата о военной этике. С. 273.

37 См. об этом подробно: Кальянов В. И. Некоторые вопросы внешнеполитических воззрений в древнеиндийском эпосе // Удьйогапарва.

38 Там же. С. 416.

39 Кальянов В. И. Некоторые военные вопросы в древнеиндийском эпосе. С. 153.

40 Кальянов В. И. Махабхарата о военной этике. С. 238.

41 Kosambi D. D. Op. cit. P. 209.

42 Hiltebeitel Alf. The ritual of battle. P. 247f.

43 Ibid. P. 252.

44 Удьйогапарва. С. 318.

45 Виратапарва. С. 85.

46 Там же. С. 89.

47 Kane P. V. Op. cit. P. 210.

48 Kosambi D. D. Op. cit. P. 209.

49 Удьйогапарва. С. 18.

50 The Мahabnarata. Vol. 11: The Salyaparvan, being the ninth book of the Mahabharata, the great epic of India. 1st time crit. / Ed. by Ramachandra Narayan Dandekar. Poona, 1961.

51 См. об этом также: Kane P. V. Op. cit. P. 210; Кальянов В. И. Некоторые военные вопросы в древнеиндийском эпосе. С. 153 и след.

52 Kane Р. V. Op. cit. Р. 211; Кальянов В. И. Там же.

53 См. об этом также: Kosambi D. D. Op. cit. P. 209.

54 См. об этом также: Кальянов В. И. Махабхарата о военной этике. С. 239.

55 Kosambi D. D. Op. cit. P. 209.

56 Ibid.

57 Dandekar R. N. Op. cit. P. 47. См. также: Kalyanov V. I. On Krsna's diplomatics in the M aha bha rata // Indologica Taurinensia: Offic. Organ Intern. Assoc. Sanscrit Studies. Vol. 7 / Dr. Ludwik Sternbach Felicit. Vol. Pt. 1. Torino (Italy), 1979. P. 307.

58 Kosambi D. D. Op. cit. P. 209.

59 Kane Р. V. Op. cit. Р. 209.

60 См. об этом также: Бэшем А. Чудо, которым была Индия: Пер. с англ. М., 1977. С. 136.

61 Кальянов В. И. О воинском кодексе чести в Махабхарате // Тез. докл. и сообщ. сов. ученых к V Междунар. конф. по санскритологии. М., 1981. С. 111.

62 Кальянов В, И. Махабхарата о военной этике. С. 241. См. также: Kalyanov V. I. On the military code of honour in the Mahabharata // Amrtadhara, Prof. R.. N. Dandekar Felicit. Vol./ Ed. S. D. Joshi, Delhi (India), 1984. P. 194.